Марк Твен - Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)

В общем, погребальная служба получилась хорошая, но малость длинноватая и утомительная, в нее еще и король встрял и понес обычную его ахинею, однако, в конце концов, служба завершилась, и к гробу стал подбираться с отверткой в руке похоронщик. Я аж вспотел и глаз с него не сводил. Но нет, в гроб он соваться не стал — просто надвинул, как смог тихо, крышку и привинтил ее быстро и крепко. Вот вам и здрасьте! Теперь я и вовсе не знал, там деньги, не там. И говорю себе, допустим, кто-то втихаря слямзил мешок, — и что же я теперь Мэри Джейн напишу? Ну, раскопает она могилу и ничего в гробу не найдет, — что она обо мне подумает? Проклятье, говорю я, на меня ж тогда охоту объявят, а после в тюрьму упекут; нет уж, самое для меня правильное — затаиться и молчать в тряпочку; в хорошенькую я историю впутался: хотел сделать как лучше, а сделал в сто раз хуже, надо было оставить все как есть и не лезть в это дело!

Гроб зарыли, все разошлись по домам, и я опять начал к лицам приглядываться, никак успокоиться не мог. Но так ничего и не выглядел, ни одно лицо ни о чем мне не говорило.

Вечером король по гостям ходил — произносил сладкие речи, дружелюбие изображал и объяснял всем и каждому, что в Англии его ждет не дождется паства, так что ему необходимо побыстрее уладить все имущественные дела и возвратиться назад. Очень он жалел, что приходится так спешить, да и другие все тоже жалели, им хотелось, чтобы он подольше пожил в городке, ну да что ж тут поделаешь, говорили они, — ничего, мы понимаем. А еще король уверял всех, что он и Уильям заберут, разумеется, племянниц с собой, и всех страшно радовало, что девушки будут так хорошо устроены и смогут жить с родственниками и забот никаких не знать, и упрашивали короля поскорее все распродать, тогда девочки сразу смогут уехать с ним. Да и сами бедняжки были до того довольны и счастливы, что у меня просто сердце щемило, — я же понимал, что им врут, обманывают их, а вмешаться и изменить общее настроение не мог.

Ну вот, и будь я проклят, если король мигом не назначил время аукциона, с которого он собирался продать и дом, и негров, и прочую собственность — через два дня после похорон; впрочем, каждый желающий мог купить что угодно и частным порядком, без аукциона.

В результате, на следующий день после похорон, около полудня, радости девушек был нанесен первый удар. Откуда ни возьмись появились двое работорговцев, и король продал им домашних негров по разумной цене, с оплатой чека по истечении трех дней — так это называлось, — и негров увезли: двух братьев вверх по реке, в Мемфис, а их мать вниз, в Орлеан. Я думал, у бедных девочек и негров сердца разорвутся от горя, уж так они плакали, так сокрушались, я и сам чуть не заболел, на них глядя. Девушки говорили, что они и в мыслях не имели разделять семью да и вообще продавать негров в другие города. А картина, которую я увидел тогда, — несчастные девушки и негры обнимают друг дружку и ревут в голос, — въелась в мою память, видать, уже навсегда. Я бы, наверное, не выдержал и вмешался бы, и вывел двух бандитов на чистую воду, кабы не знал, что продажа негров незаконна и они через пару недель возвратятся домой.

В городе эта история наделала немало шума, многие прямо говорили, что разлучать вот так вот мать с детьми просто-напросто постыдно. Жуликам моим это малость повредило, однако старый дурак пер себе вперед, точно бык, что бы ни говорил ему и ни делал герцог, а герцогу, уж вы мне поверьте, было сильно не по себе.

Настал день аукциона. Утром — совсем уж светло было — король с герцогом поднялись в мою комнатку, разбудили меня. Выглядели они сильно расстроенными. Король спрашивает:

— Ты в мою комнату позапрошлой ночью заходил?

— Нет, ваше величество, — я всегда его так называл, если никого, кроме наших, поблизости не было.

— А вчера или в эту ночь?

— Нет, ваше величество.

— Как на духу говори, не ври.

— Я и не вру, ваше величество, честное слово. Я в вашу комнату даже и не заглядывал с тех пор, как мисс Мэри Джейн водила туда вас и герцога.

Тут спрашивает герцог:

— А не видел ты, входил в нее кто-нибудь?

— Нет, ваша милость, вроде не видел, не помню такого.

— Подумай как следует.

Я помолчал немного и вдруг сообразил — вот она, удача-то. И говорю:

— Вообще-то, я пару раз видел, как туда негры входили.

Оба даже дернулись, уставились один на другого с таким видом, точно этого они никак уж не ожидали, а после на лицах их обозначилось, что ничего другого ожидать и не следовало. Герцог спрашивает:

— Все что ли?

— Нет, — по крайности, не все сразу, — я, по-моему, не видел, чтобы они все оттуда выходили, ну, может, всего один раз.

— Дьявол! Когда?

— В день похорон. Утром. Не очень рано, я тогда заспался немножко. А как встал, посмотрел вниз и вижу — выходят.

— Ну, ну, продолжай — продолжай ! Что они делали? Как себя вели?

— Да ничего особенного не делали. И вели себя, вроде, как обычно. Вышли на цыпочках, ну я и понял — это они собирались прибраться в комнате вашего величества или еще чего, думали, что вы уже встали; а как увидели вас спящим, постарались уйти потихоньку, чтобы вас не разбудить, хотя, может, и разбудили.

— Ах, чтоб меня, вот так поворотик ! — говорит король, и вид у обоих становится ошалелый и глупый. Постояли они с минуту, размышляя и скребя в затылках, а после герцог хмыкнул, но как-то хрипло, и говорит:

— Ну и негритосы — будто по нотам все разыграли, бесподобно! Ведь как горевали , что им уезжать отсюда приходится! И я их горю поверил, и вы тоже, и все прочие. И не говорите мне после этого, что негры лишены актерского дарования. Да они так свои роли сыграли, что всех до единого одурачили. Это же золото, а не негры. Будь у меня капитал и собственный театр, я бы лучших артистов и искать не стал, — а мы с вами продали их за медные деньги. Да и тех пока не получили. Ну, говорите, где они, эти денежки?

— В банке лежат, нас дожидаются. Где ж им еще быть?

— Ну, хоть они целы, хвала небесам.

Я спрашиваю, робко так:

— А что случилось?

Король как крутнется ко мне, да как рявкнет:

— Тебя не касается! Держи язык за зубами и занимайся своими делами — если они у тебя найдутся. И пока мы в городе, помни об этом, понял? — А потом говорит герцогу: — Ладно, придется нам это проглотить и помалкивать. Никому ни слова — вот все, что нам остается.

Шагнули они к лесенке, чтобы вниз спуститься, но тут герцог снова хмыкнул и говорит:

— Торговали — веселились, подсчитали — прослезились. Выгодное мы с вами дельце обтяпали, нечего сказать.

Король аж зубы оскалил:

— Я считал, что, чем быстрее мы их продадим, тем для нас будет лучше. И если барыш нам достался малый, почти никакой, так я виноват в этом не больше вашего.