Марк Твен - Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)

— Господи, надеюсь, не Ханнер ?

— Не хочется вас огорчать, — отвечаю, — но как раз она самая.

— Боже милостивый, а ведь еще на прошлой неделе совсем здоровой была! И сильно она заболела?

— Сильно это не то слово. Мисс Мэри Джейн сказала, они у ее постели всю ночь просидели и считают, что она теперь не долго протянет.

— Подумать только! А что с ней?

Я ничего подходящего так вот сразу придумать не смог и потому ляпнул:

— Свинка.

— Какая еще свинка? Если кто свинкой заболеет, около него ночью не сидят!

— Не сидят, не сидят! При такой свинке сидят как миленькие. Это свинка не простая. Новая разновидность, так мне мисс Мэри Джейн сказала.

— Как это новая?

— А так, что она за собой другие болезни тянет.

— Это какие же?

— Ну, корь, и коклюш, и ржу, и чахотку, и желчное пожелтение, и воспаление мозга, и уж не знаю, чего еще.

— Ужас какой! И ее все равно свинкой называют?

— Так мне сказала мисс Мэри Джейн.

— Бог ты мой, но почему же?

— Потому что это свинка и есть , начинается-то все с нее.

— Да ведь бессмыслица же. Ну вот, допустим, ушиб человек палец на ноге, а потом наелся яду, свалился в колодец, шею сломал и мозги себе высадил, и после кто-нибудь спрашивает, отчего это он помер, а какой-то олух говорит: «А это он себе пальчик на ноге зашиб». Есть в этом хоть какой-нибудь смысл? Нету . И тут тоже нету. Она заразная?

— Заразная ? О чем ты говоришь? Вот ты на борону в темноте напорешься, так зацепишься за нее или нет? Если не за один зуб, то за другой непременно, правильно? И не отцепишься потом, всю ее за собой потянешь, верно? Вот и эта свинка, можно сказать, вроде бороны, да еще и самой хитроумной — уж вцепится, так не отцепится.

— Ужасно, просто ужасно, — говорит Заячья Губа. — Сейчас же пойду к дяде Гарвею и…

— Ну да, — говорю. — Я бы так и сделал. А как же . Ни минуты терять не стал бы.

— Хочешь сказать, не сделал бы?

— А ты подумай с минутку, может и сама все поймешь. Разве твоим дядьям не нужно как можно скорее в Англию попасть? И ты ж не думаешь, что им хватит подлости оставить вас здесь — добирайтесь, мол, своим ходом. Ты ведь знаешь, они непременно вас подождут. Ладно, хорошо. Теперь смотри, твой дядя Гарвей — проповедник, так? Отлично, а станет проповедник надувать пароходного кассира? Станет он потом и судового кассира надувать, лишь бы мисс Мэри Джейн на борт протащить? Сама знаешь, не станет. Так что же он сделает ? А он скажет: «Жаль, конечно, но придется моей церкви пока без меня управляться, потому как моя племянница могла подцепить ужасную аплюрибусумную [41] Гек неожиданно обнаруживает знакомство с латынью: e pluribus unum — «из многих единое». свинку, и моя святая обязанность посидеть здесь и подождать три месяца, пока не выяснится, больна она или здорова.» Но, конечно, если ты считаешь, что самое лучшее — рассказать об всем дяде Гарвею…

— Да ну тебя — это чтобы мы торчали здесь, как дуры, дожидаясь, когда выясниться, заболела Мэри Джейн или нет, вместо того, чтобы жить припеваючи в Англии? Глупее ты ничего придумать не мог?

— Ну, наверное, кому-то из соседей сказать все-таки стоит.

— Нет, вы его только послушайте! Всем дуракам дурак. Неужели ты не понимаешь , что уж они-то эту новость по всему городу разнесут? Нет, самое верное — вообще никому ничего не говорить.

— Ладно, может, ты и права… да, пожалуй, права.

— Только надо будет все-таки сказать дяде Гарвею, что Мэри Джейн уехала ненадолго, а то он волноваться будет.

— Да, мисс Мэри Джейн как раз и хотела, чтобы вы так сказали. Говорит: «Передайте дяде Гарвею и дяде Уильяму, что я люблю их и целую, и скажите, что я уехала за реку, чтобы повидать мистера»… мистера… как же их зовут-то, богатое такое семейство, его еще мистер Питер шибко уважал … ну эти, как их…

— А, это ты про Апторпов, что ли?

— Точно. Ну и фамилии у вас тут, черт ногу сломит, половину не запомнишь, как ни тужься. Да, так она и сказала: передайте, мол, что Мэри Джейн поехала за реку к Апторпам, потому как ей хочется, чтобы они были на аукционе и купили ваш дом, — дескать, дядя Питер был бы рад, если бы он им достался, а не кому другому, так что она собирается донимать их, пока они не пообещают приехать, а после, если не слишком устанет, вернется домой, а если устанет, вернется назавтра утром. И попросила насчет Прокторов ничего не говорить, только про Апторпов — и это будет чистая правда, потому что она действительно хочет поговорить с ними насчет покупки дома, так она мне сама и сказала.

— Ладно, — говорят девушки и отправляются к дядьям, чтобы, значит, рассказать им насчет любви, поцелуев, и всего прочего.

Ну, стало быть, все, что требовалось, я уладил. Девушки ничего лишнего не сболтнут, потому что им в Англию ехать охота, а король с герцогом отсутствию Мэри Джейн на аукционе только обрадуются — для них главное, чтобы она с доктором Робинсоном не стакнулась. Я был страх как доволен собой, думал, что очень все аккуратно обделал — небось, и сам Том Сойер лучше не управился бы. Нет, он, конечно, добавил бы разных завитушек, ну так куда же мне с ним тягаться — образования не хватает.

Ладно, провели они аукцион — под самый вечер, прямо на городской площади, — он все тянулся, тянулся, а старикан наш и на миг с него не отлучался, так и вертелся там, вид у него был самый благочестивый, однако от аукционщика он старался далеко не отходить и время от времени добавлял к его словам что-нибудь этакое из Писания или просто нравоучительное, ну и герцог тоже там торчал — гугукал всем подряд, улыбался по-дружески, показывал, как он всех любит.

Короче говоря, тянулся аукцион, тянулся, пока не оказалось распроданным все, кроме небольшого участка земли на кладбище. Ну, они и его попытались спихнуть — все же, такого проглота, как наш король, я отродясь не встречал: вот подай ему все — и сразу. Ну ладно, а тем временем, к городку подошел пароход и уже через пару минут на площадь привалила целая толпа, улюлюкавшая, хохотавшая, кривлявшаяся и оравшая:

— Новая смена прибыла! Вот вам еще два наследничка Питера Уилкса — налетай: с пылу, с жару, пять центов за пару!

Они вели с собой очень приятного с виду старого джентльмена и такого же приятного молодого, правая рука которого покоилась в перевязи. И боже ж ты мой, как вопила и хохотала эта толпа, не переставая. Я-то ничего смешного в происходившем не видел и думал, что королю с герцогом тоже теперь не до смеха будет. Думал, они просто позеленеют от страха. Ан нет, ничего они не позеленели. Герцог притворился, будто и не понимает, что тут случилось, он так и гугукал, довольный и радостный, булькал, что твоя кастрюлька с закипающим молоком, ну а король просто смотрел на двух приезжих — смотрел с такой грустью, точно у него душа изнывала от мысли, что есть же на свете такие плуты и обманщики. И получалось у него это — любой позавидовал бы. Многие из местных сгрудились вокруг короля, показывая ему, что стоят на его стороне. А старый джентльмен выглядел до смерти удивленным. Наконец, он раскрыл рот, и я с первых же его слов понял, что говорит он, как настоящий англичанин, куда там королю, хотя и тот справлялся с этим делом совсем не плохо — для самозванца, то есть. Слов пожилого джентльмена я в точности передать не смогу, даже и пробовать не стану, однако он обратился к толпе и сказал примерно так: