Марк Твен - Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)

— Ну вот, старина Джим, ты снова свободный человек и, готов поспорить, рабом никогда больше не будешь.

— Да, Гек, а еще мы здорово потрудились. И задумано все было прекрасно, и сделано тоже. Такого запутанного и богатого плана, как ваш, никто бы нипочем не придумал.

Конечно, довольны мы были — дальше некуда, но пуще всех Том, потому что у него пуля в ноге засела, в икре.

Когда мы с Джимом услышали об этом, радости у нас поубавилось. Тому было больно, из раны кровь текла, так что мы уложили его в шалаше и разодрали одну из рубашек герцога, чтобы перевязку сделать, однако он сказал:

— Давайте сюда ваши тряпки, перевязку я и сам сделать могу. Сейчас для нас главное, раз уж мы так блестяще ускользнули от злосчастной судьбы, не торчать на одном месте, не задерживаться здесь, поэтому беритесь за весла и поплыли. Но как же мы все красиво обделали, а? Да, если бы это мы устраивали побег Людовика Шестнадцатого, то в его биографии не говорилось бы: «Сын Святого Людовика вознесся на небо!», нет, сэр, мы бы его в два счета через границу переправили, вот что мы сделали бы, да еще и без сучка без задоринки. Беритесь за весла, беритесь!

Однако мы с Джимом посовещались, поразмыслили с минуту, а потом я говорю:

— Скажи ему ты, Джим.

Он и говорит:

— Ну, в общем я так думаю, Гек. Если бы мы с тобой марса Тома освобождали и кто-то из нас схлопотал бы пулю, так разве бы он сказал: «Вы, давайте, меня спасайте, а раненый ваш и без доктора обойдется»? Разве марса Том сказал бы такое? Сказал бы? Да ни в коем разе! Ладно, а разве Джим может такое сказать? Нет, сэр, я тут хоть сорок лет просижу и с места не стронусь, пока доктора не увижу!

Я же всегда знал, что нутром Джим — самый что ни на есть белый человек, и потому таких слов от него и ожидал, и теперь говорить было больше не о чем, и я сказал Тому, что привезу сюда доктора. Том расшумелся-раскричался, однако мы с Джимом стояли на своем и плыть куда-либо отказывались; тогда Том попытался выползти из шалаша, чтобы своими руками плот отвязать, но мы его удержали. Ну, рассказал он нам в подробностях, что про нас думает, однако и этим ничего не добился.

А когда увидел, что я в челнок сажусь, говорит:

— Ладно, раз уж без этого никак не обойтись, слушай, что ты должен сделать, когда доберешься до городка. Как только войдешь в дом доктора, так сразу запри дверь и крепко-накрепко завяжи ему глаза, и заставь поклясться, что он будет нем, как могила, и вложи ему в руку набитый золотом кошелек, а после поводи его подольше в темноте по задним улочкам и закоулкам, и привези сюда в челноке, но не прямо, а кружным путем, попетляв среди островов, и обыщи его, и отбери кусок мела, который он в карман спрячет, и не отдавай, пока не вернешься с ним в городок, а то он наш плот весь мелом разрисует, чтобы его легче найти было. Они всегда так поступают.

Ну, я пообещал непременно так все и сделать и уплыл, сказав Джиму, чтобы он, как увидит издали доктора, спрятался в лесу, и не вылезал, пока доктор не уедет.

Доктор оказался стариком — очень милым, благодушного обличия стариком. Я рассказал ему, как мы с братом отправились вчера вечером на Испанский остров, поохотиться, и наткнулись там на небольшой плот, и заночевали на нем, а около полуночи брат, видать, дернул во сне ногой и ударил по своему ружью, а оно возьми да и выстрели ему в ногу, и теперь нам нужно, чтобы он, доктор, приплыл туда и залечил его рану, но только чтобы он никому об этом не говорил, никому ни слова, потом что мы хотим вернуться нынче к вечеру домой и сделать нашим родным сюрприз.

— А кто ваши родные? — спрашивает он.

— Фелпсы, они ниже по реке живут.

— Ага, — говорит доктор. И подумав с минуту, спрашивает:

— Как, ты говоришь, он поранился?

— Сон ему приснился, — отвечаю, — а ружье и выстрелило.

— Редкостный сон, — говорит доктор.

В общем, зажег он фонарь, собрал сумку и мы пошли к реке. Однако, когда доктор увидел челнок, тот ему не понравился, — доктор сказал, что для одного человека он достаточно велик, а для двоих, пожалуй, просто опасен. Я говорю:

— Да вы не бойтесь, сэр, он и нас троих без хлопот на место доставил.

— Каких таких троих?

— Ну как же, меня, Сида и… и… и ружья . Я ружья имел в виду.

— Ага, — говорит доктор.

Поставил он ногу на борт, покачал челнок, потом головой тряхнул и сказал, что, пожалуй, поищет лодку побольше. Однако все лодки оказались привязанными на цепи с замками, и потому доктор забрался в челнок и сказал, чтобы я ждал его возвращения, или попробовал найти другую лодку, или, если мне захочется, вернулся домой и подготовил всех к сюрпризу. Я ответил, что мне не захочется, объяснил ему, как найти плот, и он уплыл.

И скоро мне пришла в голову мысль. Я говорю себе, а что если нога Тома за три, как говорится, взмаха овечьего хвоста, не заживет? Что нам тогда делать? — сидеть на острове, дожидаясь, пока доктор кота из мешка не выпустит? Нет, сэр, я знаю, что я сделаю. Дождусь его возвращения, и если он скажет, что ему нужно еще раз там побывать, отправлюсь с ним, хоть вплавь, коли придется, а на острове мы его скрутим и свяжем, и поплывем с ним вниз по реке, а как Том поправится, дадим старику денег, сколько он попросит, или все, какие у нас останутся, и высадим на берег.

Залез я под штабель досок, чтобы поспать немного, а когда проснулся, солнце уже в небе стояло! Выскочил я наружу, побежал к дому доктора, но там мне сказали, что он, как уехал ночью, так и не возвращался. Ну, думаю, значит плохи у Тома дела, надо мне побыстрее до острова добираться. Понесся я по улице и едва свернул угол, как чуть не угодил головой в живот дяди Сайласа. Он и говорит:

— Батюшки, Том ! Где ты был столько времени, негодяй?

— Да нигде, — говорю, — мы с Сидом за беглым негром гонялись.

— Но как же ты мог уйти из дому? — говорит он. — Там тетушка твоя просто места себе не находит.

— Ну это она зря, — говорю, — с нами же ничего плохого не случилось. Мы просто за фермерами и собаками побежали, да не нагнали их и потеряли, а потом нам показалось, что их голоса с реки доносятся, и мы отыскали челнок, и поплыли за ними, а найти не смогли, ну и плыли вдоль берега, пока не выдохлись и не устали, и потому привязали челнок и спать полегли, а проснулись только час назад и погребли сюда, чтобы новости узнать, — Сид пошел в почтовую контору, послушать, что там говорят, а я решил едой какой-нибудь разжиться, а после мы бы домой пошли.

Отправились мы в почтовую контору, чтобы «Сида» из нее забрать, но, как я и полагал, его там не оказалось, зато старик письмо какое-то получил. Подождали мы Сида, подождали, однако он так и не пришел, и старик сказал — ладно, поехали, пусть Сид, когда ему надоест дурака здесь валять, пешком домой топает или в челноке плывет. Я попросил его оставить меня в конторе, Сида дожидаться, но он ответил, что это бессмысленно, а я просто обязан вернуться домой и сказать тете Салли, что с нами ничего не случилось.