Цзэн Пу - Цветы в море зла

На четвертый день жена, еще лежа в своей постели, услышала, как Цзинь Вэньцин вышел из своей спальни и отправился в кабинет принимать гостей. Жена поднялась и, сев у окна, стала совершать утренний туалет. Внезапно в комнату влетела девочка-горничная.

— Что ты носишься как угорелая? — набросилась на нее госпожа Чжан.

— Господин разбушевался! — ответила горничная. — Надавал Афу по щекам и выгнал!

— А ты не знаешь, за что?

— Говорят, Афу подавал господину бирюзовую табакерку, а господин уронил ее на пол. Афу наклонился, чтобы подобрать обломки, и сказал, что жаль, хорошая была табакерка. Но не успел он договорить, как вдруг господин дал ему пощечину. Афу испугался, поднял голову, а господин еще раз ударил его. Потом весь затрясся и стал его бранить: «Бессовестный черепаший выродок! Зря я тебя вырастил такого! Не думал, что сломаешь мою любимую безделушку. Если я и дальше буду тебя держать, ни одной целой вещи в доме не останется!» Афу рассердился, что его побили, и дерзко ответил господину: «Вы сами ее уронили, а еще сваливаете на меня!» Тут господин ударил кулаком по столу и хотел послать Афу на расправу к квартальному, но дядя Цзинь Шэн заступился. Сейчас Афу собрал свои пожитки и ушел!

Жена поняла, что это следствие недавно случившейся истории, и безучастно сказала:

— Ну что ж! Ушел так ушел. Из-за чего шум поднимать?

И, не обращая больше внимания на горничную, она продолжала причесываться и умываться. Через некоторое время ей сказали, что Цзинь Вэньцин уехал с визитами.

Воистину:

Если хотите знать, что произошло после того, как Цзинь Вэньцин выгнал Афу, прочтите следующую главу.

Когда Цзинь Вэньцин выгнал Афу, ему казалось, что он избавился от сильнейшего врага, ядовитого дракона, притаившегося в реке Любви. Он был уверен, что теперь Цайюнь раскаялась и станет послушной. Радостный от сознания, что ему почти без малейших усилий удалось уладить свои постельные дела, он спокойно отправился хлопотать по службе. Первым делом он нанес визит министру Гун Пину, чтобы поблагодарить его за вмешательство в памирский инцидент. Затем заехал к Цянь Дуаньминю и, посоветовавшись с ним, написал письма к послам Сюэ и Сюю. На следующий день он, как обычно, отправился в Палату внешних сношений.

Время мчалось быстро. Незаметно прошло несколько месяцев. Ян Ичжу вернулся с Памира, и всем стало известно, что ошибка с границей существует уже несколько десятилетий и что Цзинь Вэньцин в ней не виновен. Сюэ Фужэнь и Сюй Цзинчэн со своей стороны связались с английским и русским правительствами и, опираясь на авторитет Англии, установили новую границу. Обвинение с Цзиня было снято окончательно.

Но не зря говорят, что для врагов дорога узка. Однажды в Палате Цзинь Вэньцин имел несчастье заспорить по какому-то вопросу с Чжуан Хуаньином. В самый разгар столкновения Чжуан сказал:

— Вы долго не выходили на работу, и не удивительно, что несколько отстали от наших дел. Дипломатические отношения — такая вещь, в которой во мгновение ока все может тысячу раз измениться. Вот вы болели всего месяц, а за это время территория государства уменьшилась на целых восемьсот ли! Вы, наверное, не знаете об этом?

Цзинь Вэньцин понял, что над ним издеваются, покраснел и ничего не ответил.

— На сегодня, пожалуй, хватит рассуждать о государственных делах, — продолжал Чжуан Хуаньин. — Я хочу посоветоваться с вами об одном древнем изречении. Как известно, Ли Юйси сказал: «Цинь Гун вошел в дом Лянов». Но я помню, что Цинь Гун был изгнан генералом Ляном из Западного дворца, поэтому слово «входить», очевидно, следует заменить иероглифом «выходить». Как вы думаете?

Он намекал на Афу, которого прогнал Цзинь Вэньцин, и улыбался, глядя прямо в лицо подчиненному. Тот уже был готов вспылить, но, вспомнив, что в жале осы всегда содержится яд, проглотил обиду. Однако усидеть на месте он уже не мог и, поспешно поднявшись, распрощался:

— Мне пора!

Цзинь Вэньцин повернулся и пошел к выходу. В голове у него шумело, он даже забыл позвать слуг. Когда он вышел из здания Палаты, то увидел на ступеньках нескольких кучеров, перешептывающихся между собой. Среди них был, кажется, кучер Чжуан Хуаньина и его собственный.

— Чего там говорить о наложнице нашего господина! — сказал его кучер. — Она прямо как ненасытная кошка бросается на кого угодно. Не успела с одним пареньком расстаться, как уже подцепила актера!

— А кто он такой? — спросил один из кучеров.

— Какая-то знаменитость! Звать его вроде бы Сунем Третьим. Не знаю уж, какое зло совершил наш господин в прошлом перерождении, что встретил такую наложницу?! Сейчас она каждый день разъезжает по домашним спектаклям и прямо перед гостями строит актеру глазки. Не иначе как это возмездие нашему господину!

Кучера болтали от нечего делать и не думали, что Цзинь Вэньцин слышит каждое их слово. Точно удар грома поразил его в самое темя. Перед глазами завертелись красные круги, в ушах зазвенело, в сердце смешались раскаяние, стыд и злоба. Цзинь покачнулся и, словно пьяный, шагнул вперед.

— Что вы болтаете? — заорал он, вытаращив глаза. — Скорее закладывайте коляску, я еду домой!

Кучера, не ожидавшие, что Цзинь Вэньцин так скоро выйдет из Палаты, испуганно вскочили. К счастью, его просторная, выкрашенная красным лаком карета с зеленым суконным верхом стояла у ворот, и вороной, в яблоках мул еще не был выпряжен из нее. На крик господина наконец сбежались слуги. Кучер достал скамеечку и хотел помочь Цзиню сесть в карету, но тот, не дождавшись его, вскочил внутрь и нетерпеливо крикнул:

— Пошел, пошел!

Мул застучал копытами и, вздымая пыль, вылетел из ворот. Когда они подкатили к дому, Цзинь Вэньцин, не произнося ни слова, выпрыгнул из кареты и с потемневшим, точно железо, лицом и устремленным вперед взором бросился в главный флигель. Слуги мчались за ним, но догнать не могли. Цзинь Шэн с книгой посетителей, письмами, казенными бумагами в руках хотел было подойти к хозяину, однако не решился и вернулся к себе. Ворвавшись в главный флигель, Цзинь Вэньцин застал там жужжащую толпу служанок и горничных, которые, увидев разъяренного хозяина и слуг, машущих им руками, разбежались в разные стороны. Но Цзинь ничего не видел. Он только взглянул на дверь, как будто желая убедиться, что это действительно комната Цайюнь, откинул занавеску и вошел. В это время наложница, только что возвратившаяся со спектакля в хунаньском землячестве и снявшая богатый наряд, сидела перед зеркалом и прихорашивалась. Она услышала шаги господина, но не поднялась ему навстречу, а продолжала растирать румяна, готовясь наложить их на лицо.