Кнут Гамсун - Мистерии (пер. Соколова)

— Да, Боже мой, какъ это, должно бытъ, было величественно.

— Сударыня, — сказалъ Нагель, — только разъ въ жизни слышалъ я нѣчто еще болѣе прекрасное, да и то во снѣ. Но это было ужъ давно; давно мнѣ это приснилось; я былъ еще ребенкомъ тогда. Прекрасные сны уже не грезятся, когда вырастешь, такъ сказалъ бы я, съ вашего позволенія.

— Нѣтъ? — спросила барышня.

— Ахъ, нѣтъ. Это, разумѣется, преувеличеніе, но… Еще такъ отчетливо помню свой послѣдній недавній сонъ. Я видѣлъ обширное болото… Впрочемъ, простите, и непрерывно говорю и мучаю васъ, потому что вы должны меня слушать; съ теченіемъ времени вѣдь это должно и наскучить. Но я вѣдь не всегда такъ много говорю, вы не думайте.

Дагни Килландъ вступила въ разговоръ и сказала:

— Здѣсь, навѣрно, нѣтъ ни одного, который предпочелъ бы говорить, вмѣсто того чтобы слушать васъ.

И, склонившись къ госпожѣ Стенерсенъ она шепнула:

— Не можете ли вы уговорить его? Лучше вы это сдѣлайте! Вы только послушайте, что у него за голосъ.

Нагель сказалъ, усмѣхаясь:

— Ну; такъ я съ удовольствіемъ продолжаю. Въ общемъ я именно сегодня вечеромъ въ высшей степени подходяще настроенъ… Да, впрочемъ, въ этомъ маленькомъ снѣ не было ничего особеннаго. Я видѣлъ обширное болото безъ единаго дерева, но съ цѣлой массой древесныхъ корней, которые лежали всюду словно извивающіяся змѣи. Безумный бродилъ среди этихъ изогнутыхъ корней. Я его вижу какъ сейчасъ, онъ былъ блѣденъ, а борода его была черная, но борода эта была рѣдкая и маленькая, и сквозь нее всюду просвѣчивала кожа. Онъ смотрѣлъ прямо передъ собой широко открытыми, вытаращенными глазами, и глаза эти были исполнены муки. Я лежалъ за камнемъ и позвалъ его. Онъ взглянулъ въ сторону моего камня, но не обратилъ никакого вниманія на зовъ, исходившій изъ-за него; словно онъ прекрасно зналъ, что я лежу тамъ, хотя я былъ спрятанъ. Онъ прошелъ мимо, все время устремивъ свой пристальный взглядъ на камень. Я думалъ: онъ все-таки не найдетъ меня, да и въ худшемъ случаѣ я еще успѣю убѣжать, если онъ придетъ. И хотя мнѣ непріятно было, что онъ все время смотритъ въ мою сторону, я снова окликнулъ его, чтобы раздражить его. Онъ сдѣлалъ 2–3 шага ко мнѣ, онъ открылъ ротъ и готовъ былъ кусаться, но онъ не могъ двинуться съ мѣста: корни обвили его, корни притянули его къ землѣ и онъ остановился. Я снова крикнулъ, я сталъ кричать разъ за разомъ, чтобы хорошенько разозлитъ его и онъ сталъ работать надъ корнями, отрывать ихъ отъ себя; онъ разбрасывалъ ихъ охапками и старался освободиться, чтобы броситься ко мнѣ, но тщетно. Онъ сталъ стонать, такъ что стоны его доносились до меня и глаза его совсѣмъ выпирало отъ боли; когда я увидалъ, однако, что я въ совершенной безопасности, я всталъ, показалъ сначала свою фуражку, а затѣмъ выпрямился во весь ростъ и сталъ дразнить его неустаннымъ крикомъ "галло", топоча ногами и снова и снова восклицая "галло!" Я подошелъ ближе, чтобы сильнѣе оскорбить его, я вытягивалъ пальцы, тыкалъ ими въ его сторону, кричалъ "галло" уже въ позорной для него близости, чтобы чѣмъ только можно окончательно вывести его изъ себя; затѣмъ я снова отскочилъ назадъ, чтобы онъ остался тамъ, на мѣстѣ, и смотрѣлъ, какъ близко я былъ отъ него. Но онъ все-таки не сдавался: онъ продолжалъ сражаться съ корнями, онъ работалъ, словно ожесточенный страданьями, онъ въ кровь царапалъ себя, онъ билъ себя по лицу, онъ всталъ на цыпочки, и смотрѣлъ на меня, и кричалъ! Да, можете вы себѣ представить: онъ всталъ на цыпочки, и глядѣлъ на меня, и кричалъ! Лицо его обливалось потомъ, оно было искажено ужаснымъ страданіемъ изъ-за того, что онъ не могъ схватить меня. Я хотѣлъ еще больше помучить его, я подошелъ ближе, щелкнулъ его по носу и хихикалъ съ отвратительнымъ издѣвательствомъ: хи-хи-хи-хи-хи. Я бросилъ въ него корнемъ, попалъ ему въ ротъ; мнѣ посчастливилось: онъ пошатнулся, потомъ сплюнулъ кровь, схватился за ротъ рукою и опять сталъ работать надъ корнями. Тогда мнѣ захотѣлось вытянутъ руку, дотронуться пальцемъ до самой середины его лба и снова отскочитъ, но въ это самое мгновеніе онъ схватилъ меня! Боже, какъ этой было страшно, когда онъ меня схватилъ! Онъ сдѣлалъ нечеловѣческое усиліе и судорожно вцѣпился въ мою руку. Я вскрикнулъ; однако онъ только держался за мою руку и затѣмъ послѣдовалъ за мною. Мы вышли изъ болота; корни ужъ не обвивались вокругъ него, потому что онъ держалъ мою руку, и мы подошли къ тому камню, за которымъ я былъ спрятанъ. Когда мы остановились у камня, человѣкъ упалъ передо мною и сталъ цѣловать землю, на которую ступали мои ноги; весь въ крови, истерзанный лежалъ онъ передо мною на колѣнахъ и благодарилъ меня за то, что я былъ такъ добръ въ отношеніи его, онъ благословлялъ меня и молилъ Бога воздать мнѣ. Глаза его были широко открыты и полны искренней мольбы за меня къ Богу. Онъ не цѣловалъ руки мои, нѣтъ, даже не ноги мои, а только землю, тамъ, гдѣ ступала моя подошва. Я спросилъ:- Зачѣмъ ты цѣлуешь землю, по которой я ступалъ? — Потому что, — отвѣчалъ онъ, — потому что ротъ мой въ крови, а я не хочу запачкать твои башмаки! — Тогда я опять спросилъ:- Но за что же ты благодаришь меня, когда я сдѣлалъ тебѣ только зло и причинилъ столько страданія? — Я благодарю тебя, — отвѣтилъ онъ, — потому что ты не нанесъ мнѣ еще большихъ страданій, потому что ты былъ добръ ко мнѣ и не истерзалъ меня еще больше. — Хорошо, — сказалъ я тогда, — отчего же ты кричалъ на меня и открывалъ ротъ, чтобы укусить меня? — Я не хотѣлъ укусить тебя, — возразилъ онъ, — я открылъ ротъ только чтобы позвалъ тебя на помощь, но я никакъ не могъ найти словъ, а ты не понималъ меня. Но кричалъ-то я, право, отъ чрезмѣрной муки. — Такъ ты отъ этого кричалъ? — спросилъ я снова. — Да, отъ этого!.. — Я взглянулъ на безумнаго человѣка, онъ плевалъ кровью и однако все-таки молился за меня Богу; я замѣтилъ тогда, что я уже видѣлъ его когда-то и знаю его; это былъ среднихъ лѣтъ человѣкъ съ сѣдыми волосами и довольно плохой растительностью на подбородкѣ… это былъ Минутта.

Нагель умолкъ. Между присутствующими произошло движеніе. Судья Рейнергъ опустилъ глаза и нѣсколько минутъ смотрѣлъ въ землю.

— Минутта? Такъ это былъ онъ? — спросила госпожа Стенерсенъ.

— Да, это былъ онъ, — отвѣчалъ Нагель.

— Уфъ! Мнѣ прямо жутко стало.

— Да, подумайте однако: вѣдь я это знала! — сказала одновременно Дагни Килландъ. — Я знала это съ той минуты, какъ вы сказали, что онъ сталъ на колѣни и цѣловалъ землю. Увѣряю васъ, что я узнала его. Вы развѣ много говорили съ нимъ?

— О, нѣтъ, я всего раза два его видѣлъ!.. Однако послушайте: кажется, я совсѣмъ испортилъ общее настроеніе: вы совсѣмъ поблѣднѣли, сударыня. Ну что же такое… вѣдь это былъ только сонъ!

— Нѣтъ, это невозможно! — сказалъ также докторъ. — Зачѣмъ, чортъ побери, описывать намъ, какъ Минутта… Что меня касается, такъ пусть себѣ перецѣлуетъ каждый корень въ Норвегіи. Посмотрите-ка: вотъ и фрейлейнъ Андресенъ сидитъ и плачетъ!