Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

— Если Фирминъ бѣденъ какъ крыса, это не причина, чтобъ онъ принималъ такое обращеніе и такъ важничалъ съ человѣкомъ, который даётъ ему насущный хлѣбъ, довольно справедливо доказывалъ Мёгфордъ. — Какое мнѣ дѣло до того что онъ воспитывался въ университетѣ? Чѣмъ я хуже его? Я лучше его мошенника отца, который тоже воспитывался въ университетѣ и жилъ въ знатномъ обществѣ. Я самъ сдѣлалъ себѣ дорогу въ свѣтѣ и содержалъ себя съ четырнадцати лѣтъ, да еще помогалъ матери и братьямъ, а этого не можетъ сказалъ помощникъ моего редактора, который даже самъ себя не можетъ содержать. Я могу получиѵь пятьдесятъ такихъ помощниковъ редактора какъ онъ, стоитъ только закричать изъ окна на улицу. Я теряю съ нимъ всякое терпѣнье!

Съ другой стороны, и Филиппъ имѣлъ привычку также откровенно высказывать свои мысли.

— Какое право имѣетъ этотъ человѣкъ называть меня просто Фирминъ? спрашивалъ онъ. — Я Фирминъ для равныхъ мнѣ и моихъ друзей. Я работникъ этого человѣка за четыре гинеи въ недѣлю. Я ему заработываю эти деньги и каждую субботу мы квиты. Называть меня Фирминомъ и тыкать меня въ бокъ! Я задыхаюсь при мысли объ его проклятой фамильярности!

Эти люди не должны были сходиться и это была большая ошибка женскаго заговора, которая сблизила ихъ.

— Опять приглашеніе отъ Мёгфорда. Было рѣшено, что я болѣе никогда у него не буду, и я не поѣду, говорилъ Филиппъ своей кроткой женѣ. — Напиши, что мы дали слово другимъ, Шарлотта.

— Они зовутъ 18 будущаго мѣсяца, а теперь только 23, замѣтила Шарлотта. — Мы не можемъ сказать, что мы приглашены такъ надолго.

— У него будетъ большой обѣдъ, уговаривала Сестрица. — Вы не можете поссориться тогда. У него доброе сердце и у васъ также. Съ нимъ вамъ не годится ссориться. О, Филиппъ! простите ему и будьте друзьями!

Филиппъ уступалъ увѣщаніямъ женщинъ, какъ мы уступаемъ всѣ, и въ Гэмпстидъ было послано письмо, что мистеръ и мистриссъ Фирминъ будутъ имѣть честь и пр.

Въ качествѣ издателя газеты, учители музыки и оперные пѣвцы ухаживали за Мёгфордомъ, и онъ любилъ угощать за своимъ гостепріимнымъ столомъ, хвастаться своими винами, серебромъ, садомъ, богатствомъ, добродѣтелями за обѣдомъ, между тѣмъ какъ артисты почтительно слушали его. Мистриссъ Равенсуингъ была вынуждена дурнымъ поведеніемъ мужа, нѣкоего мошенника Уокера, поступить на сцену. По смерти Уокера она вышла за Ульси, богатаго портного, который оставилъ своё ремесло и заставилъ жену сойти со сцены. Нельзя найти людей болѣе достойныхъ, но мистриссъ Ульси говоритъ громко, неправильно, называетъ мущинъ просто по именамъ, очень любитъ портеръ, садится за фортепіано и поётъ очень охотно, и если вы посмотрите на ея руки, когда они лежитъ на клавишахъ — ну, я не желаю сказать ничего злого, но я принуждёнъ признаться, что эти руки не такъ бѣлы какъ клавиши, по которымъ онѣ ударяютъ. Ульси съ восторгомъ слушаетъ жену. Мёгфордъ упрашиваетъ её выпить рюмочку, и добрая душа отвѣчаетъ, что она выпьетъ. Она сидитъ и слушаетъ съ необыкновеннымъ терпѣніемъ, какъ маленькіе Мёгфорды играютъ свои экзерсисы, а потомъ опять готова воротиться въ фортепіано и еще пѣть и еще пить.

Я не говорю, чтобъ это была женщина изящная или приличная собесѣдница для мистриссъ Филиппъ, но я знаю, что мистриссъ Ульси была добрая, ласковая и не глупая женщина и что Филиппъ грубо обошолся съ нею. Онъ говорилъ, что онъ не имѣлъ намѣренія быть съ нею грубымъ, но дѣло въ томъ, что онъ обошолся съ нею, съ ея мужемъ, съ Мёгфордомъ и съ мистриссъ Мёгфордъ надменно и не въ духѣ и что это раздражило ихъ.

Объ этой бѣдной женщинѣ, которая была скромна и невинна какъ Сусанна, Филиппъ слышалъ злыя исторіи отъ злыхъ людей въ злыхъ клубахъ. Въ обыкновенномъ случаѣ Филиппъ и не подумалъ бы ни о чьей прошлой жизни и занялъ бы всякое мѣсто, назначенное ему за столомъ. Но когда мистриссъ Ульси въ измятомъ атласѣ и грязныхъ кружевахъ явилась и была почтительно привѣтствуема хозяиномъ и хозяйкой, Филиппъ вспомнилъ разсказъ о прежней жизни этой бѣдной женщины, глаза его сверкнули гнѣвомъ, а грудь забилась негодованіемъ.

"Пригласитъ эту женщину вмѣстѣ съ моей женой? думалъ онъ и принялъ такой свирѣпый и отчаянный видъ, что его робкая жена съ испугомъ на него посмотрѣла, прижалась къ нему и прошептала:

— Что съ тобою, дружокъ?

Между тѣмъ, мистриссъ Мёгфордъ и мистриссъ Ульси вели жаркій разговоръ о погодѣ, о дѣтяхъ и тому подобномъ, а Ульси и Мёгфордъ дружески пожимали другъ другу руки, Филиппъ, нахмурившись на вошедшихъ гостей, повернувшись спиной къ обществу и разговаривая съ своей женой, представлялъ не весьма пріятную фигуру для глазъ хозяина.

"Чортъ побери гордость этого человѣка" подумалъ Мёгфордъ: "Онъ повёртывается спиною къ моимъ гостямъ, потому что Ульси ремесленникъ. Честный портной лучше банкрота и мошенника доктора, какъ мнѣ кажется,

— Зачѣмъ ты заставила меня опять пригласить этого человѣка мистриссъ Мёгфордъ? Развѣ ты не видишь, что наше общество не довольно хорошо для него?

Поведеніе Филиппа такъ раздражило Мёгфорда, что когда позвали къ обѣду, онъ подалъ свою руку мистриссъ Ульси, имѣвъ сначала намѣреніе оказать эту честь Шарлоттѣ.

"Я покажу ему" думалъ Мёгфордъ: "что жена честнаго ремесленника лучше жены помощника редактора, невѣстки банкрота и мошенника."

Хотя обѣдъ былъ украшенъ великолѣпной серебряной посудой и лучшимъ виномъ, онъ былъ мраченъ и скученъ для многихъ, а Филиппъ и Шарлотта, и навѣрно Мёгфордъ, думали, что онъ никогда не кончится. Мистриссъ Ульси спокойно ѣла и пила, а Филиппъ, вспоминая злыя легенды о ней, сидѣлъ передъ бѣдной ничего неподозрѣвавшей женщиной молча, съ сверкающими глазами, дерзко, непріятно, такъ что мистриссъ Ульси сообщила мистриссъ Мёгфордъ своё подозрѣніе, что этотъ высокій господинъ вѣроятно лѣвой ногой всталъ съ постели.

О каретѣ мистриссъ Ульси и кэбѣ мистера Фирмина доложили въ одно время, и Филиппъ немедленно вскочилъ и сдѣлалъ знакъ женѣ. Но разумѣется карета съ фонарями мистриссъ Ульси была подана впередъ и мистеръ Мёгфордъ проводилъ её до кареты.

Онъ не оказалъ этого вниманія мистриссъ Фирминъ. Вѣроятно онъ забылъ, Можетъ быть, онъ думалъ, что этикетъ не требуетъ чтобы онъ оказалъ эту вѣжливость женѣ помощника своего редактора; во всякомъ случаѣ онъ былъ не такъ грубъ, какъ Филиппъ былъ во весь вечеръ, онъ стоялъ въ передней и смотрѣлъ, какъ его гости уѣзжали въ кэбѣ. Вдругъ, въ внезапной вспышкѣ гнѣва, Филиппъ вышелъ изъ кэба, подошолъ къ своему хозяину, всё стоявшему въ передней съ самой дерзкой улыбкой на лицѣ, какъ увѣрялъ Филиппъ.

— Воротились закурить сигару? Очень пріятно будетъ для вашей жены! сказалъ Мёгфордъ, забавляясь своей шуткой.