Вулф Том - Мужчина в полный рост (A Man in Full)

Ричман повернулся к Чарли. В темноте невозможно было разглядеть выражение его лица, однако Крокер чертыхнулся про себя: «Вот черт! Ну кто меня за язык тянул! Нечего было распространяться насчет обгоревших панцирей. Разве не ясно — любой, кто называет зверье „представителями дикой природы“, ужаснется мертвым черепахам». Вслух же Чарли сказал:

— Не стоит горевать о черепахах. Уж они-то выживут. Они здесь с незапамятных времен.

— И что, в самом деле выгорает вся плантация? — поинтересовался Ричман.

— Ну да.

— В таком случае… куда же бегут все эти животные? И перепела?

— А-а-а, это… Ну, перед тем как поджечь угодья, мы везде оставляем «островки» — бульдозерами срезаем землю вокруг зеленых участков. А там — и деревья, и трава, и десмодиум, и кукуруза… в общем, все, чем кормятся перепела. Ну, и остальное зверье тоже. А уж к осени трава снова вымахивает, только без подлеска — тогда можно и охотиться.

— А сосны? Они разве не выгорают?

— Нет, если только мои реб… работники на плантации знают свое дело. У здоровой, высоченной сосны кора, понятное дело, обгорает, но само дерево остается. Кустарник — да… кустарник может выгореть. Ну да супротив природы мы не идем. В лесах ведь пожар — дело обычное.

Все умолкли, завороженные величественной картиной гигантского огня. Если долго смотреть на него, языки пламени складываются в какие-то причудливые образы. Ночь выдалась темная, небо затянуло облаками, и казалось, огонь плывет где-то за силуэтами сосен, которые, в свою очередь, то приближаются, то отходят, снова приближаются и снова отходят. Стало слышно, как впереди перекликаются работники: слов было не разобрать, только голоса.

В глазах Чарли то, что он сейчас показывал своим гостям, было одним из самых великолепных зрелищ, самых величественных симфоний на земле. Чарли довольно отметил, что в опустившейся темноте Ричман обхватил Маршу за талию, притянув к себе. Может, на того наконец подействовало очарование Терпмтина.

Постепенно все вернулись в Оружейную; Чарли предложил гостям чего-нибудь выпить. Однако Ричманы отказались, сославшись на усталость. Ноксы и доктор Тэд Нэшфорд со своей «гражданской» Лидией тоже решили лечь спать. Потом ушел Уолли, молча, не сказав ни слова. За ним — Слим и Вероника Такеры. Серена отправилась в Главный Дом, где для Ричманов была приготовлена комната — проверить, не нужно ли им чего. Оставались только Опи Маккоркл, Билли и Дорис.

Чарли решил воспользоваться моментом и поманил Билли в небольшую комнату в стороне от галереи главного входа. Прикрыв за собой дверь, он спросил:

— Билли, что, черт возьми, ты от нас утаил? Что это там насчет Фарика Фэнона?

Билли, поглощавший очередной стаканчик разбавленного водой бурбона, как-то странно ухмыльнулся, но ничего не сказал.

— Билли, да ты что! Это же я, Чарли!

Адвокат отпил и сказал:

— Зря я вообще рот раскрыл. Обещал ведь ему, что не буду болтать.

— Кому? Фарику Фэнону?

— Не-е-е… Инману.

— Инману Армхольстеру?! А он-то здесь при чем?

Билли снова замолчал. Он глянул на Чарли, но каким-то отсутствующим взглядом. Потом сказал:

— Ладно… Все равно Инман будет говорить с тобой. Как пить дать будет. Но пока — молчок. Только между нами. И никому, даже Серене. Обещаешь?

— Понятное дело.

— Так вот… Инман утверждает, что Фэнон изнасиловал его дочь.

— Что?!

— Именно.

— Элизабет?! Шутишь!

— Да какие тут шутки.

— Мать честная! Как же это он… они ведь были у меня… недели две тому назад! Инман, Эллен, Элизабет… Мы еще перепелов стреляли! Помнишь? Ты ведь тоже тогда был. Как же это случилось, а?

— Ну… Инман говорит, Элизабет была в комнате Фэнона… они там вечеринку затеяли… в честь Фрикника… в пятницу…

— В комнате Фэнона? В честь Фрикника? Какого черта ей понадобилось у Фэнона?

— Вроде как там были еще две девицы, из белых… и одна видела, что произошло… но теперь из страха все отрицает…

— Ну, дела… — Чарли отвел глаза, качая головой; потом снова посмотрел на Билли. — Знаешь, не верю я в это! А Фэнон? Вообще, что он за парень?

— Э, приятель, и не спрашивай, — ответил Билли. — Жаль, тебя не было на том собрании у «Стингерсов», когда Макнаттер знакомил парня со всеми. Чтобы Макнаттер еще раз пошел на это! Кошмар, да и только. Слыхал такое выражение: «встать в позу»? Так вот парень — чистые двести двадцать пять фунтов этой самой позы. Вышел с брюликами в ушах, на шее — вот такенная золотая цепь… Ноль внимания, кило презрения. Небось стоял и думал: «Собрались старые белые пердуны… из бывших». Макнаттер протягивает парню микрофон, а тот бормочет что-то нечленораздельное — ни дать ни взять, Пятую поправку к Конституции принимает. Смотрит на всех так, будто мы шваль какая, дерьмо у него под ногами. Представляешь себе спортивную знаменитость, с которой носятся как с писаной торбой? Ну, так это наш Фарик и есть.

— А Элизабет как? — спросил Чарли.

— Кто ж знает, — ответил Билли. — Видал ее еще в прошлом году — выходила из клуба. Видок цветущий, ничего не скажешь. Да они все там так выглядят.

— Да, аппетитная штучка, — заметил Чарли. — В прошлый раз, когда была здесь с отцом и матерью, не преминула продемонстрировать всем и каждому свою фигурку.

— И все же, Чарли… изнасилование есть изнасилование. Какая бы фигурка у девушки ни была…

— Да я и не имел в виду ничего такого! Так… к слову вырвалось. А что Инман?

— Инман думает. Ну да ты знаешь его — горячая голова! Уж не сомневайся — что-нибудь, — вышло: «чё-нить», — да предпримет. Пока же он в затруднении — ему ужас как не хочется, чтобы в связи с этой историей склоняли имя его девочки. К тому же дочери такого известного человека, как он. Вот только как тут избежать огласки? Да и Элизабет, говорят, слышать ничего не хочет о том, чтобы заявлять в полицию, беседовать с людьми из Теха или что еще. Инман решил обратиться в попечительский совет.

— Теха?

— Они с Холландом Джаспером, который там председатель, старинные приятели.

— Да-да, знаю такого…

— А в совете, понимаешь, многое поменялось… Слыхал, что удумали?

— Что?

— Решили разработать специальную программу по футболу. Якобы за последние десять лет Технологический сильно поотстал. А когда в футболе не ладится, нигде не ладится. Денег из бюджета выделяется меньше, взносы бывших выпускников тоже уменьшаются, да и баллы абитуриентов не на высоте. Словом, все не слава богу.

— Баллы абитуриентов, говоришь?

— Так Инман говорил.

— А ему-то какое дело до этих самых баллов?

— Ему — никакого. Но, видать, их с Холландом беседа пошла не так. Инман-то был уверен, что, как только расскажет Холланду о том, что случилось с его дочерью, тот бросит все и тут же протрубит сбор своей кавалерии. А Холланд начал юлить — мол, надо все взвесить, у студенческого совета есть свои методы решения таких проблем, то да се… Ну, Инман не выдержал и как заорет на него: «Какая такая проблема, идиот! Я не о проблеме говорю, а об изнасиловании! Изнасиловании!»