Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие

Выяснилось, что существуют свои методы инспектирования канализационных труб. И эксперт сразу же распознает почерк. Вопреки его форменной фуражке, вопреки его записной книжке и обвислым усам, приятель дворецкого, как стало ясно теперь, десятки раз демонстрировал свое дилетантство. Он производил не те действия, он задавал не те вопросы. Даже его манера поводить носом подверглась суровой критике.

– Этот субъект – самозванец, – заключил Уопшотт.

– Но каким мог быть его мотив? – спросила леди Бастейбл. – И такой респектабельный мужчина на вид. Он напомнил мне одного из мэров Хаддерсфилда.

Подал голос полковник Бэгнью. С той минуты я не могу избавиться от мысли, что он состоял в родстве с мальчиком – чистильщиком обуви. Умственный настрой у обоих тяготел ко всяким жутким фантазиям.

– Лазутчик шайки громил, – сказал полковник. – Обычный их прием. Сперва посылают парня разведать местность, а затем бросаются в нападение, досконально зная топографию дома.

На миг, Корки, у меня возникло впечатление, что этот мастерский анализ приведет к самым положительным результатам. Компанию он заметно потряс. Двое типусов из Сити переглянулись с заметным ужасом, а леди Бастейбл заметно позеленела.

– Громилы! – вскричала она. – Я сейчас же уезжаю!

И тут полковник, осел эдакий, взял и все испортил.

– Сударыня, – сказал он, – будьте британкой! Джентльмены, будьте мужчинами! Неужели горстка жалких громил изгонит нас из нашего уютного дома?

Леди Бастейбл сказала, что не хочет быть убитой в собственной постели. Субчики из Сити сказали, что тоже не хотят, – ну, и я попытался внести свою лепту, заметив, что не могу вообразить ничего мерзее убиения в собственной постели. Но полковник уже осатанел. На этих ветеранов индийской армии, Корки, полагаться никак нельзя. Герои, как на подбор, и все их терпеть не могут.

– Плохо же вы знаете это отребье, если считаете подобное возможным, – сказал он. – Жалкие трусы все до единого. Покажите им добрый старый армейский револьвер, и они прыснут во все стороны, как кролики.

Леди Бастейбл сказала, что армейских револьверов у нее нет.

– А у меня есть, – сказал полковник. – И дверь моей спальни ближе ко входу, чем ваша. Положитесь на меня, сударыня. При первом же вашем вопле я выскочу из своей спальни, паля во все стороны.

Это перевесило чашу весов, и компания решила остаться. А мне предстояло снова взяться за решение тягостной задачи.

Но именно в такие моменты, когда обыкновенный человек чувствует себя парализованным, твой старый друг, Корки, показывает все, на что он способен. Нависающая угроза словно оттачивает его интеллект. Конечно, ты можешь сказать, что мне следовало бы подумать об этом сразу, и я признаю, что такая критика справедлива. Тем не менее не прошло и часа после дебатов, которые я только что описал, как меня осенила идея, словно бы разрешавшая все трудности. Я понял, что, тратя время на планирование сложных комбинаций компрометирования канализации «Кедров», я всего лишь царапал поверхность. А требовалось сразу же взять ситуацию за горло. Я внимательнейшим образом изучил человеческую природу, и одно я знаю твердо: именно – как бы крепко она к тебе ни присосалась, ты всегда без труда стряхнешь самую настырную пиявку, объяснив ей, что в доме прячется крайне заразная болезнь.

Полковник Бэгнью мог сколько угодно размахивать своими армейскими револьверами и обливать громил презрением, но я был готов заключить пари на любую сумму, что, услышав про судомойку, слегшую со скарлатиной, он вылетит из дома с такой скоростью, что ты успеешь увидеть лишь неясное пятно, исчезающее за воротами.

Я изложил эту идею дворецкому, как человеку многоопытному и держателю наибольшего (после меня) числа акций, и он согласился со мной in toto [55]. Причем напомнил мне, как моя тетя Джулия, хоть она и создана из закаленной стали, покинула родной очаг, едва узнав, что одна из младших горничных слегла со свинкой, и продолжала устремляться вперед, пока не достигла Бингли-на-Море, где и оставалась три недели.

Посему было решено, что судомойка на следующий день незаметно выберется из дома и отправится к своей матушке, а дворецкий, поразгуливав день-другой с мрачно-озабоченным видом и зловещими покачиваниями головы, подойдет ко мне в ту минуту, когда я буду окружен своей маленькой паствой, и сообщит сенсационную новость.

Я вновь и вновь просматривал в воображении эту сцену, но не сумел обнаружить ни единого просчета.

– Могу ли я обратиться к вам, сэр?

– Да, Бартер. Что случилось?

– Должен с сожалением поставить вас в известность, сэр, что Джейн очень нездорова.

– Джейн? Джейн? Наша достойная судомойка? Неужели, Бартер? Да, действительно, крайне жаль. Но ничего серьезного, надеюсь?

– Нет, сэр. Боюсь, что да, сэр.

– Да говорите же, Бартер! Так что это?

– Скарлатина, сэр, как меня поставил в известность доктор.

Потрясение, за которым следует немедленное всеобщее бегство. Я просто не представлял себе, как тут можно было бы потерпеть неудачу.

Однако всегда вдруг выскакивает что-то непредвиденное и все портит. На следующий день во время чая, как раз тогда, когда Бартер с мрачно-озабоченным видом принес булочки и удалился, зловеще покачивая головой, пришла радиограмма, посланная моей теткой посреди океана. И я хочу, чтобы ты очень внимательно взвесил эту радиограмму, Корки, очень тщательно, и сказал бы, оправдывает ли она то, что я сделал.

Гласила она следующее: «Буду Париже вторник».

Вот так: «Буду Париже вторник». Но этого оказалось достаточно, чтобы я полностью изменил план кампании.

До этого момента каждый мой нерв был нацелен на задачу вышвыривания clientele [56]. Теперь я увидел, каким это было бы огромным ляпом.

Обдумай факты, Корки. После вычета расходов и выплат другим акционерам каждая лишняя неделя пребывания этих клиентов в «Кедрах» означала тридцать фунтов с лишним в моем загашнике. И было безумием выставлять их вон, пока не подойдет самая последняя минута. А эта радиограмма доказывала, что указанная минута еще очень далека.

Видишь ли, когда моя тетя Джулия попадает в Париж, она всегда проводит там не меньше двух недель. И это даже при нормальных обстоятельствах, когда ее любимый дом взывает к ней о возвращении. Так на какой срок она останется там, если получит телеграмму, что в «Кедрах» бушует скарлатина? Я не сомневался, что могу поуправлять моим «Домом родным вдали от дома» по меньшей мере еще месяц. Каковой месяц принесет мне колоссальную сумму примерно в сто двадцать расчудеснейших фунтов.

Альтернативы, казалось, не существовало. На следующее же утро я отправился на местную почту, послал ей телеграмму в отель «Крийон», где она всегда останавливалась, и вернулся, чувствуя себя в ладах со всем миром. Телеграмма обошлась недешево, так как я не поскупился на слова, чтобы смысл был абсолютно ясен, но на экономии не разбогатеешь.