Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие

– Мне не противно. И я не отпрянула. Просто задрожала, потому что довольно холодно.

– Значит, ты любишь меня, несмотря на мое прошлое?

– Мортимер!

Она упала в его объятия.

– Дорогая моя, – сказал наконец Мортимер. – Какая счастливая жизнь у нас впереди. Если, конечно, ты не решишь, что совершила ошибку.

– Ошибку! – возмущенно воскликнула она.

– Ну, ты же видишь, мой гандикап двенадцать, а учитывая все, так, пожалуй, и больше. Бывает, после первого удара приходится выбивать мяч аж с соседнего фервея, а иногда, кажется, не смог бы попасть в угольную яму с транспарантом «Добро пожаловать!». А ты – чемпионка Открытого первенства среди женщин. Но если даже это тебя не останавливает… О, Мэри, ты не представляешь, как я мечтал, что настанет день и я женюсь на гольфистке высочайшего класса! Я грезил наяву – вот иду к алтарю под руку с милой девушкой, у которой отрицательный гандикап… Ты опять дрожишь. Ты простудишься.

– Немного прохладно, – ответила девушка. Голос ее был тихим.

– Зайдем внутрь, любимая. Я посажу тебя в мягкое кресло, посидишь с чашечкой кофе, а я пойду поброжу немного, подумаю о том, как все замечательно складывается.

Они поженились через несколько недель, очень тихо, в небольшой церквушке в Сен-Брюле. Шафером Мортимера был секретарь местного гольф-клуба, а единственной подружкой невесты – горничная из отеля. Свадьба Мортимера разочаровала – он надеялся на пышную церемонию в церкви Св. Георгия на Ганновер-сквер, чтобы венчал викарий Тутинга (само совершенство в коротких приближающих ударах), и орган играл «Глас, над Сент-Эндрю прозвучавший». Он даже мечтал на офицерский манер вывести невесту из церкви под аркой из скрещенных клюшек. Однако она не желала такой помпы и настояла на том, чтобы все прошло скромно, а медовый месяц предложила провести в Италии. Мортимер хотел поехать в Шотландию, на родину Джеймса Брейда, но любезно уступил, поскольку нежно любил свою избранницу. Однако Италия мало интересовала его. Величайшие памятники римской истории оставили его равнодушным. Увидев храм Веспасиана, он лишь подумал, что пришлось бы чертовски трудно, попади мяч за такое препятствие. Колизей слегка заинтересовал Мортимера – любопытно, воспользовался бы Эйб Митчелл «медяшкой», чтобы провести над ним мяч. Во Флоренции новобрачная любовалась Тосканскими холмами, ему же они представлялись довольно скверным рафом, из которого будет чертовски сложно сыграть.

И вот наконец настало время, когда они возвратились назад, в уютный домик Мортимера неподалеку от поля для гольфа.

В первый же вечер Мортимер ушел с головой в полировку своих девяноста четырех клюшек, а потому не обратил внимания, что жена чем-то озабочена. Не будь он так занят, наверняка заметил бы, что она явно взволнована, вздрагивает от внезапных звуков, а когда Мортимер решил испытать свой новый мэши-ниблик и разбил окно в гостиной, даже вскрикнула. Короче, странное поведение. Если бы Эдгару Аллану По вздумалось добавить персонаж в «Падение дома Эшеров», она пришлась бы как нельзя к месту. Казалось, молодая женщина мучительно ожидает неминуемой развязки, Мортимер же весело насвистывал себе под нос, шлифуя наждачной бумагой головку двадцать первого паттера, и ничего не замечал. Он думал о завтрашней игре.

– Рука уже зажила, дорогая, правда?

– Да. Да, зажила.

– Чудесно! – воскликнул Мортимер. – Позавтракаем пораньше, скажем, в полвосьмого, и сыграем пару раундов до обеда; потом еще пару после. Для первого раза достаточно, не следует перетруждать себя вот так сразу. – Он с энтузиазмом взмахнул паттером. – Как нам лучше играть? Может, для начала дашь мне фору?

Она не ответила, только стиснула ручку кресла так, что пальцы побелели.

На следующее утро, когда они подошли к полю, ее тревога стала еще более очевидной – она смотрела мрачно и вздрогнула, когда в траве внезапно застрекотал кузнечик. Однако Мортимер, поглощенный приятными мыслями о предстоящей игре, ничего не замечал.

Он зачерпнул горсть песка, чтобы сделать для жены удобную горку, и вынул мяч из ее сумки. Мортимер подарил ей на свадьбу новенькую сумку для гольфа, шесть дюжин мячей и полный набор самых дорогих клюшек; все шотландского производства.

– Теперь надо мяч – на ти…

– Почему – найти? Он еще не потерялся, – ответила она.

Мортимер весело рассмеялся.

– Молодчина, черт возьми! Сама придумала или где прочитала?

Он положил мяч на насыпанный песчаный бугорок и выпрямился:

– Ну-ка, покажи, как играют чемпионы!

И тут она разрыдалась.

– Дорогая!

Мортимер подбежал и обнял жену. Она сделала слабую попытку отстраниться.

– Ангел мой, в чем дело?

Она отрывисто всхлипывала, не в силах вымолвить слово.

– Мортимер, я обманула тебя! – сказала она наконец.

– Обманула?

– Я никогда в жизни не играла в гольф! Я даже не умею держать клюшку!

Сердце Мортимера остановилось. Что за околесицу она несет? Не пристало жене заговариваться сразу после медового месяца.

– Любимая, да ты не в себе!

– В себе! В том-то вся проблема. Я – это я, но я не та, за кого ты меня принимаешь.

Мортимер недоуменно смотрел на нее. Тут без карандаша и бумаги не разберешься, мелькнула у него мысль.

– Я не Мэри.

– Но ты же сама сказала, что Мэри.

– Я не говорила. Ты спросил, можно ли называть меня Мэри, и я согласилась. Я так любила тебя, что решила не спорить из-за маленькой причуды. Я уже собиралась сказать, что это не мое имя, но ты прервал меня.

– Не Мэри! – Мортимер наконец осознал страшную правду. – Ты не Мэри Сомерсет?

– Мэри – моя кузина. Меня зовут Мэйбл.

– Но ты сказала, что растянула руку на чемпионате.

– Так и есть. Не удержала крокетный молоток.

– Крокетный? Ты сказала – крокетный?

– Да, Мортимер! Крокетный молоток.

На ее щеках проступил легкий румянец стыда, а в глазах отразилась боль, но она смотрела на него, не отводя взгляда.

– Я чемпионка Открытого первенства по крокету среди женщин, – прошептала она.

Мортимер Стерджис вскрикнул, как раненый зверь.

– Крокет! – Он, задыхаясь, смотрел на нее невидящими глазами. Есть предрассудки, от которых не дано избавиться даже человеку самых широких взглядов. – Крокет!

Воцарилось долгое молчание. Легкий бриз напевал что-то в кронах сосен, кузнечики стрекотали у ног.

Она снова заговорила тихим, бесцветным голосом:

– Я одна виновата. Надо было признаться раньше, пока еще было время разойтись. Тогда, на террасе, залитой лунным светом. Но я потеряла голову, а когда сообразила, за кого ты меня принимаешь, то была уже в твоих объятиях. Тогда я уже поняла, насколько важно для тебя мое предполагаемое искусство в гольфе, но было поздно. Я слишком сильно полюбила тебя и не могла даже думать о разлуке! Я сошла с ума; ведь ясно, что такой обман не может длиться вечно! Рано или поздно ты бы все узнал. Но у меня была отчаянная надежда, что к тому времени мы так сблизимся, что ты сможешь меня простить. Я ошиблась. Есть вещи, которые ни один мужчина простить не может. – И повторила упавшим голосом: – Не может.