Исроэл-Иешуа Зингер - Братья Ашкенази. Роман в трех частях

Помимо крупных фабрикантов, работавших по две смены в сутки и наполнявших товаром огромные склады, изо всех сил трудились и фабриканты средней руки, а также мелкие и совсем мелкие производители. Все они что-то выпускали. Денег для производства не требовалось. Город жил в кредит, по векселям.

Под векселя купеческий сын женился на купеческой дочери. Молодой человек просто добавлял к подписи тестя свою и получал за векселя пряжу и хлопок. Он отдавал сырье в переработку подрядчику и платил ему векселями. Подрядчик тоже расписывался на них и вручал подмастерьям за их работу. Те ставили на бумагах свои корявые подписи и расплачивались ими за все, что им было нужно для жизни, — за хлеб и картошку, за квартиру и одежду.

Из городов и местечек приезжали купцы, зятьки, живущие на содержании у отцов своих жен, ветошники, лавочники и скупали товар целыми фурами без единого гроша, под одни подписанные ими векселя. Продавцы и не требовали денег. Они сразу же передавали векселя дальше, расплачиваясь за товар, за работу. Векселями платили приказчикам в магазинах, служанкам в частных квартирах, портным за платье, меламедам за обучение. Развеселые коммивояжеры и комиссионеры разъезжали по огромной России, увозили горы товаров, а за них присылали векселя русских купцов, выписанные на крупные суммы. Лодзь обходилась без денег. Наличность была здесь не в ходу. Всё получали за подпись. Векселями оплачивался вызов к Торе в синагогах, векселями давались пожертвования ребе. Под векселя франтоватые приказчики гуляли в ресторанах, покупали подарки для невест. Даже женщинам в веселых домах, а потом врачам за лечение венерических болезней и то платили векселями…

Тот, кто был изворотлив и ловок, мог при пустом кармане открыть предприятие, накупить дорогой мебели, украшений, приобрести вес в обществе. С каждым днем все больше ткачей оставляло ручные станки и начинало «крутиться» — заниматься коммерцией. Для этого достаточно было определенного склада ума. А еще надо было уметь расписываться и иметь первые пятнадцать копеек на бланк векселя — единственный товар в Лодзи, который не давали под вексель и который приходилось покупать за наличные.

Забывшая о деньгах, раздразненная быстрым обогащением, развращенная неудержимой конкуренцией, Лодзь кипела, суетилась, работала без меры и системы, без пользы и необходимости. Люди спешили сами, подгоняли других, обливались потом, хватали без разбору, сбывали без счета, жили бумажной жизнью, упиваясь бесконтрольностью и произволом, не видя результата и реальной прибыли. Единственными, кто делал свое дело, работал тяжело и напряженно, не знал отдыха и покоя, были рабочие на фабриках, подмастерья и ремесленники в мастерских. Только на их тяжком труде за гроши и держался этот гигантский, распущенный город, сгусток страстей, обмана и безумия.

И вдруг город остановился. Огромный кусок застрял в его прожорливой глотке, и он заметался в судорогах и конвульсиях. Он начал извергать то, что жадно затолкал в себя за все прошедшие годы свинства и разврата.

Вдобавок на страну обрушилось засушливое лето. Неделями не было дождя. Православные священники в вышитых золотом и серебром парадных одеяниях взяли в руки иконы и пошли в поля вместе с крестьянами и крестьянками молить на коленях Христа и Божью Матерь смилостивиться над людьми и животными и ниспослать им дождь. Но молитвы не помогли, и солнце пылало неослабно, выжигая нивы и степи России, не щадя хлебные области страны. От голода и жажды начался падеж скота. А когда дошло до жатвы, когда надо было убирать уцелевшее под злыми лучами, зарядили проливные дожди, и то немногое, что оставалось в полях, сгнило. Из-за голода и павшей скотины, трупы которой незарытые валялись по полям, стали распространяться эпидемии — холера, брюшной тиф и скарлатина. Из многих сел, особенно в Малороссии, крестьяне выгоняли евреев, считая, что они отравляют колодцы. В других местах крестьяне били дрекольем и вилами студентов, приезжавших в деревни, чтобы бороться с болезнями известью, смолой и карболкой. Но эпидемии не прекращались.

Крестьяне не приходили на городские рынки. Лавочники и купцы не имели возможности продать товар, произведенный в Лодзи к осеннему сезону. Никто не мог заплатить по предъявленным к оплате долговым бумагам. Протесты векселей сыпались на Лодзь десятками тысяч, каждый день, каждый час, каждую минуту. Фабриканты, взявшие кредиты в банках, оказались неплатежеспособны. Банки разорились.

Первый огонь кризиса спалил мелких сошек, владельцев небольших и крошечных мастерских, субподрядчиков, торговцев пряжей и хлопком, лавочников, небогатых купцов, комиссионеров, маклеров — тысячи дельцов, роившихся вокруг задымленной Лодзи, словно мухи вокруг сладкого пирога. Выстроенные на векселях предприятия сгорели в этом пламени сухой соломой. Люди носились, словно отравленные мыши, пытались продать свои векселя за гроши, но охотников не находилось. Большая бумажная цепь, опутавшая город, сковавшая его оборотистых жителей, лопнула, рассыпалась в руках. И один потянул за собой в пропасть другого.

Крупную рыбу, левиафанов, фабрикантов-миллионеров тоже потрясли штормовые волны кризиса, но крепкие и сильные, они выстояли. Они просто ушли от этой бури и ждали окончания потопа, став на прочный якорь. Один за другим они останавливали фабрики. Готовый товар был не нужен, а попусту переводить запасы сырья, резервные шерсть и хлопок, они не хотели. В то время как товар обесценился и никто не хотел иметь с ним дело, цены на сырье росли с каждым днем, поэтому остановить фабрики было выгоднее, чем продолжать производство. Те предприятия, которые не закрылись, работали только один день в неделю. Десятки тысяч рабочих слонялись без дела.

Ткацкие станки в Балуте затихли. Портные, чулочники, швеи, сапожники, работники и работницы галантерейных мастерских укрыли чехлами свои машины, которые походили теперь на жертв эпидемии, брошенных без погребения. Люди мыкались с полученными за работу векселями, но теперь все открещивались от них.

— Можете подтереться этими бумажками, — сердито говорили бедные лавочники, когда какой-нибудь рабочий робко пытался расплатиться векселем за фунт картошки или буханку хлеба.

Купцы и фабриканты искали способы пережить трудности. Закладывали золото и бриллианты, приобретенные в лучшие времена за векселя, скупали по дешевке целые склады товаров, которые имели еще хоть какую-то ценность. Кто-то находил выход в другом. Хотя было уже по-осеннему прохладно и дождливо, ткацкие мастерские, прядильные мастерские и склады начали вдруг сильно гореть. Каждую ночь огненные языки рвались к небу в разных концах города. Крепкие лошади пожарных команд цокали подковами по камням плохо замощенных улиц Лодзи. Трубачи сотрясали воздух горнами и будили детей ото сна. Лежа в постелях, жители Лодзи знали, что кто-то вновь устроил посреди недели благословение «Сотворяющий светочи огненные» [126] Благословение на зажженную свечу — одно из трех благословений, произносимых во время обряда авдалы на исходе субботы и праздников. , превратил в дым обесценившиеся товары и машины, чтобы получить от страховой компании наличность, которая стала вдруг так дорога в этом вексельном городе. С самого утра, едва разносчики газет начинали выкрикивать новости пронзительными голосами, люди вскакивали с постелей, чтобы поскорей прочитать, кто выправил свой баланс за одну ночь.