Леопольд фон Захер-Мазох - Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах

Менев затрясся от хохота.

— От этого не умирают, — проговорил он, — но ты, старый грешник, получил заслуженный урок. Разве я просил тебя лакать мой ликер?

Тарас тотчас притих и сконфуженно выскользнул из комнаты.

В один прекрасный день все местное общество было приглашено к Бадени. Семья Меневых с Зиновией отправлялись туда к обеду, и можно было предположить, что домой они воротятся лишь поздней ночью. Как только об этом прознали на кухне, кто-то предложил устроить в пекарне бал. В результате Мотуш заявил барину, что растянул ногу, а Ендрух внезапно слег с высокой температурой. Оба сказались больными, чтобы не ехать с хозяевами, и тем пришлось срочно рекрутировать в кучера двух крестьян.

Едва господские сани вылетели за ворота, как Мотуш с Ендрухом выздоровели, запрягли имеющиеся розвальни и отправились по соседним имениям, чтобы собрать на праздник знакомых слуг и служанок. Им улыбнулось счастье, ибо в усадьбу они вернулись с целой гурьбой симпатичных краснощеких нимф, а кроме того, привезли с собой четырех цыган, которых встретили по дороге и которые ознаменовали свой въезд в Михайловку «удалыми мелодиями повстанцев Ракоши [61] Имеется в виду венгерский князь Ференц (Франц) Ракоши (1678–1735), предводитель мятежа против центральной власти; в 1704 г. во главе своего войска он вторгся из Польши в восточные пределы империи, был провозглашен князем Семигорья, а затем королем Венгрии; в 1708 г. потерпел сокрушительное поражение под Тренчином, бежал в Польшу, потом жил в Париже, откуда переехал в Константинополь. ».

Тарас с Адаминко как раз заканчивали необходимые приготовления. На кухне варилось, пеклось и жарилось, просторная пекарня была прибрана и украшена еловыми ветками и цветами, а в помещении для прислуги накрыли длинный стол.

Три «дамы» все еще занимались своими туалетами. Квита даже напудрила волосы.

— Она думает, что Ендрух уже у нее в кармане! — смеясь, воскликнула Софья. — Да только он называет ее не иначе как рыжей кобылой…

— По мне, так лучше быть лошадью, — огрызнулась Квита, — чем такой змеей, как ты.

— Но я симпатичная змея, — язвительно бросила маленькая русоволосая субретка, зашнуровывавшая в этот момент черевички.

Дамьянка облизнулась и молча продолжала заплетать свою черную косу.

— Эй, бабы, — крикнул заглянувший в комнату Ендрух, — вы еще долго возиться будете? Заканчивайте, наконец!

— Уже идем, мое золотце, — елейным голоском отозвалась Квита.

Цыгане заняли место у хлебопекарской печи и начали играть. Неистовые звуки скрипок подействовали на присутствующих, как волшебная флейта крысолова. Ноги тотчас сами собой пришли в движение, даже Тарас принялся радостно покрикивать и в такт приподнимать ноги. Софья, все больше и больше оживляясь, шмыгнула в помещение и с лету овладела Ендрухом. Раскачиваясь и крутясь за руку с ним, она торжествующе поглядывала то на позеленевшую от зависти Квиту, которая стояла, прислонившись к двери, то на Дамьянку. Мотуш топал ногами, как конь, — вероятно, по кучерской привычке. Адаминко в белом поварском колпаке неловко и комично подпрыгивал по-козлиному. Все были довольны, хотя вокруг клубились густые облака пыли и температура в переполненном помещении вскоре стала как в парной бане. В перерыве гостей пригласили на званый ужин, во время которого погреб Менева подвергся беспощадному опустошению. И только потом разгулялись окончательно — плясали, пели и пили, стараясь перещеголять друг друга, до поздней ночи. Ни одна душа не вспомнила об отсутствующих хозяевах. Адаминко приготовил из дорогих ингредиентов роскошный пунш. Чтобы проветрить кухню, в ней на некоторое время открыли окна, поскольку здесь собирались теперь играть в тарок и наплясавшиеся до полусмерти девушки сбежались сюда хлебнуть миндального молока.

Царем в пекарне был Ендрух. С правого боку его оглаживала Квита, слева томно вздыхала Дамьянка, но он отмахивался от них как от пары докучливых мух и благосклонно, словно настоящий султан, кивал то одной, то другой из новоприбывших симпатичных дивчин.

Торжество было в самом разгаре, далеко разносилось разухабистое пиликанье скрипок, танцующие громко притоптывали каблуками, бражничающие кричали и пели, когда вдруг неожиданно воротились хозяева. Поскольку открыть ворота было некому, одному из крестьян пришлось перелезть через каменную ограду. Когда сани наконец въехали во двор, господский дом стоял тихий и темный, зато со стороны ярко освещенного хозяйственного двора доносились звуки буйной вакханалии. Невозможно описать замешательство разгулявшихся слуг, когда Менев с Аспазией внезапно вошли на кухню.

Софья, надевшая меховую кофту своей барыни, собралась было выпрыгнуть в окно, а Тарас, беззастенчиво дымивший трубкой Менева и державший в руках игральные карты, залез под стол. В пекарне Менев обнаружил повара и кучера с бумажными киверами на головах, лихо отплясывающих казачка, тогда как Ендрух с Дамьянкой кружились как угорелые, а Квита щедро потчевала гостей пирогами и ликером.

При виде барина Квита с истошным криком выронила поднос, так что осколки разлетелись во все стороны и по половицам растекся желтый ручеек, Ендрух нашел убежище за пышными юбками Дамьянки, Адаминко сховался за печкой, а вот злосчастный Мотуш, совершив неуклюжее сальто-мортале, рухнул на пол и теперь сидел посреди горницы на осколках стекла, в желтой луже, — оцепенело уставившись на Менева, точно на привидение.

— Что же, твоя нога уже вылечилась? — спросил Менев, в котором все клокотало от бешенства.

— Как вы изволите видеть, еще не совсем, — пробормотал Мотуш, — поскольку я снова потерпел аварию.

— И Ендрух тоже опять здоров… — продолжал Менев.

— Уверяю вас, барин, — жалобно промямлил тот, — температура еще очень высокая.

— Ах вы, мерзавцы! Лодыри! Сучьи дети! — рассвирепел Менев. — Подать мне трость, я засеку вас до полусмерти!

И он точно пришиб бы их, если бы под рукой у него оказалась трость и если бы подоспевшая вовремя Зиновия не подхватила его и не увлекла прочь.

— Ну, погодите у меня, утром я вам устрою суд! — кричал он, пока она вытаскивала его из пекарни.

На следующее утро Менев, как инспектирующий генерал, прошелся по дому, на каждом шагу обнаруживая новые следы беспорядка и доказательства присвоения слугами хозяйского имущества. Но тут появилась Зиновия, положила руки ему на плечи и улыбнулась.

— Ты только не сердись так, — молвила она, — дело того не стоит. Позволь мне самой все уладить, я уравновешеннее тебя, меня эти прохиндеи из себя не выведут.

Она уговаривала и ласково убеждала его до тех пор, пока он не согласился поручить ей наказание провинившихся.