Жан-Поль Сартр - Дороги свободы. III.Смерть в душе. IV.Странная дружба

Гвиччоли бросил яростный взгляд на Менара:

— Помолчи хоть минуту, идиот! У меня уже барабанные перепонки лопаются.

Менар перестал петь. Он жалобно сказал:

— Я не могу остановиться.

И тут же затянул «Девушки из Камаре».

— Хороши мы! — сказал Гвиччоли.

Он был не слишком смущен; на Матье он смотрел скорее с гордостью.

— А у нас тут весело! — сказал он. — Здесь все веселые; мы хулиганы, горячие головы, банда скандалистов!

Гримо одобрил его кивком и засмеялся. Он старательно, как на иностранном языке, выговорил:

— С нами не соскучишься.

— Вижу, — сказал Матье.

— Хочешь опрокинуть стаканчик? — предложил Гвиччоли.

Посередине комнаты стоял медный таз, заполненный красным вином из интендантства. В тазу что-то плавало.

— Это таз для варенья, — сказал Матье. — Где вы его взяли?

— Не твое дело, — огрызнулся Гвиччоли. — Так ты пьешь или нет?

Он изъяснялся с трудом, и у него глаза закрывались сами собой, но агрессивный вид он сохранял.

— Нет, — сказал Матье. — Я пришел увести Лонжена.

— Куда увести?

— Подышать свежим воздухом.

Гвиччоли взял свой котелок двумя руками и опустошил его.

— Уводи, я мешать не буду, — сказал Гвиччоли. — Он все время что-то мелет о своем брате и всем надоел. Помни, у нас банда весельчаков, а унылых пьянчуг нам не нужно.

Матье взял Лонжена за руку.

— Ну, пошли!

Лонжен с раздражением высвободился.

— Минутку! Дай мне привыкнуть.

— Ну, привыкай, — сказал Матье.

Он повернулся и бросил взгляд на шкаф. За стеклами он увидел толстые тома, покрытые холстиной. Есть что почитать. Он бы стал читать все что угодно: даже Гражданский кодекс. Шкаф был заперт на ключ: Матье тщетно попытался его открыть.

— Разбей стекло, — посоветовал Гвиччоли.

— Нет! — зло отказался Матье.

— Чего ты, бей! Скоро увидишь, будут ли фрицы так церемониться.

Гвиччоли повернулся к остальным.

— Фрицы все спалят, а Деларю боится шкаф разбить. Солдаты загоготали.

— Буржуа! — с презрением процедил Гримо. Латекс потянул Матье за китель.

— Эй, Деларю! Иди посмотри. Матье обернулся:

— Что посмотреть?

Латекс вынул член из ширинки.

— Смотри! — сказал он. — И сними перед ним шляпу: у него шесть достижений.

— Каких достижений?

— Шесть толстячков. И каких красавчиков: каждый весил чуть ли не восемь кило; а теперь я не знаю, кто их будет кормить? Но вы нам сделаете других, — сказал он, нежно склонившись над членом. — Вы нам сделаете еще дюжину, шалунишка вы наш!

Матье отвел взгляд.

— Сними шляпу, слабак! — гневно крикнул Латекс.

— У меня нет шляпы, — ответил Матье. Латекс обвел взглядом комнату.

— Шестерых за восемь лет. Кто больше? Матье вернулся к Лонжену.

— Ну как? Готов?

Лонжен мрачно посмотрел на него:

— Я не люблю, когда меня торопят.

— Я тебя не торопил, ты сам меня позвал. Лонжен ткнул ему пальцем под нос.

— Я тебя не слишком люблю, Деларю. Я тебя никогда особенно не любил.

— Взаимно, — парировал Матье.

— Хорошо! — удовлетворенно сказал Лонжен. — Так мы, может, столкуемся. Прежде всего, почему бы мне не пить? — спросил он, глядя на Матье с подозрением. — Какой мне интерес не пить?

— На тебя вино тоску нагоняет, — сказал Гвиччоли.

— Если я не буду пить, будет хуже. Менар горланил:

Матье посмотрел на Лонжена.

— Ты можешь пить, сколько хочешь, — сказал он ему.

— Чего? — разочарованно пробурчал Лонжен.

— Я говорю, — крикнул Матье, — пей, сколько хочешь: мне на это начхать!

Матье подумал: «Мне остается только уйти». Но он не мог на это решиться. Он наклонялся над ними, вдыхая сильный сладковатый запах их опьянения и несчастья; он подумал: «Куда я пойду?», и у него закружилась голова. Они не внушали ему отвращения, эти побежденные, которые пили до дна горечь своего поражения. Если кто-то и внушал ему отвращение, так это он сам. Лонжен нагнулся, чтобы поднять свою кружку, и упал на колени.

— Гадство!

Он дополз до таза, окунул руку в вино по локоть, вытащил из вина мокрую кружку и, склонившись над тазом, стал пить. Подбородок его дрожал, и вино стекало в таз из углов рта.

— Ой, как мне плохо… — сказал он.

— Тебе надо сблевать, — посоветовал Гвиччоли.

— Как ты это делаешь? — спросил Лонжен; он был бледен и еле ворочал языком.

Гвиччоли засунул два пальца в рот, склонился на бок, захрипел, и его вырвало слизью.

— Вот так, — сказал он, вытирая рот тыльной стороной ладони.

Лонжен, все еще стоя на коленях, переложил кружку в левую руку, а правую засунул в горло.

— Эй! — крикнул Латекс. — Тебя сейчас вырвет в вино!

— Деларю! — крикнул Гвиччоли. — Толкни его! Толкни его побыстрей!

Матье толкнул Лонжена, и тот упал, не вынимая пальцев изо рта. Все ободряюще смотрели на него. Лонжен вынул пальцы и рыгнул.

— Не меняй руку, — посоветовал Гвиччоли. — Потерпи, уже подходит.

Лонжен закашлялся и побагровел.

— Ничего не подходит, — возразил он, заходясь от кашля.

— Ты нам осточертел! — в бешенстве крикнул Гвиччоли. — Не умеешь блевать, не надо пить!

Лонжен порылся в кармане, стал на колени, потом присел на корточки у таза.

— Что ты делаешь?! — закричал Гримо.

— Охлаждающий компресс, — пояснил Лонжен, вытаскивая из чана носовой платок со стекающими каплями вина. Он приложил его ко лбу и детским голосом попросил:

— Деларю, пожалуйста, завяжи мне его сзади.

Матье взял платок за два уголка и завязал его на затылке Лонжена.

— Ага, — сказал Лонжен, — так лучше.

Платок скрывал его левый глаз, струйка красного вина катилась вдоль щек и по шее.

— Ты похож на Иисуса, — смеясь, сказал Гвиччоли.

— Это уж точно, — отозвался Лонжен. — Я тип вроде Иисуса Христа.

Он протянул свою кружку Матье, чтобы тот ее наполнил.

— Нет уж, — возразил Матье, — ты уже и так нахлестался.

— Делай, что говорю! — крикнул Лонжен. — Делай, что говорю, прошу тебя! — Он добавил ноющим голосом: — Видишь, у меня хандра!

— Сто чертей! — крикнул Гвиччоли. — Дай ему скорее выпить, иначе он опять начнет к нам приставать со своим братцем.

Лонжен надменно взглянул на него:

— А почему бы мне не говорить о моем брате, если я хочу? Не ты ли мне запретишь?

— Ох, отстань! — взмолился Гвиччоли. Лонжен повернулся к Матье.

— Мой брат в Оссегоре, — объяснил он.

— Значит, он не солдат?

— Еще чего — он белобилетник. Сейчас прогуливается в сосновом бору со своей женушкой; они говорят друг другу: «Бедному Полю не повезло», и они милуются, думая обо мне. Что ж, я им покажу бедного Поля!

Он на минуту сосредоточился и заключил:

— Я не люблю своего брата. Гримо расхохотался до слез.

— Чему ты смеешься? — раздраженно спросил Лонжен.