Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла

Элизабет слегка вздрогнула, и он обернулся к ней.

— Тебе холодно, дорогая? Я дам попону, накрой ноги.

Она опять вздрогнула, хотя пыталась скрыть это.

— Мне не холодно, — сказала она. — Просто время какое-то странное. Я хотела бы, чтобы ты поговорил со мной. Во времени скрыта какая-то опасность.

Он подумал о козле.

— Опасность? Что ты имеешь в виду?

Он взял её сжатые руки и положил их себе на колено.

— Я имею в виду, что есть опасность потеряться. Вот свет, который падает сюда. Я подумала, что у меня внезапно возникло ощущение, будто меня распылили и превратили в облако, частицы которого осели и смешались со всем, что меня окружает. Приятное было ощущение, Джозеф. А потом я услышала филина и испугалась, что, если я так сильно соединюсь с горами, то, быть может, никогда не смогу опять стать Элизабет.

— Просто это такое время суток, — успокоил он её. — Видимо, оно воздействует на всё живое. Ты когда-нибудь наблюдала за животными и птицами вечером?

— Нет, — сказала она, и чувствуя, что открыла нечто, связующее их, порывисто повернулась к нему. — Я не думаю, что когда-нибудь замечала что-то скрытое, — сказала она. — А сейчас мне словно протерли глаза. И что же делают животные вечером?

Её голос зазвенел, выводя его из задумчивости.

— Не знаю, — угрюмо сказал он. — То есть я знаю, но я должен подумать. Знаешь, о таких вещах трудно говорить, — извиняющимся тоном добавил он и замолчал, глядя в сгущающуюся тьму.

— Да, — наконец сказал он, — вот как раз то, из-за чего вечером, когда темнеет, все животные затихают. Они вовсе не закрывают глаза и не засыпают, — он опять замолчал.

— Мне запомнилась одна вещь, — сказала Элизабет. — Не знаю, когда я её обнаружила, но именно сейчас ты сказал сам себе об этом времени суток, а та картинка важна для него.

— Какая? — спросил он.

— У кошек хвосты лежат прямо и неподвижно, когда они едят.

— Да, — кивнул он, — да, я знаю.

— И только в это время они лежат прямо, и только в это время они такими остаются.

Она весело рассмеялась. Сейчас, поведав о такой ерунде, она считала, что её рассказ должен восприниматься как насмешка над спящими животными, о которых говорил Джозеф, и была очень довольна. Она казалась себе очень умной, раз смогла сказать такое.

Он и не сообразил, какое хитрое сооружение может быть воздвигнуто на кошачьих хвостах, и сказал: «Въедем на холм, потом опять спустимся к зарослям у реки, потом — через большое поле, и мы будем дома. С вершины холма нам уже, наверное, будут видны огни».

Вокруг сгустилась непроницаемая тьма тихой ночи. Словно чужак, крадущийся в ночном безмолвии, повозка в темноте въехала на холм. Элизабет всем телом прижалась к Джозефу.

— Лошади знают дорогу, — сказала она. — Они узнают её по запаху?

— Они её видят, дорогая. Только для нас она в темноте. Для них она — в полумраке. Скоро мы будем на вершине холма, а оттуда уже можно видеть огни. Тихо-то как, — недовольно промолвил он. — Не нравится мне эта ночь. Ничто и не шелохнётся.

Прошло, кажется, не менее часа, прежде, чем они миновали холм, и Джозеф остановил упряжку, чтобы лошади, которые, опустив головы, часто и тяжело дышали, отдохнули от подъёма.

— Видишь, — сказал Джозеф, — вот и огни. Так поздно, а братья ждут нас. Я не говорил им, когда мы приедем, но они, должно быть, догадались. Смотри, несколько огней движутся. Я думаю, кто-то ходит по двору с фонарём. Видно, Том вышел посмотреть, как там лошади в сарае.

Ночь снова обступила их. Впереди раздался тяжёлый вздох; его принёс, мягко прошелестев в сухой траве, тёплый ветер из долины.

— Кто-то злой вышел в ночь. Даже в воздухе веет чем-то враждебным.

— О чём ты говоришь, дорогой?

— Я говорю о том, что погода меняется. Скоро здесь будет ураган.

Ветер усилился и донёс до них протяжный вой собаки. Джозеф в раздражении уселся на козлы.

— Наверное, Бенджи поехал в посёлок. Говорил я ему, чтобы он не ездил, пока я не вернусь. Ведь воет-то его собака. Каждый раз, когда он уезжает, она воет всю ночь.

Он натянул поводья и прикрикнул на лошадей. Они медленно тронулись с места, но тотчас же их шеи изогнулись дугой, а уши встали торчком. Теперь стук копыт скачущей галопом лошади был слышен и Джозефу с Элизабет.

— Кто-то приближается, — сказал Джозеф. — Может быть, это Бенджи скачет в посёлок. Если смогу, я задержу его.

Топот копыт всё приближался, и внезапно появился всадник на вздыбленной лошади.

— Это вы, дон Джозеф? — раздался пронзительный голос.

— Да, Хуанито, в чём дело? Что тебе надо?

Подъехал верховой на лошади, и тот же пронзительный голос произнёс:

— Вскоре я понадоблюсь вам, друг мой. Я буду ждать вас у скалы в соснах. Я ведь не знал, сеньор. Клянусь вам, я не знал…

Им было слышно, как глухо звякнули шпоры. Лошадь захрапела и прыгнула вперёд. Из-за холма до них донёсся её быстрый топот, Джозеф взял кнут и хлестнул лошадей, которые побежали рысью.

Элизабет заглянула ему в глаза.

— В чём дело, дорогой? Что он имел в виду?

Он вскинул руки, а затем, опустив их, натянул поводья, и ещё раз подстегнул лошадей. Обода колёс лязгнули о камни.

— Понятия не имею, что здесь творится, — сказал Джозеф.

— Знал я, ночь будет скверной.

Теперь они были уже на равнине, и лошади было снизили скорость, но Джозеф принялся резкими ударами нахлёстывать их, и они перешли на торопливый бег. Повозка накренилась, на узкой дороге её шатало из стороны в сторону, так что Элизабет пришлось поджать ноги и кистями рук обхватить предплечья.

Теперь им уже были видны дома. На навозной куче стоял фонарь, и его свет отражался от свежепобеленных стен сарая. Окна двух домов были освещены, и когда повозка проезжала мимо них, Джозефу были видны в беспокойстве передвигающиеся там люди. Навстречу им вышел Томас и остановился возле фонаря. Он взял лошадей под уздцы и стал ладонями поглаживать их шеи. С лица его не сходила ухмылка.

— Быстро вы доехали, — сказал он.

Джозеф спрыгнул с повозки.

— Что здесь случилось? По дороге я встретил Хуанито.

Томас снял хомуты и принялся расстёгивать сбрую.

— Мы ведь знали, что когда-нибудь это случится. Мы как-то про это уже говорили.

Из темноты рядом с повозкой появилась Рама.

— Элизабет, я думаю, что вам лучше пройти со мной.

— Что случилось? — воскликнула Элизабет.

— Идите со мной, дорогая, я всё вам расскажу.

Элизабет вопросительно посмотрела на Джозефа.

— Да, ступай с ней, — сказал он. — Ступай с ней в дом.

Оглобля шлёпнулась на землю, и Томас освободил от упряжи потные лошадиные крупы.

— Я оставлю их здесь ненадолго, — словно извиняясь, сказал он и перебросил упряжь через изгородь загона для скота. — А сейчас пойдём со мной.