Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла

— От презрения до любви один шаг.

Перед натиском Рамы Элизабет чувствовала себя совсем одинокой и беззащитной.

— Я так долго была в дороге, — стала оправдываться она.

— И я не обедала. Я даже не умылась.

По мере того, как она вспоминала одно за другим всё то, что ей пришлось пережить, губы её начали дрожать. Взгляд Рамы смягчился, теперь, глядя на Элизабет, она увидела в ней женщину, только что вышедшую замуж.

— А где Джозеф? — с неудовольствием поинтересовалась Элизабет. — Это наша первая ночь в доме, а он ушёл. Я даже не могу выпить воды.

Тут Рама встала, аккуратно расправив свою шуршащую юбку.

— Бедное дитя, простите меня, я и не подумала. Ступайте на кухню и умойтесь. Я приготовлю вам чаю и порежу хлеба с мясом.

На кухне со свистом закипел чайник. Рама нарезала кусками хлеб и ростбиф, налила в чашку горячий жёлтый чай.

— Теперь вернёмся в гостиную, Элизабет. Поужинать можно там, где удобнее.

Сделав сэндвичи, Элизабет с аппетитом принялась есть их, а горячий и крепкий чай успокоил ее, и всё её недовольство исчезло.

Рама вернулась к своему креслу. Она села, выпрямив спину, и наблюдала за тем, как Элизабет поглощает хлеб и мясо.

— А вы — хорошенькая, — оценивающе сказала Рама. — Я и подумать не могла, что Джозеф сумеет выбрать себе хорошенькую жену.

Элизабет вспыхнула.

— Что вы имеете в виду? — спросила она. Оказалось, здесь присутствовали такие потоки чувств, которые она не смогла распознать, способы мышления, которые не принадлежали к категориям того, что она сама пережила или чему научилась. Насторожившись, она придала своей улыбке беззаботный вид. — Конечно, он это знал. Ведь он сам говорил мне.

Рама тихонько рассмеялась.

— Я знала его не так хорошо, как думала. Я-то думала, что он выбирал себе жену, как выбирал себе корову — чтобы корова была хорошей и безупречной с точки зрения того, что от коровы требуется, и чтобы жена была хорошей и очень походила бы на корову. Может быть, он более человечный, чем я думала.

В её голосе ощущался привкус горечи. Своими сильными белыми пальцами она резко провела по волосам, приглаживая их.

— Думаю, мне надо выпить ещё чашку чаю. Налью-ка я побольше воды. Он должен быть крепким, как отрава.

— Конечно, он — человечный, — сказала Элизабет. — Не пойму, почему вам кажется, что он не такой. Самого себя-то он знает. Он смущается, вот и всё.

В её сознании внезапно вновь возникли проход в горах и бурная река. Испугавшись, она стала гнать видение прочь.

Рама грустно улыбнулась.

— Нет, он себя не знает, — уточнила она. — В целом мире, я думаю, нет человека, который меньше знал бы о себе, Элизабет.

Затем она сказала с сочувствием:

— Вы не знаете этого человека. Я рассказываю вам о нём не для того, чтобы напугать, а для того, чтобы вы не испугались, когда придёт час узнать его.

Её разум искал способ выразить в словах мысли, которые с избытком были заметны в её взгляде.

— Я вижу, — сказала она, — вы уже ищете отговорки, с помощью которых хотите избавиться от своих мыслей, вместо того, чтобы встретиться с ними лицом к лицу.

В движениях её рук больше не было уверенности, они медленно перемещались, словно занятые поисками добычи щупальца голодной морской твари.

— «Он — дитя», — говорите вы себе. «Он мечтает», — её голос стал громким и пронзительным. — Он — не дитя, — сказала она, — и если он мечтает, вы никогда не узнаете о его мечтах.

Элизабет рассердилась.

— О чём вы говорите? Он женился на мне, а вы пытаетесь сделать из него неизвестно кого, — её голос задрожал. — Ну конечно, я знаю его. Вы думаете, что я выйду замуж за человека, которого не знаю?

Но Рама только улыбнулась ей.

— Не бойтесь, Элизабет! Вы, должно быть, уже видели. Я думаю, в нём нет злобы, Элизабет. Вы можете поклоняться ему без страха быть принесённой в жертву.

В сознании Элизабет возникла картина венчания, тот момент, когда служба подходила к концу и в монотонности окружающей обстановки она приняла своего мужа за Христа.

— Не знаю, что вы имеете в виду, — воскликнула она. — Почему вы говорите «поклоняться»? Вы знаете, я устала, я провела, должно быть, целый день в дороге. Смысл слов меняется вместе с моим состоянием. Что вы имеете в виду, когда говорите «поклоняться»?

Рама подвинула своё кресло так, что смогла положить руки на колено Элизабет.

— Какое-то странное нынче время, — сказала она. — Вначале я уже говорила вам, что сегодня ночью дверь открыта. Как в вечер Дня Всех Святых, когда духи выходят на свободу. Сегодня ночью, из-за того что погиб наш брат, дверь открыта во мне и приоткрыта в вас. Мысли, что прячутся в глубинах мозга, в темноте, под черепом, в эту ночь могут выйти наружу. Я расскажу вам, о чём я думала и о той тайне, которую я знаю. Иногда в глазах других людей я замечала, словно тень на воде, ту же мысль.

Говоря так, она, в такт своим словам, похлопала Элизабет по колену, и её глаза, в которых до того вспыхивали красные огоньки, загорелись с необычайной силой.

— Я знаю мужчин, — продолжала она. — Томаса я знаю так хорошо, что я угадываю его мысль в тот момент, когда она зарождается. Я узнаю о его намерении ещё до того, как оно станет достаточным, чтобы привести в движение его конечности. Бартона я знаю до глубины его постной душонки, а Бенджи… Я знала сладостную лень Бенджи. Я знала, как печально было то, что ему приходилось быть Бенджи и как он ничего не мог с этим поделать, — она улыбнулась, вспоминая. — Однажды ночью, когда Томаса не было, Бенджи пришёл сюда. Он был такой несчастный, такой печальный. Он пробыл в моих объятьях почти до самого утра, — пальцы её рук переплелись. — Я знаю всех их, — сказала она хрипло. — Мой инстинкт никогда меня не подводил. Но Джозефа я не знаю. Я не знала его отца.

Элизабет медленно, в такт, кивала головой. Рама продолжала:

— Я не знаю, наверное, есть люди, которые появляются на свет лишёнными человеческой природы, и, наоборот, некоторые люди настолько человечны, что остальные кажутся нереальными. Может быть, божество обитает сейчас на Земле и будет находиться здесь дальше. Джозеф обладает силой предвидеть угрозу, он невозмутим, как горы, а его чувства так же дики, сильны и порывисты, как пожар, и так необъяснимы, что я теряюсь. Попробуйте подумать о нём отстранённо, и вы поймёте, что я имею в виду. Он станет выше гор, а его сила будет неодолима, как порыв ветра. Бенджи умер. Вы не сможете себе даже представить, что умирает Джозеф. Он — вечен. Его отец умер, но то не было смертью.

Её губы беспомощно шевелились, подбирая слова. Она вскрикнула, как от боли.

— Я же вам говорю, этот мужчина — не обычный человек, меньше всего он похож на остальных людей. Сила; способность к сопротивлению; долгие и запутанные размышления всех людей; вся радость и вся жертвенность, противоположные одна другой и сохраняющие свою суть, — он — всё это, вместилище для частицы души каждого человека и, более того, — символ души Земли.