Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла

— А ты, Джозеф, ты это чувствуешь? Мне кажется, оно должно иметь смысл какого-то предостережения. Ох, я не знаю, как это выразить словами.

Он снова потупил взор, опустился на пятки и, не отрываясь, уставился на вспышки света, который исходил из прорезей в стенах печи. Его левая рука по-прежнему оглаживала бороду, а правая, опустившись, неподвижно лежала на колене. В кроне дуба над крышей дома пронзительно завывал ветер, а из печи, хотя огонь в ней почти угас, раздавался треск. Элис пела: «Согопо ale de jlores que es cosa mia». [13] Венок из цветов, который я сплела…. (исп.).

Джозеф негромко сказал:

— Видишь ли, Элизабет, то, что тебе видно под оболочкой, могло избавить меня от одиночества, но не избавило. Я хочу рассказать тебе, но не могу. Я думаю, что здесь содержится не какое-то предупреждение для нас, а только указание на то, что происходит в мире. Облако — не знак, который посылают людям, чтобы они увидели его и узнали, что будет дождь. Предупреждения сегодня нет, но ты права. Думаю, что в сегодняшнем дне что-то скрыто.

Он облизнул губы. Элизабет протянула руку и взъерошила его бороду.

— Ты знаешь, — сказал Джозеф, — танцы сегодня были бесконечными, вне времени, они разгоняли наваждение в течение всего дня.

Он снова замолчал и попытался освободить свой разум от смутных давящих размышлений, которые возникали вокруг, подобно серым кольцам мглы.

— Людям они понравились, — сказал он, — всем, кроме Бартона. Несчастный Бартон был напуган. Никогда бы не сказал, что Бартон испугается.

Она заметила, что его губы на миг замерли в довольной полуусмешке.

— Ты, наверное, скоро проголодаешься, дорогой? Как и положено, ты можешь получить свой ужин в любое время, но сегодня ночью — холодным.

Она сознавала, что её слова содержат некую тайну, но тайна выплыла наружу ещё до того, как она смогла удержать её.

— Джозеф, меня стошнило сегодня утром.

Он с сочувствием посмотрел на неё.

— Ты перетрудилась на кухне.

— Да, может быть, — сказала она. — Но Джозеф, тут другое. Я пока не собиралась тебе рассказывать, но Рама говорит… А как ты думаешь, ведь Рама знает? Рама говорит, что она никогда не ошибается, Рама должна знать… Она повидала достаточно и говорит, что уже можно сказать…

Джозеф хмыкнул.

— Ну, и что знает Рама? Ты сейчас прямо захлебнёшься словами.

— Ну, Рама говорит, что у меня будет ребёнок.

Её слова прозвучали в неожиданной тишине. Джозеф замер и, не отрываясь, смотрел на печь. Дождь на мгновение прекратился, а Элис замолчала.

— Ты счастлив, дорогой? — робко прервала молчание Элизабет.

Джозеф тяжело, прерывисто дышал.

— Более счастлив, чем когда-либо, — произнёс он, а затем добавил шёпотом: — И сильно боюсь.

— Что ты сказал? В самом конце, я не расслышала, дорогой.

Он встал и наклонился к ней.

— Тебе надо быть поосторожней, — отрывисто сказал он.

— Я куплю покрывало, чтобы закутать твои колени. Смотри, не простудись и не упади.

Он расправил вокруг её талии шерстяное одеяло. Гордая и довольная его внезапным беспокойством, она улыбнулась.

— Я узнаю, что надо делать, не беспокойся за меня. Я узнаю. Потому что, — сказала она доверительно, — женщина выходит на совершенно иной уровень знаний, когда носит ребёнка. Рама сказала мне.

— Смотри, будь поосторожней, — повторил он.

Она весело засмеялась.

— Ребёнок тебе уже так дорог?

Нахмурив брови, он внимательно рассматривал пол.

— Да, дорог, но не сам по себе, а потому что ты носишь его. Ведь он так же реален, как, например, гора. Он связывает нас с землёй.

Он замолчал, обдумывая, какими словами выразить свои чувства.

— Дорогая моя, он — доказательство того, что мы принадлежим к окружающему нас миру. Единственное доказательство, что мы здесь не чужие.

Внезапно он посмотрел на потолок.

— Дождь прекратился. Пойду-ка посмотрю, как там лошади.

Элизабет посмеялась над ним.

— Где-то я читала или слышала о странном обычае в Норвегии или, может быть, в России, я не знаю, но где-то он есть, и там говорят, что скотине надо рассказывать обо всём. Когда в семье что-то случается, кто-нибудь рождается или умирает, глава семьи идёт в сарай и рассказывает про это лошадям и коровам. Ты за тем туда идёшь, Джозеф?

— Нет, — сказал он. — Я хочу посмотреть, все ли уздечки крепко привязаны.

— Не ходи, — попросила она. — Томас посмотрит. Ведь он всегда это делает. Останься сегодня ночью со мной. Мне будет так одиноко, если ты сейчас уйдёшь. Элис! — позвала она. — Ужин готов? Я хочу, чтобы ты посидел со мной, Джозеф.

Она грудью прижалась к его предплечью.

— Когда я была маленькой, мне подарили куклу, и, когда я увидела её под новогодней ёлкой, в моей душе вспыхнул неописуемый жар. Позднее я стала бояться, что если буду брать куклу, то снова почувствую его, и грусть наполняла меня. Я так хорошо это помню! Не знаю, почему, но я чувствовала себя виноватой в том, что кукла была моей. То, что она принадлежит мне, казалось почти невыносимым. Брови и косы у неё были из настоящих человеческих волос. Потом Рождество стало обычным днём, но сейчас — время такое же, как и тогда. Если то, о чём я рассказала тебе — верно, ребёнок для меня так же дорог, и я боюсь. Посиди со мной, дорогой. Не ходи сегодня ночью гулять на холмы.

Он увидел, что в глазах у неё стоят слёзы.

— Ну, конечно, я останусь дома, — успокоил он её. — Ты так устала, теперь тебе надо ложиться спать пораньше.

Он просидел с ней весь вечер, лёг с ней в постель, но как только её дыхание сделалось размеренным и спокойным, он осторожно выбрался из-под одеяла и тихонько оделся. Она слышала, как он уходит, но продолжала лежать неподвижно, делая вид, что спит. «У него какое-то дело сегодня ночью», — подумала она, и в её сознании вновь возникло то, о чём говорила Рама: «Если он мечтает, вы никогда не узнаете о его мечтах». Ей было холодно, одиноко, она дрожала и негромко плакала.

Неслышно ступая, Джозеф спустился с крыльца. Небо прояснилось, ночь пронизывал сильный холод, но вода с деревьев и крыш каплями и узкими струйками по-прежнему текла на землю. Джозеф направился прямо к огромному дубу и остановился под ним. Очень тихо, так, чтобы никто не мог услышать, он произнёс: «Должен быть ребёнок, сэр. Я обещаю, что передам его в ваши руки, когда он появится на свет». Медленно проведя кончиками пальцев по мокрой коре дерева, он ощутил исходящий от неё холодок. «Священник знает, — подумал он. — Но знает не всё и не верит. Или, может быть, он верит, но боится».

«Близится гроза, — сказал он, обращаясь к дереву. — Я не знаю, как укрыться от неё. Но вам, сэр, вам ведь известно, как нам спастись от грозы.»

Долгое время он стоял, нервно барабаня пальцами по чёрной коре. «Эта сила всё возрастает, — подумал он. — Поначалу я прибегнул к ней, потому что она поддержала меня, когда умер отец, а теперь она так выросла, что превосходит почти всё остальное. И она по-прежнему оказывает мне поддержку».