Жермена Сталь - Коринна, или Италия

Ее слова были приятны ему, и он поблагодарил жену; но даже его благодарность задела за живое Люсиль, ибо ей показалось, что он хочет подготовить ее к своему отъезду.

Наконец весною был подписан мир и стала доступной поездка в Италию. Всякий раз, как лорд Нельвиль упоминал о своем нездоровье, Люсиль испытывала двойственное чувство: она и тревожилась за него, и боялась, что он намеревается провести зиму в Италии; то в порыве любви к мужу она даже преувеличивала грозившую ему опасность, то, поддаваясь ревности, внушенной тою же любовью, подвергала сомнению советы врачей, утверждавших, что для него вредно оставаться в Англии. Лорд Нельвиль объяснял подобное поведение Люсиль ее эгоизмом и безразличием к нему, и они мучили друг друга, скрывая свои сокровенные чувства.

Наконец леди Эджермон стало так плохо, что Люсиль и лорд Нельвиль только и говорили, что о ее болезни; за месяц до смерти несчастная женщина утратила дар речи; лишь по ее слезам и пожатию руки можно было догадаться, что она хочет сказать. Люсиль была в отчаянии. Освальд, тронутый до глубины души, проводил ночи напролет у постели больной, и так как дело было в ноябре, то заботы, которые он расточал ей, подорвали его здоровье. Леди Эджермон искренне радовалась, видя свидетельство любви к ней зятя. Недостатки ее характера постепенно сглаживались, хотя их вполне можно было бы извинить при ее тяжелом состоянии; на пороге смерти страсти замирают, а ведь именно страсти толкают нас на дурные поступки.

В ночь своей кончины она взяла руки Люсиль и лорда Нельвиля и, соединив их, прижала к сердцу; она подняла глаза к небу и, казалось, не сожалела о потере речи, ибо и движение ее, и взгляд были красноречивее всяких слов. Через несколько минут она умерла.

Лорд Нельвиль, который ухаживал за тещей, напрягая последние силы, опасно заболел; и убитая горем Люсиль вдобавок переживала ужасное беспокойство за жизнь своего мужа. Находясь в беспамятстве, лорд Нельвиль, возможно, несколько раз произносил имя Коринны и упоминал об Италии; в бреду он часто восклицал: «Хочу южного солнца, теплого воздуха!»; когда его трепала лихорадка, он говорил: «Как холодно здесь на Севере, здесь никак не согреешься». Когда он пришел в себя, то изумился, узнав, что Люсиль все приготовила к его отъезду в Италию; он выразил свое удивление; она отвечала, что решила послушаться советов врачей.

— Если вы позволите, — прибавила она, — мы с дочерью будем вас сопровождать: ребенок не должен расставаться с отцом и матерью.

— Конечно, — отвечал лорд Нельвиль, — нам незачем разлучаться. Но может быть, это путешествие будет для вас тяжело? Скажите только слово, и я откажусь от него.

— Нет, — возразила Люсиль, — меня страшит не это…

Лорд Нельвиль взглянул на нее и взял ее за руку: она уже готова была все сказать, но вспомнила, что мать советовала ей никогда не признаваться ему в своей ревности, и умолкла.

— Поверьте мне, милорд, — проговорила она, — я хочу лишь одного — восстановить ваше здоровье.

— У вас есть сестра в Италии, — продолжал лорд Нельвиль.

— Я это знаю, — отвечала Люсиль, — есть ли у вас какие-нибудь известия о ней?

— Нет, — сказал лорд Нельвиль, — после моего отъезда в Америку я ничего о ней не слыхал.

— Ну что же, милорд, мы узнаем о ней в Италии.

— Разве она вас еще интересует?

— Да, милорд, — ответила Люсиль, — я не забыла, как она была нежна со мной в детстве.

— О, ничего не следует забывать, — со вздохом сказал лорд Нельвиль, и оба замолчали.

Отправляясь в Италию, Освальд вовсе не думал возобновить отношения с Коринной; он был слишком благороден, чтобы допустить подобную мысль; но если ему не суждено было излечиться от болезни, которая ему угрожала, ему было бы отрадно умереть в Италии, сказав последнее прости Коринне и испросив у нее прощение. Он не мог предполагать, что Люсиль знала о его страсти к ее сестре; он и не подозревал, что во время болезни, в бреду, выдал терзавшую его тоску. Он не был высокого мнения об уме своей жены, потому что она не обладала творческим даром; она улавливала чужие мысли, но сама не высказывала сколько-нибудь интересных суждений. Освальд считал, что эта красивая и холодная женщина выполняет свой долг и любит его, насколько она вообще способна любить; но он не знал, как глубоко умеет чувствовать Люсиль: она тщательно скрывала это от него. Сейчас она из гордости таила свои огорчения; но даже при других, счастливых условиях она никогда бы не позволила себе выказать слишком пылкую любовь даже к мужу. Она стыдилась обнаруживать страстные чувства, хотя все же была на них способна. Строгие правила, привитые ей воспитанием, развили в ней чрезвычайную сдержанность, и она стала печальной и молчаливой: ей было внушено, что не следует открывать своих переживаний, а говорить на другие темы ей не доставляло удовольствия.

Для лорда Нельвиля были мучительны воспоминания, связанные с Францией. Он проехал ее весьма поспешно; Люсиль не выражала никаких желаний и ничего не требовала, поэтому все решения в путешествии принимал он сам. Они добрались до подножия гор, которые отделяют Дофине от Савойи, и пешком поднялись по так называемой «горной лестнице»: дорога пробита в скале и вход в нее напоминает вход в глубокую пещеру; там темно даже в самые погожие летние дни. Было начало декабря; снег еще не выпал, но осень близилась к концу и вот-вот была должна уступить место зиме. Дорога была покрыта сухими листьями, занесенными туда ветром, ибо деревья не растут на скалистой почве; все кругом говорило об увядании, и не было видно ветвей, вселяющих надежды на будущее наступление весны. Горный пейзаж понравился лорду Нельвилю; проезжая по равнинам, невольно думаешь, что земля создана лишь для того, чтобы давать приют человеку и доставлять ему пропитание; но величавые горы носят печать мысли всемогущего Творца мироздания. Между тем человек везде вступает в дружбу с природой, и дороги, им проложенные, поднимаются на вершины и спускаются в бездны. Недоступной для человека остается лишь великая тайна его души.

В Мориенне с каждым шагом зима все больше и больше давала о себе знать. Приближаясь к Мон-Сени, путник может подумать, что он направляется на север; Люсиль, которая путешествовала в первый раз, боялась обледенелых троп, по которым лошади ступали неверными шагами. Она скрывала свой страх от Освальда, но часто упрекала себя за то, что взяла с собой маленькую дочь; порой она задавалась вопросом, что побудило ее принять подобное решение и пренебречь опасностями столь долгого путешествия: высокие моральные соображения, горячая привязанность к ребенку или же горькое сознание, что Освальд выказывает ей больше нежности, когда она держит на руках Жюльетту. Люсиль была крайне щепетильна в вопросах нравственности и часто терзалась сомнением, правильно ли она поступает. Чем добродетельнее человек, тем утонченнее его чувства и тем больше он подвержен тревогам совести; в таком душевном состоянии Люсиль искала спасения в религии, и долгие безмолвные молитвы успокаивали ее.