Жермена Сталь - Коринна, или Италия

Насколько я помню, я ответил на эти слова весьма надменным согласием, ибо считал подобное предупреждение по меньшей мере излишним.

— Госпожа д’Арбиньи вам не пара, — продолжал господин де Мальтиг сухим и развязным тоном, — у вас в характере нет ничего с ней общего; к тому же ваш отец пришел бы в отчаяние от вашей женитьбы на ней; и вы сами пришли бы в отчаяние, огорчив вашего отца. Итак, будет лучше, если я, оставшись в живых, женюсь на ней; а если вы меня убьете, то лучше ей выйти замуж за кого-нибудь третьего; моя кузина — женщина весьма благоразумная и, даже любя кого-нибудь, всегда принимает меры предосторожности на тот случай, если ее разлюбят. Все это вы узнаете из ее писем; я вам завещаю их после моей смерти; вы найдете их в моем письменном столе: вот вам ключ от него. Я в тесной дружбе с моей кузиной чуть ли не со дня ее рождения, и вы знаете, что хоть она и любит таинственность, но от меня не имеет секретов: она верит, что я никогда не скажу ничего лишнего; действительно, я не теряю голову из-за пустяков, но в то же время я ничему не придаю особенного значения и думаю, что мы, мужчины, ничего не должны скрывать друг от друга в угоду женщинам. Так вот, если я умру, то эта беда случится со мной из-за прекрасных глаз госпожи д’Арбиньи; и хоть я не прочь погибнуть ради нее, я ей не слишком признателен за то, что она поставила меня в такое положение, затеяв двойную интригу. Однако же, — прибавил он, — еще не известно, убьете ли вы меня, — с этими словами он выхватил шпагу (мы находились уже за городом) и приготовился защищаться.

Он говорил с необычайной для него горячностью, и я стоял ошеломленный его словами. Приближение опасности хотя и не тревожило его, но все же очень возбуждало, и я не мог понять, говорил ли он правду или же измыслил небылицу, чтобы отомстить мне. Но, и пребывая в таком неведении, я все же пощадил его жизнь; он не столь искусно, как я, владел оружием, и я десятки раз мог вонзить шпагу ему в сердце, но ограничился тем, что ранил его в руку и обезоружил. Казалось, он был мне за это благодарен; и, провожая его домой, я напомнил ему о разговоре, который мы начали перед поединком.

— Мне очень досадно, — сказал он, — что я обманул доверие кузины; опасность, как и вино, кружит голову; но, в конце концов, меня утешает мысль, что вы не были бы счастливы с госпожой д’Арбиньи; она чересчур хитра для вас. Мне же это безразлично, ибо, хотя я нахожу ее очаровательной и мне чрезвычайно нравится ее остроумие, она никогда не заставит меня действовать в ущерб самому себе и мы будем весьма полезны друг другу, потому что в браке наши интересы объединятся. Но вы мечтатель, она стала бы водить вас за нос. Вам ничего не стоило убить меня, я обязан вам жизнью и не могу не дать вам прочесть письма, которые обещал вам оставить после моей смерти. Прочтите их, уезжайте в Англию и не слишком принимайте к сердцу горести госпожи д’Арбиньи. Она поплачет, потому что любит вас; но она утешится, ибо настолько рассудительна, что не захочет быть несчастной и особенно — прослыть таковою. Через три месяца она станет госпожою де Мальтиг.

Все, что он говорил мне, было справедливо: это подтвердили письма, которые он мне показал. Я убедился, что госпожа д’Арбиньи отнюдь не была в том положении, в котором, притворно смущаясь и краснея, она призналась мне, чтобы заставить меня жениться на ней; итак, она бесстыдно обманула меня. Несомненно, она любила меня, потому что писала об этом даже господину де Мальтигу; но она так искусно ему льстила, подавала ему столько надежд и проявляла, желая ему понравиться, черты характера, столь отличные от тех, какие я привык замечать в ней, что у меня не оставалось сомнений, что она приберегала его, намереваясь выйти за него замуж, если наш брак с ней расстроится. Вот, Коринна, какова была женщина, которая навеки лишила спокойствия мою душу и совесть!

Уезжая, я написал ей письмо и больше никогда ее не видел; позднее я узнал, что она вышла замуж за господина де Мальтига, как он это и предсказывал. Но я был далек от мысли об ожидавшем меня несчастье: я надеялся, что отец меня простит; я был уверен, что, узнав, как я был обманут, он полюбит меня еще больше, ибо я заслуживал сожаления. После путешествия, длившегося около месяца, проехав через всю Германию, я прибыл в Англию, полный веры в неисчерпаемую отцовскую доброту. Коринна, когда я высадился на берег, я узнал из газеты, что моего отца не стало! Около двух лет прошло с тех пор, но это извещение всегда перед моими глазами, как призрак, преследующий меня. Слова «Лорд Нельвиль скончался» были начертаны огненными буквами; не так ужасно пламя вулкана, которое мы видим сейчас. Но это еще не все. Я узнал, что он умер, глубоко опечаленный моим длительным пребыванием во Франции, опасаясь, как бы я не отказался от военного поприща, не женился на женщине, о которой он был дурного мнения, не поселился в стране, находившейся в состоянии войны с моей родиной, и тем самым не погубил окончательно свою репутацию в Англии. Кто знает, может быть, эти горькие мысли сократили его дни! Коринна, Коринна, не убийца ли я? Что вы мне скажете?

— Нет, — вскричала она, — нет! Вы только несчастны; ваши великодушие и доброта увлекли вас. Я уважаю вас не меньше, чем люблю: судите о себе по моему сердцу. Горе помутило ваш разум; поверьте той, которая вас любит. Ах, любовь, какую я к вам питаю, не заблуждение; я вами восхищаюсь, я боготворю вас, потому что вы самый лучший, самый благородный человек на свете!

— Коринна, — сказал Освальд, — я не стою такой похвалы; но быть может, я и не столь виновен. Отец, умирая, простил меня; в его последнем послании, адресованном мне, я прочел ласковые слова. До него дошло одно мое письмо, которое несколько оправдывало меня; но зло было сделано, и горе, причиненное ему мной, разбило его сердце.

Когда я вошел в отцовский замок, меня окружили старые слуги; я отклонил их утешения и повинился перед ними; я отправился на могилу отца и, распростершись на ней, поклялся, что никогда не женюсь без его согласия, как будто у меня еще оставалась возможность загладить свою вину перед ним. Увы! Что я мог обещать тому, кого уже не было в живых? какое значение имели эти слова, произнесенные почти в бреду? Во всяком случае я считаю, что дал обязательство никогда не делать того, чего бы он не одобрил при жизни. Коринна, дорогой мой друг, отчего вас смущают эти слова? Мой отец мог потребовать, чтобы я отказался от притворщицы, которая сумела меня ловко обольстить, но неужели его душа, пребывающая на небесах, пожелает разлучить меня с самой правдивой, самой искренней и великодушной женщиной, моей первой любовью, женщиной, которая очищает мою душу, а не принижает ее.

Когда я вошел в комнату моего отца, я увидел его плащ, кресло, шпагу — они находились там, как всегда; но его место было пусто, и я заплакал, тщетно призывая его! Эта рукопись, это собрание его мыслей — вот все, что мне осталось от него; вам уже знакомо несколько отрывков из этой рукописи, — продолжал Освальд, передавая ее Коринне, — она постоянно при мне. Прочтите, что он писал о долге детей по отношению к своим родителям; прочтите, Коринна! ваш нежный голос поможет мне еще глубже понять это.