Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа

— Этого я и хочу. Временами мой смущенный разум туманит мне взор.

— Разве ты женщина? — рассмеялся арапчонок. — Ты веришь в сны? Пусть женщины плачут. На то они и женщины — они не в силах перенести большое счастье, потому и плачут. Но мы-то можем?

— Да. Замолчи!

Они быстро шли вперед, поднимаясь на зеленый холм. В траве мелькали анемоны и желтые маргаритки. Земля пахла тимьяном. Между слив Иисус видел свой дом. Над крышей струился мирный дымок, и тревога начала отступать. «Наверное, женщины успокоились, — подумал он. — Сели перед очагом, разожгли огонь…»

— Пойдем назад, — кивнул он арапчонку. — Они — слабые существа, надо их пожалеть.

Шли дни. Как-то вечером к ним забрел странный полупьяный путник. Дело было в субботу, и Иисус не работал. Он сидел на пороге, играя со своими младшими сыном и дочерью. С утра прошел дождь, но к полудню погода прояснилась, и теперь легкие розовые облака бежали к западу. Небо в просветах между ними было голубым, как бирюза. На крыше ворковали голуби. Мария с набухшей от молока грудью сидела рядом.

Путник остановился, злорадно взглянув на Иисуса, и расхохотался.

— A-а, мастер Лазарь, здорово тебе повезло! Годы бегут и проносятся мимо твоей двери, а ты восседаешь, как патриарх Иаков со своими двумя женами Лией и Рахилью. У тебя ведь тоже две жены — Мария и Марфа. Одна, как я слышал, заботится о доме, а другая — о тебе; а уж ты заботишься обо всем: о дереве, земле, женах… и Господе? Но ты бы высунул нос за дверь дома, заслонил бы глаза от солнца, присмотрелся бы, что творится в мире… Ты когда-нибудь слышал о Пилате, Понтии Пилате? Да сгорят его кости в смоле!

Иисус узнал путника и улыбнулся.

— Симон-киринеянин, человек Божий, проходи! Возьми скамейку, садись. Марфа, чашу вина моему старому другу!

Путник опустился на скамью и обеими руками взял чашу.

— Я известен всему миру, — гордо заявил он. — Кто только не приходил на поклонение в мою харчевню. И тебе бы следовало прийти, мастер Лазарь. Но не сбивай меня. Я спросил тебя, слышал ли ты о Пилате, Понтии Пилате. Ты его когда-нибудь видел?

Из дома появился арапчонок и замер, прислонившись к дверному косяку.

— Как будто туман в голове, — промолвил Иисус, силясь вспомнить. — Да, холодные глаза, пепельно-серые, как у ястреба, насмешливая улыбка, золотой перстень… Больше ничего не помню. Ах да, серебряный таз — его принесли ему, чтобы он вымыл руки. Все. Будто сон — солнце поднялось, и он растаял… Но ты напомнил мне о нем, киринеянин, и я вспомнил, как он мучил меня во сне.

— Будь он проклят! Я как-то слышал, что сны для Господа значат больше, чем реальная жизнь. Так вот. Господь наказал Пилата. Его распяли.

— Распяли?! — вскричал Иисус.

— Что ты так разволновался? Так ему и надо! Его нашли вчера на рассвете распятым. Он, видно, помешался. Лишился сна. Вскакивал по ночам с кровати, хватал свой таз и принимался мыть руки, приговаривая: «Я умываю руки, я невиновен!» Но кровь крепко пристала к его рукам, ему приносили все новую и новую воду, и он тер их ночи напролет. Потом он выходил из дворца и шел к Голгофе. Но и там не мог обрести покоя. Каждую ночь приказывал двум своим верным неграм бить его кнутом. Он собрал тернии, сделал из них венец и, раня голову, насаживал его на себя.

— Помню… помню… — пробормотал Иисус. Время от времени он украдкой посматривал на арапчонка, который внимательно слушал, прислонившись к дверям.

— В конце концов Пилат начал пить, переходя от харчевни к харчевне. Он и ко мне приходил — пил, пока не валился с ног. Жена его бросила. Потом пришел приказ из Рима сместить его… Ты слушаешь, мастер Лазарь? Что ты вздыхаешь?

Иисус сидел, уставившись в землю, и не отвечал. Арапчонок подлил Симону вина.

— Замолчи! — прошипел он ему на ухо. — Уходи отсюда!

— Почему это я должен молчать? — разозлился Симон. — Короче говоря, вчера на рассвете твой дружок Пилат был найден на самой вершине Голгофы распятым!

Резкая боль пронзила сердце Иисуса, словно его прокололи пикой, четыре синеватых шрама на руках и ногах набухли, налились кровью.

Мария, заметив, как он побледнел, подошла и принялась гладить его колени.

— Дорогой мой, ты устал. Пойди в дом и ляг.

Солнце уже спустилось, воздух посвежел. Киринеянин, уже абсолютно пьяный, устал от болтовни и заснул. Арапчонок, схватив его за руку, поднял на ноги одним рывком и потащил вон из деревни.

— Ты бредишь! — гневно прокричал он, указывая ему на дорогу к Иерусалиму. — Убирайся отсюда!

Поспешно вернувшись домой, он нашел Иисуса лежащим в своей мастерской, глаза плотника были устремлены на клочок неба в дымовом отверстии. Марфа готовила обед. Мария кормила младшего ребенка и молча наблюдала за Иисусом.

— Он ушел, — злобно блестя глазами, сообщил арапчонок. — Он совершенно пьян — не знает, что говорит.

Иисус повернул голову и страдальчески взглянул на арапчонка, не осмеливаясь заговорить. Его взгляд словно просил о помощи, но мальчик, прижав палец к губам, лишь улыбался.

— Спи, — промолвил он, — спи.

Иисус закрыл глаза.

Губы его разомкнулись, морщины на лбу разгладились, и он заснул. На следующий день, пробудившись на рассвете, Иисус ощутил радость и облегчение, словно ему удалось избежать большой опасности. Арапчонок уже встал и, посмеиваясь про себя, приводил в порядок мастерскую.

— Над чем ты смеешься? — подмигнул ему Иисус.

— Я смеюсь над человечеством, Иисус из Назарета, — тихо ответил тот, чтобы не услышали женщины. — Какие ужасы приходится вам, беднякам, переживать то и дело! Отвесные скалы справа, отвесные скалы сзади, отвесные скалы слева. Путь лишь вперед, да и там лишь один канат, натянутый через бездну!

— Постой, постой, — засмеялся Иисус. — Я споткнулся на твоем канате и чуть не упал. Но спасся!

Вошли женщины, и разговор перешел на другую тему. Был разожжен очаг — начинался день. Гурьба смеющихся ребятишек высыпала во двор и принялась играть в жмурки.

— Мария, откуда у нас столько детей? — рассмеялся Иисус. — Марфа, полный двор! Нам нужно расширить дом или прекращать рожать.

— Мы расширим дом, — откликнулась Марфа.

— Они лазают по стенам и деревьям во дворе, как белки. Мы объявляем войну смерти, Мария. Да будет благословенно женское чрево! Оно словно рыба, полно икринок, и каждая икринка — человек! Смерти не победить нас.

— Нет, возлюбленный, смерти не победить нас. Лишь ты будь здоровым и береги себя, — ответила Мария.

Иисус был в хорошем настроении и решил подразнить ее. К тому же Мария ему очень нравилась сегодня — она стояла перед ним, еще полусонная, и расчесывала волосы.

— Мария, неужели ты никогда не думаешь о смерти, о Божьей милости? Неужели тебя не волнует, что с тобой станет на том свете?