Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа

— Братья! — закричал он, раскинув руки, но его никто не стал слушать. Уже летели камни, стонали первые раненые.

Из узкой улочки выбежала женщина. Лицо ее было туго обвязано черным платком, закрывавшим все, за исключением огромных глаз, в которых стояли слезы.

— Ради Бога, не убивайте его! — закричала она пронзительным голосом.

— Мария, его мать! — раздался приглушенный ропот.

Но разве мужчины могли в это мгновение пожалеть мать — гнев правил ими.

— Смерть! Смерть! — вопили назаретяне. — Он пришел будоражить народ, поднять восстание, разделить наше добро между босоногой нищетой. Смерть!

Противники перешли к рукопашной. Оба сына Иосифа, стеная, уже катались в пыли. Иаков камнем рассадил им головы. Иуда с кинжалом стоял перед Иисусом, не давая никому приблизиться к нему. Филипп, вспомнив о своих овцах, дал волю ярости и слепо молотил по головам посохом.

— Во имя Господа! — снова послышался голос Марии. — Он болен! Он вне себя! Сжальтесь!

Но ее крик потонул в общем реве. Иуда, выбрав одного из самых рьяных противников, наступал на него теперь, прижав кинжал к самому его горлу. И лишь Иисус, схвативший его за руку, вовремя предупредил кровопролитие.

— Иуда, брат мой, — воскликнул он, — не надо крови! Не надо!

— Чего же ты хочешь? Воды? — в ярости обернулся к нему рыжебородый. — Может, ты забыл, что в твоих руках секира? Час пришел!

Даже Петр после нескольких полученных ударов рассвирепел и, схватив огромный камень, прицеливался — в кого бы бросить.

Мария прошла в самую гущу схватки, приблизилась к сыну и взяла его за руку.

— Дитя мое, что с тобой? В кого ты превратился? Возвращайся домой — вымоешься, переоденешься, обуешь свои сандалии. Ты весь грязный, сын мой.

— У меня нет дома, — ответил Иисус. — У меня нет матери. Кто ты?

Вцепившись ногтями в свои щеки, Мария зарыдала и более уже ничего не произнесла.

Петр швырнул камень и попал по ноге горбатому старику. Жертва взвыла от боли и, прихрамывая, двинулась в сторону дома раввина. Но тот, запыхавшись, уже бежал навстречу. Услышав шум, он выскочил из-за стола, за которым сидел, погрузившись в Святое Писание. Схватив посох, он бросился посмотреть, что происходит. Встретившиеся ему по дороге раненые рассказали о происходящем, и, наконец, пробившись через толпу, раввин смог добраться до сына Марии.

— Что это значит, Иисус? — строго спросил он. — И это ты, проповедник любви? Это такую любовь ты нам принес? Тебе не стыдно? — Он повернулся к толпе: — Дети мои, возвращайтесь в свои дома. Это мой племянник. Он больной, несчастный человек; он давно уже болеет. Не держите зла на него, но простите его. Это не он говорит, его устами кто-то пользуется.

— Господь говорит ими! — воскликнул Иисус.

— Замолчи! — оборвал его раввин и пригрозил посохом. — Оставьте его, дети мои, — снова повернулся он к толпе. — Не держите зла на него, ибо он сам не знает, что говорит. Все — и бедные, и богатые, все мы — семя Авраама. Не ссорьтесь между собой. Полдень — расходитесь по домам. Я вылечу этого несчастного человека. Мария, ступай домой, — сказал он матери Иисуса. — Мы скоро придем.

Мать бросила на сына последний взгляд, взгляд, исполненный такой тоски, словно она прощалась с ним навсегда, вздохнула и, закусив губы, исчезла в узких улочках.

Пока люди лупили друг друга, над их головами собрались тучи — вот-вот должен был пролиться дождь. Поднялся ветер. Черенки последних листьев отрывались от голых ветвей платанов и смоковниц, и листья усеивали землю. Площадь опустела.

— Приветствую тебя, Филипп, брат мой, — протянул Иисус руку Филиппу.

Я рад видеть тебя, рабби, — ответил тот, хватая руку Иисуса и предлагая ему свой посох. — Возьми опереться.

— Идемте, други, идемте, — промолвил Иисус. — Отряхните прах со своих ног. Прощай, Назарет!

— Я вас немного провожу, чтобы никто не напал на вас, — предложил старый раввин.

И, взяв Иисуса за руку, он двинулся вперед, ощущая в своей ладони горящую ладонь сына Марии.

— Сын мой, чужие заботы надломят тебя.

— Но у меня нет своих забот, отец. Так пусть же меня надломят чужие!

Вдали показались сады и еще дальше поля — путники достигли окраины Назарета. Ученики, шедшие позади, остановились у источника, чтобы промыть свои раны. Их сопровождала целая толпа нищих, увечных и двое слепых — все оживленно разговаривали в ожидании, когда новый пророк начнет творить чудеса. Все были возбуждены и веселы, словно одержали большую победу.

Лишь четверо учеников шли молча. Их одолевали сомнения, и они надеялись, что учитель развеет их. «Назарет — родина учителя — осмеял и изгнал нас. Великая битва началась с поражения. А если нас изгонят и из Каны, — думали они, — а потом из Капернаума и прочих мест вокруг Генисарета, что с нами будет? Куда мы идем? Кому будем возвещать слово Господне? Если народ Израиля будет преследовать нас, к кому обратимся? К неверным?»

Они украдкой посматривали на Иисуса, но никто не осмеливался обратиться к нему. Однако Иисус заметил страх в их глазах и взял Петра за руку.

— Петр, маловерный, в зрачках твоих глаз я вижу трясущегося зверя, у которого шерсть стоит дыбом. Это страх, Петр, страх. Ты боишься?

— Когда я вдали от тебя, рабби, да, я боюсь. Потому я и жмусь к тебе, потому мы все хотим быть к тебе поближе. Поговори с нами, укрепи наши сердца.

— Когда Я заглядываю в глубь своей души, — улыбнулся Иисус, — не знаю, почему, но истина всегда является мне в виде притчи. Итак, друзья, я расскажу вам еще одну притчу.

Один богатый человек приказал приготовить пир к свадьбе своего сына. Быки были заколоты, и столы накрыты, и послал он рабов своих звать гостей на брачный пир. Но у каждого из званых нашелся предлог не ходить. Один сказал: «Я только что купил землю, мне надо ее осмотреть». Другой: «Я сам только что женился и не могу прийти». Третий: «Я купил пять пар волов — мне надо испытать их». Вернулись рабы и сказали своему хозяину: «Никто не может прийти. Все в своих заботах». Рассердился господин и сказал: «Бегите на площади и распутья, созовите бедных, хромых, слепых и увечных и приведите их сюда. Я созвал своих друзей, но они отвергли мое приглашение и не вкусят от моего стола. Ибо много званых, но мало избранных».

Иисус умолк. Начинал он рассказывать спокойно, но чем дальше он говорил, тем ярче вспоминались ему назаретяне, и под конец гнев начал полыхать в его глазах. Ученики в изумлении взирали на него.

— Кто такие званые и кто избранные, и чья это свадьба? Прости нас, рабби, но мы не понимаем, — в отчаянии запустив руку в свою густую шевелюру, промолвил Петр.

— Вы поймете, — ответил Иисус, — когда я соберу званых взойти на ковчег, а они откажутся, говоря, что у них поля, виноградники, жены, а их глаза, губы, уши, ноздри, руки — те самые пять пар волов, которые вспахивают, — что? Бездну, — он вздохнул. Глядя на своих избранных, он еще сильнее ощущал свое одиночество.