Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца

Одно мгновение мне даже не хватало их присутствия и защиты.

Я с интересом разглядывала зал, высокий потолок с лепниной в виде гипсовых цветов, тяжелый бархатный занавес насыщенного красного оттенка; с удовольствием вдыхала запах кресел, напоминавший аромат зарда [39] Зарда — десерт из риса, орехов, молока и специй. , который женщины жуют после еды. Но больше всего мне нравилось рассматривать людей. Даже после начала фильма, такого романтичного и грустного, я не могла оторваться от лиц зрителей, поглощенных фильмом, в свечении экрана они казались размытыми, необычными и такими невинными, особенно у тех, кто улыбался или вытирал украдкой слезы. Даже моя сестра, замеревшая от переживаний, казалась мне каким-то незнакомым человеком.

Вдруг рядом со мной раздался мужской голос:

— Извините, это место занято?

Повезло, называется. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы рядом со мной сидел незнакомый мужчина и испортил мне всё удовольствие от фильма — стал свистеть или причмокивать во время романтических сцен. Я не раз слышала, как на это жаловались мои одноклассницы. Может, мне попробовать сказать, что это место моей подруги, а она просто отошла на минутку?

Но когда я посмотрела на незнакомца, то поняла, что беспокоиться не о чем. Позже Анджу мне скажет на это: «Откуда ты могла знать, мадам Опытность? Со сколькими мужчинами ты разговаривала в своей жизни? Каждый раз, когда они с нами заговаривают, это всегда влечет за собой одни проблемы».

Но иногда ты просто знаешь, и всё. А в том, что случилось потом, никто не был виноват.

В жемчужно-голубом свете кинозала мягко светились темные глаза незнакомца, он оказался совсем мальчишкой. И сразу показался мне симпатичным: с открытой и немного извиняющейся улыбкой, падающей на глаза челкой и очаровательной ямочкой на подбородке.

— Простите, пожалуйста, но, кажется, это мое место, — сказал молодой человек, показывая мне билет.

Я убрала с кресла сумку и, чтобы сдержать улыбку, продолжила сосредоточенно смотреть на экран. В этот момент главный герой в фильме садился в ночной поезд, где чуть позже увидел прекрасную спящую девушку, в которую сразу и бесповоротно влюбился. То была искренняя страсть, для которой мало и целого мира. Но я никак не могла забыть о соседе и всё время разглядывала его краешком глаз.

Было видно, что он умный — по тому, как он держится: уверенно и расслабленно. Наверное, студент, может, из колледжа Святого Ксавье, а может, из Президентского колледжа. Воротник его белоснежно-белой рубашки был расстегнут, от нее пахло мятой. С бьющимся сердцем я подняла глаза чуть выше и увидела, что он улыбался. Мне.

Как долго мы сидели и разглядывали друг друга в этом кинозале, который, казалось, затерялся во времени и пространстве? Как долго мы были очарованы, потеряв счет времени в опаловом полумраке, придававшем нам храбрости? Я не знаю. Иногда я, конечно, поглядывала на экран, хотя и с трудом улавливая суть происходящего в фильме. Только что героиня, рыдая, читала письмо, а в следующее мгновение она уже танцевала — может, на свадьбе своего возлюбленного? — на осколках разбитого ею зеркала. Ее стопы истекали кровью, но эта боль была ничем в сравнении с болью в ее сердце. А потом, когда я увидела героиню в объятиях возлюбленного (и как так вышло?), я поняла, что фильм закончился. Мне казалось, что всё время я смотрела на соседа, и даже когда зажегся свет и все начали спешно, толкая друг друга, пробираться к выходу, чтобы успеть на автобус, я не могла прийти в себя.

Потом, лежа ночью в постели, я буду думать: неспроста так совпало, что Анджу уговорила меня пойти в кино именно в этот день, что место незнакомца оказалось рядом с моим среди сотни других. Уже тогда я знала, что сама судьба, невидимая и могущественная, как движение планет, свела нас в тот вечер. И когда наши взгляды встретились, как взгляды принца и принцессы в сказке о дворце змей, на моем лбу ярко вспыхнуло последнее слово, которое написал там Бидхата Пуруш. Но мы не могли его видеть.

Говорят, что когда мужчина и женщина обмениваются такими взглядами, их души сливаются. Этот взгляд — как золотая нить, связывает их, и даже если они никогда больше не увидятся, они всегда будут носить в себе частичку души другого. Они уже не смогут забыть эту встречу и никогда не будут счастливы вновь.

Вот почему в семьях, где соблюдают древние традиции, девочкам не разрешают общаться с мужчинами до самой свадьбы, когда жених и невеста обмениваются взглядами в первый раз. Анджу была не права, думая, что так было сделано, чтобы сохранить женщину невежественной и покорной. Старики в своей мудрости придумали это, чтобы уберечь людей от страданий.

— Судха! — Анджу настойчиво дергала меня за руку. — Судха! Да что с тобой? Пойдем!

Я попыталась сосредоточиться на том, что говорила мне сестра, но ее голос доносился как будто издалека. Я попыталась сказать ей что-нибудь успокаивающее, но вместо этого я улыбнулась моему — да, я так глупо и собственнически думала о нем — юноше.

— Ну же! — торопила Анджу, и я видела, что она по-настоящему забеспокоилась. Какая ирония: ведь она сама втянула меня в приключение, а теперь так испугалась, когда вся моя робость исчезла.

— Пойдем, нам еще нужно переодеться. Если мы не поторопимся, то не успеем вернуться в школу к приезду Сингх-джи.

— Хорошо, — ответила я.

Но все — Сингх-джи, монахини в школе, даже наши мамы, которые точно на нас рассердятся, — все стали такими далекими, словно из другого мира, не имевшего ко мне никакого отношения. И вдруг молодой человек задумчиво и медленно произнес мое имя: «Судха», и оно прозвучало так нежно, так изысканно, как никогда раньше.

Анджу встала.

— Не могли бы вы пропустить нас, — сказала Анджу совсем как взрослая.

— Да, конечно, — вежливо ответил незнакомец.

Когда Анджу стала протискиваться вперед, он сказал:

— Судха, я Ашок. Ашок Гхош. Как твое полное имя?

Гхош [40] Гхош — фамилия, как и многие в Индии, произошедшая от кастового обозначения, профессии, в данном случае — пастуха. . Имя зазвенело в моей голове, как сигнальный колокол. Я уже слышала неодобрительный голос матери: «Что?! Он из низшей касты?» Я зажмурила глаза, надеясь, что голос исчезнет.

— Судха, не отвечай, — воскликнула Анджу, даже не пытаясь быть деликатной. — Мы не знаем, кто он, на что способен и кому может про нас рассказать.

Анджу закрывала мне рот ладонью, но я отодвинула ее.

Ашок. Человек, прогоняющий печаль . Я знала, что он никогда не использует мое имя против меня.

— Я Басудха Чаттерджи, — и обворожительно ему улыбнулась.

Анджу тем временем пыталась протолкнуть меня к двери. В зале почти никого не было, и когда она говорила, раздавалось эхо: