Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца

На моей свадьбе она подарила мне точно такое же шелковое сари, какое купила мне свекровь для праздничных церемоний, но с более богатой вышивкой. В ответ моя свекровь подарила в прошлом году на свадьбу невестке тети Тарини чудовищно тяжелое золотое ожерелье в семь рядов. Рамеш попытался возразить, что нам такое, в сущности, не по карману, да и зачем? Но миссис Саньял отмахнулась от его слов, как от мух, как она всегда поступала, если Рамеш робко пытался возражать ей. И он, как обычно, уступил ей.

Тетя Тарини приехала с шестью чемоданами подарков для нашей семьи, включая подарки для прислуги и соседей. Мне страшно было даже представить, чем ей ответит моя свекровь через год, во время нашего визита в Бахрампур.

Я сидела на полу в кухне, давая распоряжения служанке, какие специи нужны для приготовления невероятного ужина, чтобы обеспечить тете Тарини изжогу на целую неделю, как вдруг ворвалась свекровь. Сначала я подумала, что она пришла посмотреть на огромных омаров, сердито щелкающих клешнями на дне металлической миски, купленных сегодня утром на рынке. В Бахрампуре практически невозможно было достать хорошие морепродукты, и свекровь с ликующим видом призналась мне накануне, что ждет не дождется увидеть лицо тети Тарини, когда на стол подадут карри из омаров.

Но приглядевшись, я увидела, что она вне себя от ярости: губы у нее были плотно сжаты, а в глазах сверкали молнии. Я даже растерялась, когда увидела ее такой, потому что она всегда была похожа на огромное дерево баньяна с толстыми корнями, которое давало всей семье спасительную тень.

— Что случилось? — спросила я, в глубине души желая, чтобы тетя Тарини никогда не покидала Бахрампур. — Что она сделала теперь?

Свекровь уставилась на служанку, и та поспешно выбежала из кухни.

— Дипа, — с яростью выдохнула свекровь.

Дипой звали невестку тети Тарини, пухленькую и милую девушку, которая почти всё время молчала. На ее свадьбе мне показалось, что она понравилась моей свекрови. «Какая она хорошенькая, — всё повторяла она гостям, — почти такая же, как Судха». И еще прибавляла: «Хорошо, что у нее такой спокойный нрав, он ей очень пригодится в общении с Тарини».

Что могла сделать тихая Дипа, чтобы привести мою свекровь в такое состояние?

— Она беременна, — язвительно сказала свекровь и осуждающе посмотрела на меня.

Бетонный кухонный пол вдруг стал ледяным, как и мои колени и бедра. Куски льда с хрустом заполняли мою грудь. Последние два года мы с Рамешем безуспешно пытались зачать ребенка.

Как же я хотела дитя, чтобы заполнить пустоту внутри. Иногда, когда я лежала бесконечными ночами рядом с Рамешем, пытаясь не думать об Ашоке, мечта о ребенке захлестывала меня с головой, становясь даже больше любви, оставленной позади. Не знаю, как так вышло. Может быть, я чувствовала, что материнство — мой последний шанс стать счастливой. Может, я надеялась, что оно вернет мне то, что я потеряла после замужества. А может, дело было в том, что желания лежат в самой сердцевине человеческого существования. Когда мы отказываемся от одной мечты, то должны найти другую, чтобы направить на нее всю свою энергию — иначе мы умираем.

Конечно, для моей свекрови мечта о внуке тоже была главной целью в ее жизни, хоть она и старалась скрывать свои тревоги. Тем не менее каждый раз она с нетерпением в голосе спрашивала, были ли у меня месячные. И когда я виновато кивала головой, разочарование в ее глазах было для меня хуже любых слов.

Но сегодня она не могла смолчать.

— Когда эта женщина сказала мне, что скоро станет бабушкой, — выплюнула моя свекровь, — она так сочувственно покачала головой и с невинным видом спросила: «А сколько времени уже прошло со дня свадьбы Рамеша?», словно не знает сколько. «О боже, уже больше трех лет? На твоем месте я бы отвела Судху к врачу». А потом она замолчала, и, похлопав свою невестку по руке, сахарным голосом сказала, чтобы она пошла отдохнула, и добавила: «Мы же не хотим, чтобы с моим внуком что-нибудь случилось, правильно?» Я спросила, почему она так уверена, что будет мальчик, на что она ответила, что они были в каком-то странном медицинском центре в Калькутте, где есть специальные аппараты, позволяющие заглянуть в женский живот и узнать всё.

Сказав это, свекровь с ненавистью пнула миску с омарами, которые снова начали ожесточенно щелкать клешнями. Все ее планы одержать победу над тетей Тарини рухнули. В конце концов, ни один омар, даже самый большой в мире, не сравнился бы с внуком.

Потом свекровь задумчиво посмотрела на меня, сузив глаза. И я увидела, что она не намерена так просто сдаваться. Она точно что-то задумала. Под ее ледяным взглядом мне стало еще холоднее. Как если бы я была неодушевленным предметом — скалой, которую нужно преодолеть на пути к цели. Или уничтожить.

Я придерживала сумку с продуктами на бедре, убирала короткие волосы, которые лезли в лицо, и пыталась открыть дверь квартиры. Ключ, как всегда, застрял в замке, и мне приходилось дергать его из стороны в сторону, что стоило больших усилий, так как ко всему прочему в руках у меня был еще и пиджак Сунила, который я забрала из химчистки. Я почувствовала, что сумка — с яйцами! — начала выскальзывать, и я, сделав невероятное движение рукой, подхватила ее, но уронила пиджак. Письма, которые я только что достала из почтового ящика, рассыпались по придверному коврику: счета, купоны на пиццу, рекламные листовки со стандартными обращениями… Под рекламой распродажи в универмаге «Сирз» в честь Дня поминовения, я увидела конверт знакомого кремового цвета. Мое сердце замерло еще до того, как я увидела свое имя, написанное аккуратным почерком моей мамы, — в последнее время из дома стали приходить нерадостные вести.

— Черт! — сказала я, неуклюже наклоняясь, чтобы подобрать упавшие конверты. — Черт!

Из всех американских выражений, которые я с жадностью переняла за три года жизни здесь, это стало самым любимым. Его взрывная, краткая точность выражала то, что я часто чувствовала. Мне, правда, приходилось сдерживать себя при Суниле, потому что он считал, что девушка не должна так выражаться. Я заметила, что за рулем он выражался и почище, но он заявил, что это было совсем другое дело.

Наконец, дверь открылась с возмущенным скрипом, но я чуть помедлила на пороге. Даже сейчас мне не нравилось входить в пустую квартиру. Застоявшийся воздух пустующей квартиры походил на запах давно пересохшего колодца, и каждый раз мне становилось не по себе. Именно в такие минуты я остро ощущала тоску по дому, в котором прошло мое детство. Как раньше меня раздражала вечная суматоха в доме, в котором постоянно толкались молочники, зеленщики, Рамур-ма кричала на соседского кота, проскользнувшего на кухню, Пиши звала меня мыться. Сейчас я была бы рада даже тетушкам, чайным подружкам тети Налини!