Джон Голсуорси - Цветок в пустыне

— Зачем вы поносите Англию? Старо.

— Я поношу её только при англичанах.

— Уже лучше. А зачем вы её поносите при мне?

Дезерт рассмеялся.

— Затем, что вы такая, какой мне хотелось бы видеть Англию.

— Сильной и справедливой, без самодовольства и спеси?

— Больше всего меня раздражает наша вера в то, что Англия до сих пор выше всех.

— Разве это не так?

— Так, — согласился озадаченный Дезерт. — Но у неё нет оснований так считать.

Динни подумала:

Вслух же сказала:

— Если Англия все ещё выше всех, а мы верим в это, хотя и не имеем для этого оснований, значит, у нас, по крайней мере, есть интуиция. Вы, например, интуитивно невзлюбили мистера Масхема.

Затем взглянула на него и сообразила: «Я ляпнула лишнее».

— С чего вы взяли? Обычный твердолобый англичанин, помешанный на охоте и скачках. Просто мне такие до смерти надоели.

«Нет, здесь что-то другое!» — решила Динни, все ещё глядя на него. Какое необычное и несчастное лицо: на нём отражён глубокий внутренний разлад, словно добрый и злой ангелы непрерывно борются за эту душу. Но его глаза по-прежнему её волнуют — как в то давнее время, когда она, шестнадцатилетняя девочка с косами, стояла подле него на свадьбе Флёр.

— Вам серьёзно нравится скитаться по Востоку?

— На мне проклятие Исава.

«Когда-нибудь он мне расскажет — почему. Только я, наверно, больше его не увижу», — подумала Динни, и холодок пробежал у неё по спине.

— Интересно, знаете ли вы моего дядю Эдриена? Он был на Востоке во время войны. Сейчас служит в музее — ведает костями. А с Дианой Ферз знакомы? Он женился на ней в прошлом году.

— Я не знаю никого, о ком стоило бы говорить.

— Значит, у нас одна точка соприкосновения — Майкл.

— Не верю в то, что посторонние могут служить точкой соприкосновения. Где вы живёте, мисс Черрел?

Динни улыбнулась:

— По-видимому, мне пора дать краткую биографическую справку. Моя семья с незапамятных времён осела в Кондафорде, Оксфордшир. Мой отец генерал в отставке, я — старшая из двух его дочерей, брат у меня один. Он военный, состоит в браке и скоро приедет в отпуск из Судана.

— Вот как! — произнёс Дезерт, и лицо его снова помрачнело.

— Мне двадцать шесть, я не замужем, детей у меня пока нет. Моя слабость — устройство чужих дел. Откуда она у меня, не знаю. Приезжая в Лондон, я останавливаюсь у леди Монт на Маунт-стрит. Хотя я получила скромное воспитание, наклонности у меня разорительные, а средств для удовлетворения их нет. Думаю, что умею понимать шутки. Теперь ваш черёд.

Дезерт улыбнулся и покачал головой.

— Рассказать за вас? — предложила Динни. — Вы — второй сын лорда Маллиена; вам осточертела война; вы пишете стихи, склонны к кочевому образу жизни и сами себе враг. Последнее свойство ценно лишь своей новизной. Вот мы и на Маунт-стрит. Не зайдёте ли повидаться с тётей Эм?

— Благодарю вас, не стоит. Что вы делаете завтра? Давайте позавтракаем вместе, а потом пойдём на дневной спектакль.

— Хорошо. Где?

— В половине второго у Дюмурье.

Они обменялись рукопожатием и расстались. Входя в дом тётки, Динни дрожала всем телом. Странное ощущение! Она остановилась у дверей гостиной и улыбнулась.

Шум, доносившийся из-за дверей, стёр улыбку с её губ. «Боже правый! Я совсем забыла, что сегодня у тётя Эм „приём“ по случаю дня рождения».

Рояль, игравший в гостиной, умолк; беготня, толчея, скрип передвигаемых стульев, несколько возгласов, тишина, — и музыка зазвучала снова.

«Играют в „кто лишний“», — догадалась Динни и тихо открыла дверь. Диана Ферз сидела за роялем. Восемь ребятишек в ярких бумажных колпаках и один взрослый держались за восемь стульев, составленных попарно спинками друг к другу. Семеро уже вскочили, двое ещё сидели — разом на одном стуле. Динни увидела слева направо: Роналда Ферза; маленького китайчонка; Энн, младшую дочь тёти Эдисон; Тони, младшего сына Хилери; Селию и Динго — детей Селии Мористон, старшей сестры Майкла; Шейлу Ферз и — на одном стуле — дядю Эдриена и Кита Монта. Затем в поле её зрения попали тётя Эм в большом ярко-красном бумажном колпаке, которая, несколько запыхавшись, остановилась у камина, и Флёр, уносившая первый стул из того ряда, где только что сидел Роналд.

— Кит, вставай. Ты лишний.

Кит не пошевельнулся. Поднялся Эдриен:

— Ладно, старина, выйду я, а ты уж оставайся с ровесниками. Ну, играй!

— Не держаться за спинки! — надсаживалась Флёр. — У Фын, пока не кончилась музыка, садиться нельзя, Дишо, не цепляйся за крайний стул.

Музыка оборвалась. Шарканье ног, возня, визг, — маленькая Энн, самая крохотная из всех, осталась стоять.

— Вот и хорошо, детка, — сказала Динни. — Иди сюда и бей в барабан. Когда музыка перестанет, перестань и ты. Вот так. Теперь опять. Наблюдай за тётей Ди.

Снова, и снова, и снова. Наконец вышли все, кроме Шейлы, Динго и Кита.

«Ставлю на Кита!» — подумала Динни.

Шейла лишняя! Предпоследний стул убран! Динго, похожий на шотландца, и Кит, со светлых волос которого свалился бумажный колпак, кружат вокруг последнего стула. Вот оба плюхнулись на сиденье, потом вскочили и опять забегали кругом. Диана старательно отводит глаза. Флёр стоит чуть поодаль и улыбается, лицо тёти Эм разрумянилось. Музыка оборвалась, на стуле сидит Динго, Кит оказался лишним. Он вспыхнул и насупился.

— Кит, плати фант! — раздался окрик Флёр.

Кит вздёрнул голову и засунул руки в карманы.

«Поделом Флёр!» — подумала Динни.

Голос позади неё произнёс:

— Ярко выраженное пристрастие твоей тётки к молодому поколению сопряжено с чрезмерным шумом. Не вкусить ли нам капельку покоя у меня в кабинете?

Динни обернулась и увидела тонкое, худое и подвижное лицо сэра Лоренса Монта с совершенно побелевшими усиками, хотя в волосах седина едва начала пробиваться.

— Я ещё не внесла свою лепту, дядя Лоренс.

— Пора тебе вообще отучиться её вносить. Пусть язычники беснуются, а мы пойдём вниз и по-христиански предадимся мирной беседе.

Динни подумала: «Что ж, я не прочь побеседовать об Уилфриде Дезерте». Эта мысль оттеснила на задний план её инстинктивную потребность вечно чему-то служить, и девушка последовала за баронетом.

— Над чем вы сейчас работаете, дядя?

— Пока что отдыхаю и почитываю мемуары Хэрриет Уилсон. Замечательная девица, доложу тебе, Динни! Во времена Регентства в высшем свете трудно было испортить чью-либо репутацию, но Хэрриет делала всё, что могла. Если ты о ней не слышала, могу сообщить, что она верила в любовь и дарила своей благосклонностью многих любовников, из которых любила лишь одного.