Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 1

«Самолюбие мешает нам удивляться чужим совершенствам». Мысль вполне верная.

«Скромность для достоинства то же, что тени для фигур картины: она дает им силу и выпуклость». Действительно, ничто не заставляет так ценить достоинства, как скромность. Всякий человекъ более или менее склонен к оригинальности или противоречию и, когда люди видят, что вы умаляете свои достоинства, они расположены увеличивать их перед другими.

Люди, которые ставят себе в заслугу подражание простоте, похожи на человека среднего роста, который наклоняет голову, проходя через двери...

— Людям свободным (холостякам) легче возвыситься, чем женатым. Последние большею частью остаются при том положении, которого достигли. Ведь на женатого смотрят как на человека, уже прожившего главную часть своей жизни.]

————

Способствовало ли къ очищенію нравовъ возстановленіе наукъ и художествъ? —

Изв ѣстно, что Руссо доказывалъ вредное вліяніе наукъ на нравы. —

Первое возраженіе, которое я сд ѣлаю Руссо, будетъ состоять въ вопрос ѣ— согласенъ ли онъ, что ч ѣлов ѣкъ, пользующійся свободою, въ состояніи сд ѣлать бол ѣе добра и зла, ч ѣмъ челов ѣкъ, лишенной оной, и что люди вообще, разорвавъ связывающія ихъ узы нев ѣжества, въ состояніи сд ѣлать бол ѣе добра и зла, ч ѣмъ люди, нев ѣжество которыхъ ограничиваем ихъ свободу? Я ув ѣренъ, что всякой разсудительной челов ѣкъ согласится, что ч ѣмъ мен ѣе развиты способности ч ѣлов ѣка, т ѣмъ бол ѣе ограниченна его свобода и на оборотъ. Сл ѣдовательно, чтобы р ѣшить этотъ вопросъ, надо сперва р ѣшить вопросы, которые при этомъ разсужденіи сами собою представляются нашему разсудку. Им ѣетъ ли челов ѣкъ наклонности врожденныя? И ежели онъ им ѣетъ оныя, то равносильны ли наклонности къ добру и злу или одна изъ нихъ первенствуетъ? — Ясно, что для того, чтобы р ѣшить прямо, изъ основныхъ началъ разума вопросъ, заданный Руссо, надо р ѣшить сначала эти три вопроса. 157 157 Которое изъ этихъ предположенiй справедливо, я постараюсь р ѣ шить въ другомъ м ѣ ст ѣ . Ежели врожденныхъ наклонностей челов ѣкъ не им ѣетъ, то ясно, что добро и зло зависятъ отъ воспитанія. Ежели же добро и зло зависятъ отъ воспитанія, то ясно, что наука вообще и филоссофія въ особенности, на которую такъ нападаетъ Руссо, не только не безполезны, но даже необходимы, и не для однихъ Сократовъ, но для вс ѣхъ. — Ежели же наклонности къ добру и злу равносильны въ душ ѣчелов ѣка, то ч ѣмъ мен ѣе будетъ свобода челов ѣка, т ѣмъ мен ѣе будетъ его доброе и злое вліяніе и на оборотъ; сл ѣдовательно, ежели предположить это в ѣрнымъ, науки и художества не могутъ произвести никакой разницы въ отношеніи между добромъ и зломъ. — Ежели начало добра первенствуетъ въ душ ѣчелов ѣка, то съ развитіемъ искуствъ и художествъ будетъ развиваться и начало добра и на оборотъ. Ежели же начало зла первенствуетъ въ душ ѣчелов ѣка, то только въ этомъ случа ѣмысль Руссо будетъ справедлива. И я ув ѣренъ, что со вс ѣмъ своимъ краснор ѣчіемъ, со вс ѣмъ своимъ искуствомъ уб ѣждать великій гражданинъ Женевы не р ѣшился бы доказывать так[ую] утопію, всю нел ѣпость которой над ѣюсь я доказать посл ѣ. — Зд ѣсь мн ѣприходитъ мысль о томъ, что вс ѣфилоссофскіе вопросы, надъ р ѣшеніемъ которыхъ трудились столько и писалось столько книгъ (безполезныхъ), вс ѣ, говорю я, можно привести къ очень простымъ началамъ.... Насъ забавляютъ бол ѣе листочки дерева, ч ѣмъ корни; одна изъ главныхъ ошибокъ, д ѣлаемыхъ большей частью думателей, есть та, что сознавъ свою неспособность для р ѣшенія важныхъ вопросовъ изъ началъ разума, они хотятъ р ѣшить филоссофскіе вопросы исторически, забывая то, что Исторія есть одна изъ самыхъ отсталыхъ наукъ и есть наука, потерявшая свое назначеніе. — Самые жаркіе партизаны ея не найдутъ никогда ей приличной ц ѣли. — Исторія есть наука побочная. — Это можно сказать, не доказывая. Ошибка состоитъ именно въ томъ, что ее изучаютъ, какъ науку самостоятельную; ее не изучаютъ для филоссофіи, для которой ея изученіе только и нужно, но ее изучаютъ для самой себя. — Поэтому Исторія не откроетъ намъ, какое и когда было отношеніе между науками и художествами и добрыми нравами, между добромъ и зломъ, религіею и гражданственностью, но она скажетъ намъ, и то нев ѣрно, откуда пришли Гунны, гд ѣони обитали и кто былъ основателемъ ихъ могущества и т. д.

Руссо, разсуждая о первоначальномъ вліяніи наукъ и художествъ, говоритъ: И люди начали чувствовать главную выгоду вліянія музъ, д ѣлавшаго ихъ бол ѣе способными къ общежитію, внушая имъ желаніе нравиться другъ другу произведеніями, достойными ихъ взаимнаго одобренія . — Все, что мы д ѣлаемъ, то д ѣлаемъ единственно для себя; но когда мы находимся въ обществ ѣлюдей, то все, что мы ни д ѣлаемъ для себя, выгодно для насъ только тогда, когда наши д ѣянія нравятся другимъ или мы получаемъ ихъ одобреніе, сл ѣдовательно, каждый челов ѣкъ, стремясь отд ѣльно къ своей индивидуальной польз ѣ, способствовалъ къ общежитію. И такъ какъ не вс ѣлюди находили свою индивидуальную пользу въ произведеніяхъ наукъ и искуствъ, то и нельзя предположить, чтобы способность къ общежитію проистекала изъ однихъ произведеній наукъ и искуствъ. Тут же: Между т ѣмъ, какъ правительство и законы заботятся о неприкосновенности и благосостояніи людей, науки и художества, не столь деспотическія, но бол ѣе могущественныя, можешь быть, покрываютъ гирляндами цв ѣтовъ жел ѣзныя ц ѣпи, которыми они обременены, и подавляютъ чувство свободы, заставляютъ ихъ любить рабство и д ѣлаютъ изъ нихь то, что называютъ образованные народы. —

Зд ѣсь мы найдемъ явное противор ѣчіе въ словахъ самого писателя съ мыслію, которую онъ защищаетъ. Необходимость произвела единодержавіе, а науки и художества упрочили оное . Изъ этихъ словъ ясно, что самъ авторъ согласенъ по крайней м ѣр ѣвъ томъ, что науки и художества поддерж[али] единодержавіе и ежели бы они не поддержали его, то оно бы рушилось и сколько бы рушилось съ нимъ доброд ѣтелей! въ сколько невольных пороковъ впало бы челов ѣчество! — Нельзя не сознаться, что науки им ѣли и свое дурное вліяніе на нравы, нельзя тоже и не сознаться, что они избавили родъ челов ѣческій отъ большихъ золъ. — Дал ѣе Руссо говорить, что нравы были чище прежде, потому что, хотя природа челов ѣка не была лучше, но люди находили свою безопасность въ легкости проникать другъ друга, и эта выгода, ц ѣну которой мы чувствуемъ теперь, избавила ихъ отъ большого числа пороковъ . Такъ какъ мн ѣкажется, что я уже доказалъ, что скрытность, царствующая между нами, не происходить отъ вліянія однихъ наукъ и искуст[въ], то и не почитаю нужнымъ опровергать этой совершенно в ѣрной мысли, отд ѣленной отъ первой части разсужденія. —