Мигель Сервантес Сааведра - Дон Кихот

— Замолчите, сеньор, — сказал Санчо, — не говорите таких слов, протрите лучше глаза и поспешите приветствовать владычицу ваших мыслей, — она уж совсем близко.

С этими словами Санчо подъехал к крестьянкам и, спешившись, схватил за уздечку осла одной из них. Упав на колени, он сказал:

— Королева, принцесса и герцогиня красоты, да соблаговолит ваша сиятельнейшая светлость оказать благосклонность плененному вами рыцарю. Ослепленный вашей красотой, он оцепенел и стоит неподвижно подобно мраморному изваянию. Я — его оруженосец, Санчо Панса, а он сам — блуждающий рыцарь Дон Кихот Ламанчский, по прозванью рыцарь Печального Образа.

Тут и Дон Кихот опустился на колени рядом с Санчо. Широко раскрыв помутневшие глаза, смотрел он на ту, кого Санчо называл сеньорой и королевой. Увы! Перед ним была всего-навсего простая крестьянская девушка, довольно некрасивая, круглолицая, курносая, не очень чисто одетая. Бедный рыцарь был жестоко разочарован, однако не решался произнести ни слова. Девушка же, разинув рот, смотрела на коленопреклоненных рыцаря и оруженосца, не понимая, чего хотят он нее эти странные люди. Только одно было ей ясно: эти чудаки преградили им дорогу. Поэтому она резко и сердито закричала:

— Не загораживайте, анафемы, дороги и сейчас же пропустите нас. Мы торопимся.

На это Санчо ответил:

— О принцесса и верховная владычица Тобосо! Неужели великодушное ваше сердце не смягчится, видя, с каким смирением склонил колени перед вашей милостью сей знаменитейший из странствующих рыцарей?

Услышав эти слова, другая крестьянка сказала:

— Полюбуйтесь, пожалуйста, как эти господчики издеваются над деревенскими девушками. Берегитесь, сеньоры! А не то вам не поздоровится от наших шуток! Ступайте своей дорогой и оставьте нас в покое.

— Встань, Санчо, — сказал тут Дон Кихот. — Я вижу, что судьба еще не насытилась моими несчастиями и что для бедной души моей отрезаны все пути к радости. А ты, высочайшая добродетель, о какой только можно мечтать, — продолжал он, обращаясь к первой крестьянке, — ты единственная отрада обожающего тебя опечаленного сердца, знай, что по воле злого волшебника, преследующего меня, мрачная пелена опустилась на мои глаза, и зловещий туман окутал их, и вместо твоего несравненного по красоте лица я вижу только лицо бедной крестьянки. Но все же молю тебя — взгляни на меня нежно и влюбленно. Взгляни: смиренно, на коленях стою я перед тобою. Неужели же ты не веришь моей безмерной и покорной преданности и любви?

— Рассказывайте это моему дедушке! — закричала крестьянка. — Очень мне нужны ваши дерзкие заигрывания! Ступайте прочь, не загораживайте дорогу — честью прошу.

Санчо отошел в сторону, пропустил крестьянку и был радехонек, что его затея так благополучно кончилась. А зачарованная Дульсинея изо всех сил ударила своего «разноходца» палкой и погнала его по полю. Однако ослица от боли принялась лягаться и сбросила свою хозяйку на землю. Увидев это, Дон Кихот кинулся ее поднимать, а Санчо поймал ослицу и стал поправлять седло. Когда подпруга была подтянута, наш идальго собрался было взять на руки свою принцессу и посадить ее на седло, но сеньора избавила его от этого труда: поднявшись с земли, она разбежалась, уперлась обеими руками в круп ослицы и легче сокола вскочила к ней на спину. Тогда Санчо сказал:

— Клянусь святым Роке, наша госпожа легче кречета. Она могла бы поучить верховой езде самых ловких кордуанцев или мексиканцев! Одним махом перелетела через заднюю луку седла, а теперь без шпор погнала своего иноходца, как зебру, да и прислужницы от нее не отстают, — ишь как они помчались, словно ветер.

Санчо говорил правду, потому что две другие крестьянки, увидев, что Дульсинея вскочила на седло, помчались во всю прыть.

Дон Кихот проводил их глазами, а когда они скрылись, обратился к Санчо и сказал:

— Подумай только, Санчо, до чего доходит коварство и ненависть волшебников: они лишили меня радости лицезреть мою сеньору во всей ее красоте и прелести. Воистину, я родился, чтобы служить примером всем несчастливцам на свете и чтобы стать мишенью для самых острых стрел злой судьбы. Заметь, Санчо, эти предатели не удовольствовались тем, что околдовали мою Дульсинею, — нет, им понадобилось придать ей образ грубой крестьянки. Она утратила даже то благоухание, которое свойственно высокородным сеньорам. Ибо, по правде говоря, когда я подошел к Дульсинее, чтобы подсадить ее на иноходца, то от нее так сильно пахнуло чесноком, что я чуть не задохся.

— Какие мерзавцы! — воскликнул Санчо. — Ах, зловредные и злокозненные волшебники, взять бы вас всех под жабры да и нанизать на нитку, словно сардинки. О негодяи! Как злобно насмеялись вы над моим господином! Вы превратили для него алмазные очи моей сеньоры в чернильные орешки, а волосы чистейшего золота — в щетину бычьего хвоста! Вы исказили прелестные черты ее лица, но этого вам показалось мало. Благоухание амбры, что от нее исходит, вы превратили в отвратительный запах чеснока. А между тем, клянусь, перед нами была первейшая красавица на свете.

— Верю тебе, друг мой, — сказал Дон Кихот, — ибо природа одарила Дульсинею совершенной красотой. Однако скажи мне, Санчо, на ее иноходце было простое седло или седло со спинкой?

— Да нет же, — ответил Санчо, — это было великолепное седло с короткими стременами и богатой дорожной попоной, стоимостью не менее полцарства.

— И я всего этого не видел! — горестно воскликнул Дон Кихот. — Повторяю и повторю тысячу раз, Санчо, что я несчастнейший из смертных.

А плут Санчо с трудом удерживался от смеха, слушая сумасбродные речи господина, которого он так ловко одурачил. Наконец, несколько успокоившись, они сели на своих скакунов и направились в Сарагосу. Дон Кихот рассчитывал принять участие в торжественных празднествах, которые ежегодно устраиваются в этом славном городе. Однако, как читатель увидит ниже, множество великих и невиданных приключений помешали нашим путникам попасть туда.

Погруженный в глубочайшее раздумье, Дон Кихот ехал по дороге, вспоминая о злой шутке, которую сыграли с ним волшебники, превратившие прекрасную сеньору Дульсинею в безобразную крестьянку. Он тщетно ломал голову над тем, каким способом вернуть своей госпоже ее настоящий облик. Он был так поглощен своими мыслями, что незаметно для себя отпустил узду Росинанта, а тот, почуяв волю, на каждом шагу останавливался и щипал зеленую траву. Санчо, видя, что господин впал в глубокое уныние, решил подбодрить его и сказал: