Халлдор Лакснесс - Свет мира

Скальд не знал ни часа, ни дня недели, он давно уже перестал следить за ходом времени и числами. Среди бесконечной смерти, тяготеющей в мире над любой искрой жизни, этому узнику с оледеневшим сердцем вдруг показалось, что Сигурдур Брейдфьорд после долгого перерыва опять спустился с небес. Лишенный зримой оболочки, великий скальд появился снова, возможно, он обитал теперь на небесах, которые еще выше, чем прежние, и там ни цвет, ни форма уже не властны. Но на каких бы небесах он ни обитал, его золотая колесница снова здесь. И он произносит три слова. Он произносит одно таинственное имя. Это имя звенит в божественном сне, пылает огненными буквами на небесах души:

Ее зовут Бера.

Сон прервался. Очнувшись, скальд сел и огляделся. Первый в этом году солнечный луч упал на тюремную стену над его кроватью.

— Ее зовут Бера? — спросил он.

Он встал на колени, приложил ладони к стене и коснулся солнечного луча. Потом он приподнялся так, чтобы луч упал ему на лицо.

— Мне никогда не приходило в голову, что ее могут звать Бера, — сказал он.

Он позабыл про тень смерти, его мысли невольно возвращались к этим спасительным словам, к этому имени — ключу от дверей будущего, к этому неведомому счастью, к этой жизни. Уже стемнело, а его мысли все еще были заняты вестью, прозвучавшей из золотой колесницы скальда, и когда раздался стук в дверь, он был уверен, что увидит сейчас женщину в белом головном уборе и с золотой диадемой на лбу. Но это был всего лишь тюремщик, принесший ему ужин.

— Меня сегодня никто не спрашивал? — поинтересовался скальд.

— Нет, — ответил тюремщик, обрадовавшись, что этот человек хоть что-то сказал ему после долгого молчания. — А ты ждешь кого-нибудь?

— Да, — сказал скальд. — Если меня спросит женщина по имени Бера, скажите ей, что я ее жду.

И вот опять лето. Оулавюр Каурасон Льоусвикинг стоит на улице в новом костюме, подаренном ему Тоурунн из Камбара, он свободный человек. Он очень бледен, но глаза у него такие же синие, как и прежде, в волосах все тот же золотой блеск и походка такая же неуверенная, как в первый день в свидинсвикском хозяйстве, словно он не связан с землей, по которой ступает; этот человек мог в любую минуту оказаться парящим в воздухе.

Скальд старался держаться поближе к стенам домов, очевидно, из страха оказаться окруженным людьми. На пристани он узнал, что пароход отправляется завтра, но пойдет вдоль берега в противоположном направлении, так что скальд попадет домой самое малое через десять дней. Если он хочет плыть более удобным пароходом, ему придется ждать две недели; но вне стен тюрьмы в столице без денег не проживешь, а Тоурунн из Камбара уехала отдыхать в деревню вместе со своим мужем, так что никто не признал скальда в «Горной королеве Софии». Скальд решил уехать с тем пароходом, который пойдет завтра.

Долгий извилистый путь вел скальда из тюрьмы к кладбищу. Ему хотелось отыскать своего единственного друга, который являлся к нему в золотой колеснице, когда все люди уже позабыли про него.

Ничто в столице не могло сравниться с кладбищем, даже не верилось, что на мертвых костях мог вырасти такой цветник. Цветы на могилах были настолько красивы, что казались ненастоящими. И невозможно было представить себе, чтобы где-нибудь на земле могло найтись еще одно такое же собрание прекрасных эпитафий, которые были начертаны здесь золотыми буквами на искусно обтесанных камнях. Казалось, что все без исключения обитатели этого места при жизни изумительно легко справлялись с тяжелой ношей общепринятых норм поведения, это было просто непостижимо. И гораздо больше людей, чем можно предположить, считались при жизни благородными и чудесными, занимали высокие посты, получали титулы и ордена и совершали выдающиеся подвиги на службе отечеству. Женщины здесь были не только прекрасны, но и добродетельны. Сгорая от стыда за свое собственное ничтожество, этот бедный скальд приветствовал всех достойных людей, обитавших в этом месте.

Но сколько он ни искал, он никак не мог найти могилу своего друга Сигурдура Брейдфьорда. Скальд бродил по кладбищу почти целый день, останавливаясь у каждой могильной плиты. Наконец он потерял всякую надежду найти друга и уже считал свой приезд в столицу бессмысленным, поскольку ему предстояло вернуться домой ни с чем. Солнце клонилось к западу. Неожиданно скальд увидел бедно одетую женщину, которая сидела возле скромного могильного холмика и читала над ним молитву; в глубине души скальд решил, что это вдова, потерявшая сына и теперь не имевшая во всем мире больше никакой опоры. Он вынул из кармана одну крону и отдал женщине, попросив ее купить себе на эти деньги кофе. Она поблагодарила его и спросила:

— Ты тоже отсюда?

— Нет, — ответил он. — Я из других мест, по крайней мере, так принято считать.

Потом он спросил, не может ли она показать ему могилу скальда Сигурдура Брейдфьорда.

Женщина:

— А он лежит под камнем или без камня?

Оулавюр Каурасон Льоусвикинг:

— Я слышал, что он лежит под камнем.

— Тогда, значит, это один из тех, с кем я разговаривала в прошлом году, — сказала женщина. — В этом году я с ним не разговаривала.

— Вот как? — удивился скальд. — А могу я спросить, почему ты не разговаривала с ним в этом году?

Женщина:

— В прошлом году я разговаривала со всеми, кто лежит под камнями. А в этом году я разговариваю с теми, кто лежит без камней.

Тогда скальд сказал:

— Надеюсь, это не будет слишком нескромно, если я спрошу, о чем ты с ними разговаривала?

— Я хотела убедить их в том, что смерти не существует, — ответила женщина.

— Может быть, ты и права, добрая женщина, — сказал скальд. — Я тут знаю только одного человека, и он действительно не мертв, по крайней мере, в обычном смысле.

— Никто из них не мертв, — сказала женщина. — Или, может, матери не любили их? Когда ты взглянешь в глаза того, кто любит, ты поймешь, что смерти не существует.

— Как же так? — удивился скальд. — Ведь когда-нибудь погаснут все глаза?

— Сама красота живет в глазах тех, кто любит, а она не может погаснуть.

— Красота? — удивился скальд. — Какая красота?

— Красота небес, — ответила женщина.

Скальд снял перед прорицательницей шапку и поспешил прочь, стараясь не услышать, что она еще говорит, ее слова отозвались эхом в его душе, и он понимал, что, сколько ни говори, большего сказать уже невозможно. Скальд еще долго бродил по этому цветнику. А когда он, потеряв всякую надежду отыскать могилу своего друга, собирался уйти через маленькую боковую калитку, его взгляд упал налево, и он увидел могилу. Она была слишком скромной, чтобы привлекать к себе внимание, ее можно было заметить лишь случайно, неровный серый камень едва доставал до колена. Все остальные памятники на кладбище были сделаны из более дорогого и прочного материала. Камень на могиле Сигурдура Брейдфьорда был выщерблен непогодой и зарос желто-зеленым мхом, ибо одна лишь природа заботилась об этой могиле, вокруг буйно росла трава. На лицевой стороне камня глубокими готическими буквами, которые, однако, стирались по мере того, как камень выветривался, было написано: «Сигурдур Брейдфьорд 1799–1846», над именем была высечена арфа, на ней было пять струн.