Жюльен Грин - Полночь

— Что вы хотите этим сказать?

— Знаете, почему вы сегодня не ушли? Вовсе не потому, что кто-то пытался вас задержать. Вас сторожили только в первый день, так как необходимо было вас приручить. А теперь это не нужно: вы сами никуда не уйдете. От меня скрыли день и час вашего приезда, потому что мне не доверяют, и моя записка попала к вам слишком поздно, вы к тому времени уже подчинились воле этого человека, еще не увидев его, повиновались его приказам. А значит, Элизабет, вы не ушли, потому что он этого не хотел. Он, видите ли, желает, чтобы рядом с ним были вы, чтобы вы были к нему ближе, чем все остальные, он надеется, что ваша молодость его согреет.

— Мне это непонятно, мсье Бернар. Ведь он не имеет права удерживать меня здесь силой. Я напишу госпоже Лера.

— «Я напишу госпоже Лера!» Какая очаровательная наивность! Да не напишете вы госпоже Лера по той простой причине, Элизабет, что будете счастливы в этом доме, как все остальные.

— Да вам-то откуда это известно?

— А я все вижу ясно. В этом обиталище иллюзий я один сохраняю трезвую голову и здравый смысл, я не поверил сладким речам колдуна. Именно из-за этого он и хотел бы выставить меня за порог. Но как выставишь за порог слепого, правда, Элизабет?

— Да, конечно, мсье Бернар!

— Тогда всеобщая мораль показала бы свое истинное лицо. Но хватит болтать, малютка. Вот-вот сюда придет Аньель за Сержем, чтобы он помог ему собрать на стол. А вы ступайте в свою комнату. Воспользуйтесь хотя бы этой ночью для сна, дитя мое, пока вас не научили проклинать солнце и жить при свете тусклой лампы. Но сначала помогите мне разбудить беднягу Сержа.

В этом деле не обошлось без недоразумений, Элизабет была слишком взволнованна, плохо понимала, что говорил ей господин Бернар, и выполняла его распоряжения весьма неловко. Сначала слепой взял юношу под мышки и, прижав к себе его обмякшее тело, поставил на ноги. А Элизабет должна была в это время стать на кресло и вылить стакан холодной воды на голову спящего; она выполнила поручение так неуклюже, что вся вода попала на плечо господина Бернара, который, забыв всякую вежливость, принялся ругать девушку, будто она сделала это нарочно. Тогда у нее задрожали руки и ноги, и, снова наполняя стакан, Элизабет пролила полкувшина себе на ноги. Меж тем господин Бернар жаловался, что он весь мокрый и Серж вот-вот выскользнет из его рук на пол, но молодая девушка все никак не могла решиться вылить стакан воды на эту свесившуюся голову, которую она охотнее обвила бы руками и покрыла поцелуями. Однако в конце концов вняла укорам старика и, зажмурившись, выполнила то, что от нее требовалось.

Дрожь пробежала по плечам парня, он встряхнул головой и одновременно сделал круговое движение рукой, будто от кого-то отмахивался. Локтем отпихнул господина Бернара, качаясь, сделал несколько шагов к двери, пнул ногой комод, состроил гримасу, зевнул и открыл глаза. Веки его медленно поднялись над серо-зелеными зрачками. Затем он потянулся, воздев кулаки к потолку, и, не успев закончить второй зевок, увидел вдруг Элизабет. От удивления так и остался с разинутым ртом и с глупым видом уставился на девушку.

Элизабет не тронулась с места. Стоя у кресла, следила взглядом за юношей словно завороженная. Через несколько секунд Серж, все еще пошатываясь, точно пьяный, подошел к ней, протянул руку и забрал в горсть локон ее лоснящихся черных волос. Элизабет не воспротивилась, но розы на ее щеках уступили место восковой бледности. Волосы в коричневой, чуть ли не черной от загара руке парня шелестели, как сминаемая ткань. Прошло еще несколько мгновений, показавшихся Элизабет нескончаемыми, однако ей все равно хотелось, чтобы мгновения эти длились и чтобы вместе с ними ее не покидала смутная тревога, от которой у нее захватывало дыхание, теперь всему на свете она предпочитала эту непонятную муку, вобравшую в себя столько радости. Ей представлялось, что простыми движениями грубых пальцев Серж забирал себе ее жизнь, и она чувствовала, что сейчас упадет, как вдруг его рука отпустила черный локон.

— Кто это? — спросил он, подбоченясь.

— Элизабет, — хмуро ответил господин Бернар. — Новоиспеченная приверженка всеобщей морали.

— Морали… мсье Эдма, — машинально повторил Серж.

Тут он провел пятерней по своим выгоревшим на солнце и цветом напоминавшим сливочное масло волосам. Светлые на фоне загорелого лица глаза не отрываясь смотрели на оцепеневшую молодую девушку; в этом пристальном взгляде она поочередно прочла любопытство, изумление, легкую насмешку и какое-то непонятное удовольствие. Немного успокоившись, Элизабет снова села в кресло.

— Почему ты так на меня смотришь? — спросил Серж.

Голос у него был приглушенный и с хрипотцой, но приятный; чувствовалось, как он делает над собой усилие, чтобы говорить тихо, хоть это плохо у него получается, ибо он привык драть глотку, как всякий крестьянин, имеющий дело со скотиной.

— Послушай, Серж, — сказал господин Бернар, осушая носовым платком воду на рукаве, — оставь ее в покое и пойди займись обедом. Скажи Аньелю, что посылать за мной не надо, я спущусь сам. Лучше скажи так: «Бедный слепой спустится в столовую сам». И унеси лампу. Бедному слепому она ни к чему.

— Хочешь, пришлю Марселя? — спросил Серж, направляясь к камину.

— Марсель в саду, — сказала Элизабет, подсознательно желая обратить на себя внимание.

Заслышав звуки нежного и робкого голоса, Серж повернулся к девушке, и Элизабет впервые увидела улыбку, внезапно озарившую красивое, чуть насмешливое лицо юноши. И снова она ощутила в груди бешеные толчки и то же самое, что и минуту назад, — сладкое страданье. За то, чтобы увидеть на лице Сержа вот это выражение счастья и восхищенья, она, как ей казалось, отдала бы жизнь. В смятении Элизабет подумала, как хорошо было бы сто раз вот так расставаться с Сержем, лишь бы каждый раз его улыбка говорила ей о его любви к ней. Словно во сне слышала она, как господин Бернар говорил, что Марсель ему не нужен, и жаловался, что у него теперь мокрый рукав — и даже эти слова делали ее счастливой. Две-три секунды все вокруг казалось ей невыразимо прекрасным, потом Серж взял лампу, пошел к двери и вышел в коридор. Что-то в груди ее защемило, будто чья-то рука стиснула ей сердце. Элизабет встала и пошла вслед за Сержем.

Он ждал Элизабет в конце коридора и махнул рукой, подзывая ее к себе, горящую лампу он держал высоко над головой. Девушка, хоть и была очарована, тем не менее немного побаивалась, и первой ее мыслью было вернуться в комнату, из которой только что вышла, но она тут же сочла эту мысль нелепой. В окружающей ее темноте этот юноша, освещенный будничным светом керосиновой лампы, казался ей лучезарным видением. В нерешительности Элизабет прислонилась к стене. Серж снова махнул рукой, на этот раз более властно, а сам с места не тронулся. Тело Элизабет как будто не повиновалось ей, и она вдруг отдала себе отчет в том, что идет к парню с насмешливым и высокомерным лицом, который, однако, улыбался, возможно, оттого, что видел, как быстро она ему повинуется.