Жюльен Грин - Полночь

Когда Элизабет подошла к нему, он взял ее за руку и шепотом велел следовать за ним. Они вместе пересекли площадку и спустились этажом ниже. Там молодой человек вдруг задул лампу и затащил Элизабет в самый темный угол. Тут она увидела качающийся свет в конце коридора, затем — огромную тень на потолке, наконец показалась мадемуазель Эва в длинном светло-голубом платье со свечой, пламя которой трепетало и грозило вот-вот погаснуть. Иностранка прошла по диагонали через лестничную площадку и миновала Сержа и Элизабет, не заметив их; она шла широким скользящим шагом, слегка раскачиваясь, словно в танце, а когда ступила на лестницу, начала напевать что-то вполголоса.

Серж подождал, пока Эва не скрылась из вида. Затем Элизабет услышала, как он осторожно поставил лампу на ступеньку, и снова ее охватила дрожь, будто она почуяла приближение опасности. Еще за минуту до этого Элизабет начала побаиваться Сержа. Теперь он стоял рядом с ней, и вдруг она почувствовала, как его большая и теплая рука погрузилась в ее густые волосы, словно он хотел своей грубой пятерней причесать шелковистые тяжелые локоны. Потом губы Сержа защекотали ее ухо, и она услышала хрипловатый шепот:

— Если хочешь, мы можем удрать отсюда вдвоем.

Элизабет не отвечала. Держа голову прямо, она трепетала, ощущая на лице теплое дыхание юноши. Непонятно почему слезы навернулись ей на глаза и покатились по щекам, но она не пыталась утирать их.

— Оставьте меня, — сказала она наконец.

Она хотела сказать совсем не то, но от страха у нее вырвались именно эти слова, прежде чем она успела подумать. Впрочем, Серж как будто бы не обратил внимания на этот грозный приказ, так как отдан он был ничего не выражавшим тоном. Он снова и снова запускал пятерню в волосы Элизабет, подносил их ко рту и к глазам, тер ими щеки, будто хотел умыться роскошными волосами девушки, как водой. Элизабет как раз и пугало то, как жадно он хватал ее локоны, перетирал их в пальцах, нюхал и дышал на них, точно плотоядное животное, ухватившее лакомый кусок.

Заслышав шум на первом этаже, Элизабет вздрогнула.

— Не бойся, — прошептал он. — Сейчас мы сойдем вниз, и ты спрячешься в буфетной. А после того как я разделаюсь со столом, мы удерем.

Вместо ответа Элизабет пожала ему руку, за всю свою жизнь она никогда не была так переполнена счастьем, как в эту минуту. Темная лестница в огромном унылом доме превратилась для нее в сказочный чертог, теперь она любила все: темноту, потрескивание половиц и стен, затхлый запах пыли, которой приходилось дышать, и страстно желала, чтобы шум шагов, удерживавший их здесь, на этом месте, никогда не затихал, ей хотелось стоять вот так, рука об руку с Сержем, до самой смерти.

Немного погодя он взял в руку лампу, не зажигая ее, и оба спустились по лестнице. В прихожей Серж повел Элизабет к низенькой двери под лестницей, которую она прежде не заметила. Потом они прошли довольно большое расстояние, и Элизабет, хоть не видела ни зги, по звуку шагов догадалась, что идет по мощенному каменными плитами коридору. В душе ее ликовал праздник, и она с трудом удерживалась от того, чтобы рассмеяться или идти вприпрыжку, задавала спутнику разные вопросы, но он только шикал на нее. Наконец Элизабет услышала, как Серж позвякал ключами в кармане и открыл дверь, петли которой громко заскрежетали.

— Тут мы можем разговаривать, — сказал он, чиркая спичкой. — Мы в той стороне дома, которая смотрит в долину.

И вот он зажег лампу и провел ею вокруг себя, чтобы показать девушке помещение, в котором она оказалась. Та подняла голову и увидела свод так высоко над головой, что свет лампы едва его достигал. Это был огромный зал. Высоченные стены, оклеенные дрянными, дешевыми обоями пепельно-зеленого цвета, подавляли своей высотой группки стульев и кресел, и те по контрасту казались маленькими. На пол были наброшены старые, истертые ковры, но они не могли скрыть обширное пространство, выложенное розовым кирпичом, который вблизи стен позеленел от сырости. Занавески из сурового полотна плотно закрывали оба расположенных друг против друга окна.

— У монашек это была трапезная, — сказал Серж.

Элизабет стояла рядом с ним, пораженная огромностью этого зала, казавшегося ей излишне просторным, и с любопытством озиралась. В недрах монументального камина три жалких полена пытались создать иллюзию тепла, но лишь исторгали копоть на зябко ютившиеся возле него кресла. В середине зала стол, кое-как загороженный от сквозняков прохудившимися створками обтянутой плюшем ширмы, был покрыт клеенкой и ждал обедающих. Элизабет насчитала шесть приборов. На почетном месте, поближе к камину, стояло выкрашенное белой краской кресло в стиле рококо, при каждом порыве ветра его окружали клубы черного дыма, который потом медленно и элегантно завихрялся вокруг графинов.

— Они сегодня придут все? — спросила Элизабет, вспомнив о безлюдье за столом в первые дни ее пребывания в усадьбе.

— Все. Им велено хоть на брюхе приползти.

— И они здесь веселятся?

— В это трудно поверить. Чаще ругаются. Как-то господин Эдм сказал, что им не найти лучше места, чтобы кричать друг на друга, чем эта трапезная. Послушай, какое здесь эхо.

Серж поставил лампу на стол и вдруг превратился снова в мальчишку: сложив ладони рупором, принялся гукать, как филин. Этот звук, мягкий и зловещий, прокатился под сводом и отдался эхом в каждом углу зала.

Элизабет посмотрела на молодого человека наивно-восхищенным взглядом и сказала, что в темноте вполне можно подумать, будто на самом деле кричит филин.

— Это еще что, — сказал польщенный Серж.

И он поочередно издал скорбный вопль совы, бесконечный зов кукушки, затем дерзкую ликующую песнь дрозда, и все эти голоса звучали в старой трапезной как вызов ночи и печали. Молодой человек старался превзойти себя, отчего лицо его приняло серьезное, озабоченное выражение, еще больше красившее его в глазах Элизабет, и той стоило немалого труда удержаться от того, чтобы не броситься ему на шею и тем самым не остановить его вдохновенные импровизации. Впрочем, он сам вдруг прервал рулады и схватил Элизабет за руку. Она сразу узнала размеренные шаги господина Аньеля в коридоре. Секунду поколебавшись, Серж быстро увлек девушку в самый темный конец зала, где находилась какая-то дверь.

Не успев сообразить, что происходит, Элизабет оказалась на плетеном стуле в темной комнате и услышала, как Серж разговаривает с господином Аньелем короткими грубыми фразами.

— Сегодня ты в буфетную не ходи. Я сам займусь посудой.

В ответ послышалось невнятное сердитое бормотанье, девушка разобрала только произнесенное с нажимом слово «долг». Потом ей показалось, что господин Аньель направился в ее сторону, но Серж, должно быть, загородил ему дорогу, ибо шаги вдруг смолкли и послышалась какая-то возня, а потом все стихло.