Джейн Остен - Эмма

«Это совершенно справедливо, – сказала себе Эмма, – по крайней мере в отношении меня, а именно меня он и имел в виду – и мне должно быть очень стыдно. Ведь мы с ней одногодки и знаем друг друга всю жизнь… Надо было мне подружиться с нею… Теперь она никогда меня не полюбит. Я слишком долго пренебрегала ею. Но я окружу ее заботой и выкажу большее внимание, чем до сих пор».

Никто от приглашения не отказался. Все оказались не заняты, и все были рады. Однако трудности с обедом на этом еще не закончились. Добавилось очень некстати еще одно обстоятельство. Условлено было, что двое старших маленьких Найтли весною пробудут у дедушки и тетки несколько недель, и вот теперь их отец объявил о том, что привезет их и сам на целый день останется в Хартфилде – и именно в день званого обеда. Дела не позволяли ему перенести визит. И отца, и дочь такое совпадение очень расстроило. Мистер Вудхаус и так полагал, что восемь гостей – это слишком, а тут появляется девятый, Эмма же волновалась, зная, что их девятый гость будет очень недоволен: раз в кои-то веки выбрался он в Хартфилд, и всего на двое суток, и надо же! – угодил на званый обед.

Батюшку Эмме удалось успокоить быстро: хотя гостей и будет девять, но мистер Джон Найтли всегда так мало говорит, что с его появлением шумнее не станет. Сама же она несказанно огорчилась, ибо предчувствовала, что мистер Джон Найтли (вместо своего брата) окажется ее соседом напротив, так что придется терпеть его взгляды исподлобья и односложные реплики.

События более благоприятствовали мистеру Вудхаусу, нежели Эмме. Джон Найтли прибыл, однако мистера Уэстона неожиданно вызвали в Лондон: ему предстояло провести там весь день. Возможно, заявил он, ему удастся присоединиться к остальным вечером, но определенно не за обедом. Мистер Вудхаус совершенно успокоился; и, радуясь безмятежности батюшки, а также приезду племянников и философскому отношению зятя к званому обеду, Эмма почти перестала беспокоиться сама.

Настал великий день. Гости собрались точно в срок, а мистер Джон Найтли, казалось, заранее настроился на то, чтобы быть милым. Вместо того чтобы в ожидании обеда увлечь брата к окну, он беседовал с мисс Ферфакс. Миссис Элтон, разряженную в пух и прах, он оглядел молча, говорить с нею не было нужды, однако Изабелла просила описать, как она выглядит. А вот мисс Ферфакс была старой знакомой, к тому же спокойной девушкой, и с нею можно было и поговорить. Он встретился с ней еще утром, перед завтраком, когда прогуливался с мальчиками, как раз начинался дождь. Было вполне естественно сделать ряд вежливых замечаний по этому поводу, и он сказал:

– Надеюсь, мисс Ферфакс, сегодня утром вы не рискнули пойти далеко, в противном случае, я уверен, вы наверняка промокли насквозь… Вообразите, даже мы едва-едва успели домой. Надеюсь, вы сразу повернули обратно?

– Я шла всего лишь на почту, – ответила она, – и успела домой до того, как дождь пошел сильнее. Это моя ежедневная обязанность. Когда я здесь, я всегда забираю письма. Таким образом я избавляю других от необходимости ходить на почту, кроме того, для меня это повод прогуляться. Прогулки перед завтраком действуют на меня благотворно.

– Только не прогулки под дождем!

– Но когда я выходила из дому, дождя и в помине не было.

Мистер Джон Найтли с улыбкой возразил:

– Да нет же, вы предпочли прогулку под дождем, так как не отошли и шести ярдов от двери дома, когда я имел удовольствие вас встретить, а Генри с Джоном давно устали считать капли дождя. В определенный период жизни почта является для нас весьма притягательным местом. Вот когда вы доживете до моих лет, вы начнете понимать, что ни одно письмо не стоит того, чтобы ради него выходить под дождь.

Его собеседница пришла в легкое замешательство, а затем ответила:

– Вряд ли я когда-нибудь окажусь в вашем положении, то есть окруженной со всех сторон любящими родственниками… следовательно, не могу я и предположить, будто с возрастом охладею к письмам.

– Охладеете! О нет! Я… у меня и в мыслях не было, что вы охладеете… К письмам охладеть невозможно: обычно они – форменное несчастье!

– Вы говорите о письмах деловых, мне же приходят письма от друзей.

– Всегда считал их еще худшим бедствием, – холодно возразил мистер Джон Найтли. – Видите ли, дела могут приносить доход, чего едва ли можно ждать от дружбы.

– Ах! Вы, конечно, шутите! Я слишком хорошо знаю мистера Джона Найтли… Я вполне уверена в том, что он понимает ценность дружбы так же, как и все прочие. Я легко могу поверить, что для вас письма значат очень мало, куда меньше, чем для меня, однако дело не в том, что вы старше меня на десять лет… Дело не в разнице в возрасте, но в разнице в положении. Все те, кого вы любите больше всего, всегда рядом с вами, а я, вероятно, больше никогда не буду рядом с теми, кого люблю, следовательно, пока я не пережила все свои привязанности, думаю, почта будет всегда обладать для меня притягательной силой – в погоду даже худшую, чем сегодня.

– Когда я говорил, что вы изменитесь со временем, с течением лет, – сказал Джон Найтли, – я имел в виду перемену в положении, которая неизменно происходит с годами. Подразумеваю, что одно является составной частью другого. Время обыкновенно уменьшает интерес ко всем привязанностям, не входящим в ваш повседневный круг общения, однако не такого рода перемену имел я в виду в вашем случае. Позвольте мне, на правах старого друга, выразить надежду, мисс Ферфакс, что спустя десять лет и вокруг вас будет столько же любящих существ, сколько и вокруг меня.

Сказано было это очень тепло и совершенно лишено было всякого обидного смысла. Казалось, что ласковым «спасибо» ей удастся отшутиться, однако краска на щеках, дрожащие губы, слезинка, навернувшаяся на глаза, показывали, что ей не до веселья. Теперь ее вниманием завладел мистер Вудхаус, который, как водится по таким случаям, сидел в центре кружка гостей и говорил дамам комплименты. Ее он приберег под конец. С самым любезным видом он произнес:

– Весьма прискорбно слышать, мисс Ферфакс, что вы сегодня утром гуляли под дождем. Молодым девицам следует больше беречься… Молодые девицы – создания хрупкие. Им надлежит заботиться о своем здоровье и цвете лица. Милочка, вы переменили чулки?

– Да, сэр, разумеется! Я очень тронута вашей искренней заботой обо мне.

– Моя дорогая мисс Ферфакс, о вас, молодых особах, всегда надлежит заботиться особо… Надеюсь, ваши бабушка и тетка в добром здравии? Они – одни из самых добрых моих друзей. Хотелось бы мне, чтобы здоровье позволяло мне быть лучшим соседом. Сегодня вы оказываете нам величайшую честь. Мы с дочерью оба самым чувствительнейшим образом благодарим вас за доброту. Мы испытываем величайшее удовольствие, видя вас в Хартфилде.