Джейн Остен - Нортенгерское аббатство

– К вашему брату в настоящее время, безусловно, нельзя отнестись без сострадания. Однако, переживая за его состояние, мы не должны недооценивать ваше. Вы думаете, полагаю, что, потеряв Изабеллу, вы потеряли и частичку своей души; вы чувствуете в сердце пустоту, которую больше ничто не сможет заполнить. Общество кажется вам скучным; а все развлечения, от которых вы получали удовольствие в Бате – даже сама мысль о них, – становятся вам отвратительны, потому что ее больше нет рядом с вами. Сейчас, например, вам вряд ли бы захотелось попасть на бал. Вы считаете, что у вас теперь нет подруги, с которой можно было бы откровенно поговорить, на которую можно положиться и чей совет помог бы вам в трудную минуту. Вы ведь думаете именно так?

– Нет, – ответила Кэтрин после недолгих размышлений, – вовсе не так. А разве я должна? По правде говоря, несмотря на то, что мне больно и обидно, что я больше не могу любить ее, что никогда не получу от нее письма и, возможно, никогда не увижу ее снова, я, как ни странно, не ощущаю слишком большой утраты.

– То, что вы чувствуете, достойно уважения. Подобные состояния человеческой натуры должны быть исследованы, только тогда их можно будет объяснить.

После этого разговора Кэтрин обнаружила, что на душе у нее стало легче. Она ничуть не сожалела, что позволила вовлечь себя в беседу, начавшуюся с упоминания письма.

С тех пор трое молодых людей частенько обсуждали эту тему; и Кэтрин с некоторым удивлением заметила, что ее друзья единодушно сошлись во мнении, считая, что стремление Изабеллы к влиятельному положению и богатству, скорее всего, послужит преградой к ее вступлению в брак с капитаном Тилни. Их уверенность в том, что генерал, основываясь только на своем решении и не принимая никаких возражений, станет противиться этим отношениям, заставили ее с тревогой подумать и о себе. Она была такой же ничтожной бесприданницей, что и Изабелла. А если даже наследнику собственности Тилни не хватает богатства и величия, то какими же окажутся требования его младшего брата? От невероятно болезненных выводов, к которым приводили подобные мысли, можно было отказаться, лишь положившись на свое особое обаяние, которым она, судя по словам и поступкам генерала Тилни, очаровала его еще в самом начале их встречи; а также вспомнив о его сдержанном и беспристрастном отношении к деньгам, о чем он не раз высказывался в ее присутствии и что позволяло ей думать, будто его дети не слишком хорошо знают характер своего отца.

Они были настолько убеждены в том, что их брат не осмелится обратиться к отцу за согласием на брак, и так часто уверяли ее, будто в настоящий момент он вряд ли рискнет появиться в Нортенгере, что Кэтрин со временем успокоилась и стала считать свой собственный отъезд вовсе необязательным. Тем не менее, поскольку предполагалось, что со слов капитана Тилни генерал едва ли сможет получить верное представление о поведении Изабеллы, она решила, что Генри поступит правильно, если сам все расскажет отцу и поможет ему тем самым составить о ней безучастное и справедливое мнение, что, скорее всего, и подготовит почву для его возражений. Она сразу же направилась к Генри, однако на него ее идея не произвела того впечатления, на которое она рассчитывала.

– Нет, – твердо сказал он. – Не нужно настраивать отца против нее и не надо мешать Фредерику сделать признание в своей глупости. Пусть он сам расскажет собственную историю.

– Но он расскажет только половину.

– Хватит и четверти.

Спустя пару дней по-прежнему не было никаких вестей от капитана Тилни. Брат и сестра его терялись в догадках. Иногда им казалось, что его молчание является следствием тайной помолвки, но иногда – что это вообще никак не связано с мисс Торп. Генерал, тем временем, хотя и расстраивался каждое утро из-за того, что сын ленится написать письмо, не особенно переживал и не выражал свою обеспокоенность настолько, чтобы заставлять мисс Морланд чувствовать себя неловко. Зато он часто тревожился о том, что их однообразная жизнь может сделать ее пребывание в Нортенгере невыносимо скучным, сожалел, что сейчас с ними нет леди Фрезерс, а время от времени даже поговаривал о том, чтобы устроить званый ужин, и уже один или два раза подсчитывал живущих в округе молодых людей, не отказавшихся бы потанцевать. Но, как на зло, начался мертвый сезон; леди Фрезерс и вовсе не было в стране. Даже в лесу сейчас нельзя было поохотиться на дичь. В конце концов, однако, ему пришла неплохая мысль. Однажды утром он сообщил Генри, что не прочь бы съездить вместе с остальными в Вудстон. Генри очень обрадовался и счел за честь принять у себя отца и юных леди; да и Кэтрин эта идея очень понравилась.

– И когда же, сэр, я могу рассчитывать на ваш приезд? В Вудстоне я должен быть в понедельник, чтобы присутствовать на приходском собрании, и, видимо, задержусь там на два-три дня.

– Ну, вот и хорошо. Мы появимся в какой-нибудь из этих дней. Пока не будем загадывать наперед. Тебе, кстати, вовсе незачем отрываться от дел. Нас вполне устроит твой дом такой, какой он есть. Я надеюсь, что и наши дамы отнесутся с пониманием к скромной жизни холостяка. Ну что ж. Значит, в понедельник ты занят; следовательно, в понедельник мы не поедем. Во вторник занят я. С утра должен приехать землемер из Брокема, а потом мне никак нельзя будет пропустить заседание клуба. Я просто обязан там быть, иначе мое отсутствие будет воспринято как оскорбление. Видите ли, мисс Морланд, я никогда не пренебрегаю встречами со своими соседями, даже если при этом приходится пожертвовать собственным временем. Это очень достопочтенные люди. Дважды в год мы охотимся в Нортенгерских лесах на оленя. Я вообще стараюсь отобедать с ними при каждом удобном случае. Таким образом, вторник тоже отпадает. А вот в среду, Генри, мне кажется, ты уже можешь ждать нас в гости. Мы приедем пораньше, с тем чтобы у нас было достаточно времени осмотреть окрестности. До Вудстона на дорогу уйдет два часа и три четверти; если мы отправимся в десять, то будем у тебя без четверти час.

Ни один бал не мог сравниться по своей притягательности с предстоящей поездкой. Желание Кэтрин ознакомиться с Вудстоном было настолько сильным, что ее сердце продолжало неистово биться даже спустя час, когда в комнату, в которой сидели они с Элеанорой, вошел Генри, обутый в сапоги и одетый в длинный плащ.

– Я пришел, мои милые дамы, чтобы заметить, что за все удовольствия в этом мире нужно платить, причем иногда мы сами готовы предложить довольно высокую цену. Вот и я тоже. Надеясь увидеть вас в Вудстоне в среду, я вынужден уехать прямо сейчас, на два дня раньше, чем намеревался.

– Уезжайте, – помрачнев, ответила Кэтрин. – А почему прямо сейчас?