Джон Стейнбек - Заблудившийся автобус

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Да понимаете, – сказала Камилла. – Кто купил вам галстук?

– Но…

– Она узнает про меня через пять минут. Она-то? Нет, дайте мне досказать. Вы не можете попросить женщину напрямик. Вам надо подъезжать сбоку. Но есть только два пути, дорогой мой. Или вы влюбляетесь, или предлагаете сделку. Если бы вы сказали: «Значит, таким путем. Столько-то на квартиру, столько-то на тряпки» – вот это я могла бы обдумать и могла бы решить, и могло бы что-то получиться. Но чтобы меня расклевывать по крошкам – не согласна. Вы что – хотели меня огорошить после двух-трех месяцев сидения за столом? Стара я для таких забав.

Мистер Причард выставил подбородок.

– Моя жена не распоряжается моими делами, – сказал он. – Не понимаю, откуда вы это взяли.

– Да бог с ней, – сказала Камилла. – Только я лучше налечу на гнездо гремучих змей, чем на вашу жену, если она меня невзлюбит.

– Меня несколько удивляет ваше отношение, – сказал мистер Причард. – У меня в мыслях не было ничего подобного. Я просто предложил вам место. Хотите соглашайтесь, хотите – нет.

– Ах ты, птичка! – сказала она. – Если вы себя так можете заморочить, упаси господь ваших девушек. Разве тут поймешь, откуда ветер дует.

Мистер Причард улыбнутся ей.

– Вы просто устали, – сказал он. – Может быть, когда вы отдохнете, вы подумаете.

Воодушевления в его голосе уже не было, и у Камиллы отлегло от души. Она подумала, что, может быть, зря она так – уж больно легко с ним управиться, лапша. Лорейн скрутила бы его за день.

Теперь мистер Причард видел ее лицо по-другому. Он видел в нем черствость и дерзость, а вдобавок, сидя к ней так близко, видел всю косметику, как она положена, – и он чувствовал себя перед этой женщиной нагим. Его огорчало, что разговор принял такой оборот. Он думал, что если она согласится… ну, тогда он… тогда… но беда в том, что она поняла. Правда, он никогда не назвал бы это… но, в конце концов, есть же такое понятие, как воспитанность.

Он был смущен и от смущения снова начал сердиться. Дважды рассердиться за день – это на него не похоже. Шея у него покраснела от злости. Надо как-то замаскировать. Из уважения к себе надо. Он заговорил решительно:

– Я просто предложил вам место. Не хотите – как хотите. Не понимаю, откуда этот вульгарный тон. В конце концов, есть такое понятие, как воспитанность.

Голос ее стал резким.

– Вот что, дядя, – сказала она, – грубить и я умею. Насчет воспитанности – это уже зря. Я вам растолкую. Вам показалось, что вы меня узнали. Состоите вы в каком-нибудь клубе вроде «Международного Восьмиугольника», или в «Птицах Мира», или «Двух с половиной – трех тысячах»?

– Я в «Восьмиугольнике», – надменно произнес мистер Причард.

– Помните девушку, которая сидела в бокале? Видала я, на что вы, молодцы, похожи. Не знаю, что вам за радость от этого, и не желаю знать. Но знаю, что это некрасиво, дядя. Может, вы и разбираетесь в воспитании Не знаю. – Голос у нее немного прерывался, и от усталости она была почти в истерике. Она вскочила на ноги. – Пойду-ка я пройдусь, а вы ко мне не приставайте, потому что я вас знаю и знаю вашу жену.

Она быстро ушла. Мистер Причард смотрел ей вслед Глаза у него были широко раскрыты, а в груди – гнетущая тяжесть, вялый физический ужас. Он смотрел, как движется ее красивое тело, смотрел на ее красивые ноги и мысленно видел ее раздетой – она стояла возле громадного бокала, и вино красными струями стекало по ее животу, бедрам, ягодицам.

Рот у мистера Причарда был разинут, шея – багровая. Он оторвал от нее взгляд и осмотрел свои руки. Он вынул золотую пилку для ногтей и снова засунул в карман. Голова у него закружилась. Он неуверенно встал и двинулся вдоль обрыва к пещере, где лежала миссис Причард

Когда он вошел, она открыла глаза и улыбнулась. Мистер Причард быстро лег рядом с ней. Он приподнял край ее пальто и залез под него.

– Ты устал, дорогой, – сказала она. – Элиот! Что ты делаешь? Элиот!

– Замолчи, – сказал он. – Слышишь? Замолчи! Ты жена мне или нет? Есть у человека право на жену?

– Элиот, ты с ума сошел! Кто-нибудь… кто-нибудь тебя увидит. – Она панически сопротивлялась. – Я тебя не узнаю, – сказала она. – Элиот, ты рвешь мне платье.

– Я его купил или нет? Мне надоело, что со мной обращаются как с больным котенком.

Бернис тихо плакала от ужаса и отвращения.

Когда он ушел, она продолжала плакать, зарывшись лицом в мех. Постепенно плач прекратился, она села и выглянула наружу. Взгляд ее был свиреп. Она подняло руку и приставила ногти к щеке. Раз она провела ногтями для пробы, а потом закусила губу и рванула по щеке. Она почувствовала, как кровь сочится из царапин. Она опустила руку на пол, измазала ее в грязи и стала втирать грязь в окровавленную щеку. Кровь просачивалась сквозь грязь и текла по шее за ворот блузки.

Милдред вышла с Хуаном из конюшни и сказала:

– Смотрите, дождь перестал. Смотрите, солнце над горой. Будет чудесно.

Хуан улыбнулся.

– А знаете, у меня прекрасное настроение, – сказала она. – Прекрасное настроение.

– Конечно, – сказал Хуан.

– А у вас оно достаточно прекрасное, чтобы подержать мне зеркальце? В сарае ничего не было видно. – Она вынула из сумочки квадратное зеркальце. – Вот. Нет, чуть повыше. – Она быстро расчесала волосы, попудрила щеки и намазала губы. Она придвинулась к самому зеркальцу, потому что видела только вблизи. – Считаете, что для опозоренной девушки я веду себя легкомысленно?

– Обыкновенно себя ведете, – сказал он. – Вы мне нравитесь.

– И только? Не больше?

– Хотите, чтобы я врал?

Она засмеялась.

– Пожалуй, немного да. Нет, не хочу. И вы не возьмете меня в Мексику?

– Нет.

– Значит, это – все? Больше ничего не будет?

– Откуда я знаю? – сказал Хуан.

Она спрятала зеркальце и помаду в сумочку и разровняла помаду – губой о губу.

– Стряхните с меня солому, ладно? – Он стал отряхивать ее пальто ладонью, а она поворачивалась. – А то, продолжала она, – папа с мамой о таких вещах не знают. Уверена, что и меня зачали непорочно. Мама меня посадила – луковица номер один – до заморозков и присыпала меня землей, песком и навозом. – Голова у нее шла кругом. – В Мексику нельзя. А что мы будем делать?

– Вернемся, вытащим автобус и поедем в Сан-Хуан. – Он пошел к воротам старой фермы.

– Можно взять вас ненадолго за руку?

Он посмотрел на руку с отрезанным пальцем и стал переходить на другую сторону, чтобы дать ей целую.

– Нет, – сказала она, – мне эта нравится. – Она взяла его за руку и погладила пальцем гладкий конец обрубка.

– Не надо, – сказал он. – Это действует мне на нервы.

Она крепко сжала его руку.

– И очки можно не надевать, – сказала она.