Виктор Гюго - Труженики моря

Например, в Коста-Рика тогда еще начиналась обширная торговля кофе: можно было приобрести тонны золота. На это стоило обратить внимание.

Впрочем, все равно. Об этом можно было подумать впоследствии. Покуда самое трудное было сделано. Обобрать Рантена, скрыться с «Дюрандой» — вот главное дело. Оно было исполнено. Остальное было просто. Впереди не представлялось никакого препятствия. Бояться было нечего. Ничто не могло помешать. Он доберется до берега вплавь, к ночи прибудет в Пленмон, поднимется на крутой берег, направится прямо к заколдованному дому, войдет туда без затруднения посредством веревки с узлами, спрятанной заранее в отверстие скалы; он найдет в заколдованном доме свой саквояж с сухим платьем и съестными припасами; там он может ждать; справки собраны, не пройдет и недели, как в Пленмон явятся испанские контрабандисты, вероятно, Бласкито; за несколько гиней его перевезут не в Торбай, как он сказал Бласкито, чтобы дать ложное направление догадкам и обмануть, а в Пасаж или Бильбао. Оттуда он переедет в Вера-Крус или Новый Орлеан. Впрочем, наступила минута броситься в море, шлюпка была далеко, проплыть час ничего не значило для Клубена; только одна миля отделяла его от берега, так как он был на Гануа.

В эту минуту раздумья Клубена в тумане произошел разрыв. Показалась страшная скала Дуврская.

Клубен взглянул в ужасе.

Это был, точно, страшный уединенный порог.

Невозможно ошибиться в этом безобразном очертании.

Оба утеса-близнеца дико торчали, а между ними виднелась, как западня, их теснина. Словно разбойничий притон среди океана.

Они были тут же, возле. Туман скрывал их, как соумышленник.

Клубен в тумане сбился с пути. Туман казался ему отличным средством для исполнения его замыслов, но в нем заключались своего рода опасности. Клубен уклонился к западу и ошибся. Гернсейский пассажир, думая, что видит Гануа, вызвал окончательный поворот руля. Клубен думал, что наскочил на Гануа.

«Дюранда», расколотая одним из камней порога, находилась лишь в нескольких узлах от обоих Дувров.

В двухстах саженях далее виднелся массивный гранитный куб. На обрывистых боках этой скалы заметны были несколько полос и выпуклостей, по которым можно было взобраться на нее. Прямоугольные грани этих крутых стен заставляли предполагать на верху скалы площадку.

То был Человек.

Скала Человек вздымалась еще выше, чем скалы Дуврские. Ее площадка господствовала над неприступной, двойственной вершиной последних. Эта площадка, обрывистая с боков, была снабжена карнизом и отличалась невесть какою скульптурною правильностью. Нельзя было себе представить ничего более уединенного и гибельного. Спокойная гладь волн морских рябилась перед квадратными боками этой громадной горной глыбы, какого-то подножия для необъятных призраков моря и ночи.

Вся эта картина была в онемении. Ни колебания в воздухе, ни зыби на волнах. Под этой немой поверхностью воды угадывалась обширная, потопленная жизнь бездны.

Клубен часто видел Дуврский порог издали. Теперь он ясно убедился, что находится именно на этом пороге. Он в этом не мог сомневаться. Ужасная ошибка! Дувры вместо Гануа. Вместо одной мили пять миль до берега. Проплыть пять миль по морю! Это невозможно. Дуврская скала для одинокого человека, выброшенного на нее, есть смерть.

Клубен затрепетал. Он сам бросился в бездну погибели. Не было другого убежища, кроме скалы Человека. Было вероятно, что буря разразится ночью и что «Дюранда», переполненная, опрокинется. На берегу не получится никакого известия о крушении. Не узнают даже, что Клубен оставлен на Дуврском пороге. Впереди только смерть от стужи и голода. Его семьдесят пять тысяч франков не дадут ему ни ломтика хлеба. Все его козни оканчивались этой западней. Он был трудолюбивым строителем своего бедствия. Нет никакого прибежища. Нет ни малейшего средства к спасению. Торжество обратилось в пучину отчаяния.

Между тем поднялся ветер. Туман, взбаламученный, пронизанный и порванный, уносился в беспорядке по горизонту в больших безобразных клочьях. Все море очистилось.

Быки, глубже и глубже погружаясь в воду, продолжали реветь в трюме.

Подступала ночь, а вероятно, и буря.

«Дюранда», мало-помалу поднимаемая морскими приливами, колебалась сперва налево, потом слева направо и начинала вертеться на пороге, как на стержне.

Можно было предчувствовать минуту, когда волна сорвет ее с места и помчит в бездну.

Было не так темно, как в минуту крушения. Хотя время было позднее, но можно было лучше различать предметы. Туман, рассеявшись, унес с собою часть мрака. На западе не было ни одной тучи. Сумерки освещают обширную часть неба. Этот-то свет и озарял море.

«Дюранда» села на мель по наклонной линии, от кормы к носу. Клубен взошел на корму судна, бывшую почти вне воды. Он устремил неподвижный взор на горизонт.

Он рассчитывал, что после столь продолжительного тумана суда, лежавшие в дрейфе или на якоре, будут продолжать свой путь, и, быть может, на горизонте покажется какой-нибудь вымпел.

В самом деле, появился кутер.

Он шел с востока и направлялся к западу.

Через полчаса он должен был пройти довольно близко от Дуврского порога.

Клубен подумал: я спасен.

Быть может, это кутер иностранный. Кто знает, быть может, это одно из контрабандных судов, идущих в Пленмон. А чего доброго, и сам Бласкито? В таком случае не только спасена жизнь, но и богатство, а крушение на Дуврской скале, ускорив развязку, устранив ожидание в заколдованном доме, разрешая в открытом море всю интригу, было бы событием счастливым.

Вся уверенность в успехе вновь с неистовством вселилась в душу Клубена.

Оставалось сделать только одно.

«Дюранда», засевшая в скалах, стушевывалась между ними, смешивалась с их отрогами, где она была только лишней чертой, незаметной и потерянной, и при недостаточном свете не могла обратить внимание проходившего судна.

Но человеческая фигура, отделяясь черным очертанием на белизне сумерек, стоя на площадке скалы Человека и умоляя знаками о спасении, будет, конечно, замечена. Пришлют лодку для принятия погибающего.

Скала Человек была только в двухстах саженях. Достигнуть до нее вплавь ничего не стоило; взобраться на нее было еще легче.

Нельзя было терять ни минуты.

Бак «Дюранды» врезался в скалу, и потому надобно было бросаться в воду с кормы и именно с того места, где был Клубен.

Он сперва закинул лот и узнал, что под кормой глубина большая. Микроскопические раковины фораминиферов и полицистиней, прилипших к салу, были нетронуты, из чего следовало заключить, что там есть очень глубокие впадины в скалах, где вода всегда остается спокойной, каково бы ни было волнение на поверхности.