Виктор Гюго - Труженики моря

Дувры не похожи друг на друга: гранит Большого Дувра имеет закругленные очертания и нежен на ощупь, как пробирный камень, что, однако, не мешало ему быть весьма твердым. Малый Дувр на вершине заострен и походил на рог.

На Малый Дувр можно было взобраться, но не удержаться на нем; на Большом можно было удержаться, но зато на него нельзя взобраться.

Жилльят, осмотрев и сообразив все это, возвратился на бот, выгрузил из него вещи на первый уступ, выставляющийся из-под воды, сделал из них тюк и затем, работая ногами и руками, цепляясь за малейшие выпуклости скалы, взобрался до висевшей на воздухе «Дюранды».

Поравнявшись с кожухами, он вскочил на палубу.

Остатки корабля представляли изнутри самое грустное зрелище.

Повсюду виднелись самые ужасные следы разрушения. Железные болты и скобы — все это было самым странным образом исковеркано, казалось, что это как будто сделано нарочно. Так и хотелось сказать: экая злоба!

«Дюранда» походила на человека, перерубленного пополам; из раны торчала целая масса обломков, похожих на внутренности трупа. Канаты развевались по ветру, цепи звякали, все волокна, все нервы корабля были напоказ. То, что не было изломано в щепы, было изуродовано. Все было разбито, расшатано, уничтожено; нигде никакой связи, целый поток брусьев, досок, болтов и канатов висел на воздухе, грозя ежеминутно рухнуться.

Пена моря презрительно плевала на всю эту безобразную груду.

Жилльят не думал, что он найдет только половину судна. В рассказе капитана «Шильтьеля» ничто не давало основания на это рассчитывать. Разрушение, вероятно, и сопровождалось тем «чертовским треском», о котором упоминал капитан. То, что он принял за морской вал, был, по всей вероятности, смерч. Затем, приблизившись, он мог видеть судно только с носовой стороны, так как оно было защемлено между скалами, а потому моряк и не подозревал, что корма судна была уже разрушена.

Затем рассказ капитана «Шильтьеля» был верен. Корпус судна был потерян, машина невредима, — даже труба не погнулась. Чугунная платформа, на которой помещалась машина, и ее сберегла в целости.

Как и за что тут было приняться?

Жилльят с первого шага был осажден множеством нужд, между которыми самыми настоятельными были убежище для бота и уголок, где самому укрыться от непогоды.

Так как «Дюранда» висела немного на боку, то правый кожух был выше левого.

Жилльят взобрался на него и начал отсюда своей осмотр и соображения.

Вся группа скал, взятая в целом, представляла две громадные гранитные стены, выступавшие из воды и составлявшие острый гребень подводной гряды. Переулок, в который буря забросила «Дюранду», был именно промежуток между этими стенами.

Жилльят знал толк в подводных камнях, чтоб отнестись к обоим Дуврам не шутя. Прежде всего, как мы уже сказали, надо было найти безопасное место для бота.

Двойной кряж рифов, тянувшийся извилистой траншеей за Дуврами, местами сам соединялся с другими скалами, и там можно было предполагать закоулки и провалы, впадавшие в ущелье и соединенные с главным каналом, как ветви с деревом.

Нижняя часть подводных камней была выстлана водорослями, а верхняя — мхом. Одинаковый уровень водорослей на всех скалах обозначал линию воды во время полного прилива и неизменной высоты. Отроги, недосягаемые для воды, имели тот серебристый и золотистый оттенок, который придают морским гранитам мхи белый и желтый.

Скалы были покрыты в некоторых местах болячками из конических раковин.

В уступах, мало обдаваемых пеной, виднелись норки, высверленные морским ежом. Этот еж-раковина, который, как живой шар, катится на своих остриях и которого броня состоит с лишком из десяти тысяч игл, искусно подобранных и укрепленных, морской еж, которого рот неизвестно почему называется фонарем Аристотеля; он прорывает гранит своими пятью зубами и поселяется в высверленном отверстии. В этих-то норках и находят его охотники. Они режут его на четыре части и едят сырым, как устрицу. Иные макают хлеб в его мягкое мясо. Отсюда он имеет еще одно название — морское яйцо.

Дальние вершины подводных скал, обнаженные отливом, оканчивались под самым утесом чем-то вроде бухточки. Жилльят исследовал эту бухточку и нашел, что она годится для его бота. Тогда он слез, обулся, отвязал лодку, сел в нее и отчалил. Он обогнул утес снаружи на веслах, потом несколько подался в море, чтобы ловчее было повернуть, и живо, одним взмахом весел, вошел в бухту.

Пристань была, в самом деле, превосходная.

Лодка могла быть там в безопасности почти от всех непогод.

Жилльят поместил свою лодку в таком расстоянии, чтобы она не билась килем о банку, и закинул оба якоря.

Сделав это, он скрестил руки и стал советоваться сам с собой.

Лодка находилась в безопасном месте, эта задача была решена; являлась другая. Где приютиться ему самому?

Представлялись два помещения: самая лодка, с довольно удобной каютой, и площадка скалы, куда легко было взобраться.

Из обоих этих помещений можно было во время отлива, перескакивая со скалы на скалу, почти как посуху, достигнуть до промежутка между Дуврами, где была «Дюранда».

Но отлив — дело минутное, а во все остальное время он был бы отделен или от своего ночлега, или от остова «Дюранды» с лишком двумястами сажен. Плавать между подводными камнями трудно; а если неспокойное море, то и вовсе невозможно.

Приходилось отказаться от лодки и от утеса, называемого «Человек».

В ближайших скалах не было никакой возможности приютиться.

Нижние вершины два раза в день скрывались под водой во время прилива.

Высшие вершины беспрерывно обдавались пеной.

Оставался самый остов корабля.

Можно ли было поместиться на нем?

Жилльят надеялся, что можно.

Возвратясь через полчаса на «Дюранду», Жилльят обошел ее всю, с палубы до трюма, проверяя до малейших подробностей поверхностный осмотр первого посещения.

Он втащил на палубу тюк, составившийся из принадлежностей «Пузана», и принялся рыться в грудах мусора. Он нашел там, во-первых, клещи и пополнил ими свой маленький запас инструментов.

Сверх того, у него был складной нож в кармане: это тоже вещь нужная.

Он провел весь день на остове «Дюранды», кое-что расчищая, кое-что приводя в порядок.

К вечеру он убедился, что кузов разбитого судна не в силах противостоять даже ничтожному ветру. Он дрожал при каждом движении Жилльята. Прочна и тверда была только та часть, в которой находилась машина и которая завязла между скалами. Там балки плотно примкнули к скалам.

Оставить машину на «Дюранде» было бы неблагоразумно. Надо было всячески облегчить судно, а не отягощать его. Развалина требовала самого тщательного ухода. Точно умирающий. Малейший ветер мог погубить ее окончательно.