Виктор Гюго - Труженики моря

К концу недели Жилльят сложил в порядок весь безобразный хлам бури в своей гранитной кладовой. Все разбросанное и перепутанное крушением было собрано, разложено по кучкам и помечено.

Дырявый парус, укрепленный большими каменьями, прикрывал с грехом пополам все, что могло бы пострадать от дождя.

Через неделю все, что можно было спасти, было спасено; палуба вся очистилась, и «Дюранде» сделалось несравненно легче. В кузове ее осталась только одна машина, спасти которую и было главной задачей Жилльята.

Окончив кладовую, Жилльят принялся за кузницу.

На втором откосе, выбранном Жилльятом, была впадина, род канала, и довольно глубокого, где ветер дул постоянно и упорно. Этот сквозной ветер навел Жилльята на мысль о кузнице. Так как этой впадине нельзя быть его комнатой, пускай она будет его мастерской.

Кузница, которую хотел устроить Жилльят, была предначертана для этого самой природой; только трудно было закончить начатое и превратить пещеру в лабораторию. Природа нагромоздила род огромного нескладного поддувала из трех или четырех скал, расставленных воронкой и примыкающих к узенькой трещине, — поддувала, действовавшего несравненно сильнее старинных кузнечных мехов. Жилльят, который был немножко кузнецом и немножко механиком, заменил притоком ветра кузнечные меха, которых у него не было.

Он сделал клейстер из ржаной муки, а из остатка белого, несмоленого троса понаделал пакли. И этой паклей с клейстером и несколькими деревянными клиньями он позаткнул все щели скалы, оставив только узенький проход для воздуха, направив устье этого прохода горизонтально на широкую плиту, где он устроил топку кузницы. В случае надобности отверстие можно было закрыть пробкой.

Затем он положил на плиту угля и досок, выбил о скалу искру на пучок пакли и зажженной паклей зажег дрова и уголья: поддувало действовало отлично.

Жилльят почувствовал гордость циклопа, властелина воздуха, воды и огня.

Затем он взял для наковальни большой кругловатый и очень плотный камень. Но такие наковальни опасны: того и гляди, что она расколется под сильным ударом.

Жилльят жалел, что не взял с собой своей наковальни. Так как он не знал, что «Дюранду» разорвало бурей пополам, он рассчитывал найти в передке киля все инструменты, необходимые для починки. А передка-то именно и не было.

Вечером, покончив работу, Жилльят ужинал сухарем, размоченным в воде, или морским ежом, или несколькими морскими каштанами, единственной пищей, возможной в этих скалах, и, дрожа не меньше узловатой веревки, поднимался в свою берлогу на Большом Дувре.

На прибрежные скалы заглядывают иногда люди; на скалы же в открытом море — никогда. Зачем им туда? Ведь скала не остров. Там нет ни фруктовых деревьев, ни пастбищ, ни скота, ни источников с пресной водой. Нагота в пустыне и больше ничего. Скала с утесами вне воды и с рифами под водой. Ничего она не может дать, кроме погибели.

Скалы, называемые Особняками на старинном морском наречии, странные местности. Море там — полный хозяин и делает что хочет. Ничто житейское, земное не тревожит его. Человек пугает море; оно боится его; прячется от него. Между рифами, на порогах, ему спокойно. Человек туда не заглянет и не прервет говора его волн. Море трудится над утесами, чинит их, точит их, взъерошивает, поддерживает. Оно прорывает твердые камни, пронизывает мягкие и нежные, снимает кожу, оставляет кости, разлагает; роет, буравит, проводит каналы, соединяет их, наполняет утесы кельями, выдалбливает внутри, украшает резьбой снаружи. Оно делает себе в этих неизведанных горах пещеры, святилища, дворцы, переполненные какой-то отвратительной и роскошной растительностью, состоящей из плавающих и кусающих трав и из чудовищ, пускающих корни. Вся эта отвратительная роскошь прячется под сенью воды. Никто его не тревожит, никто ему не мешает посреди уединенных утесов; оно раскидывает себе на просторе все свои тайны, недоступные человеку; выкладывает там свои живые, отвратительные извержения. Там вся темная, неизведанная сторона моря.

Мысы, носы, утесы, рифы — все это настоящие здания.

В этой архитектуре встречаются и художественные произведения, как, например, утес Дувр.

Море строило и изукрашало его с громадной, ужасающей нежностью. Сварливая вода облизывала его. Он был отвратителен, коварен, мрачен; изрыт погребами.

В его неизведанных глубинах разветвляется целая венозная система подводных отверстий и протоков. Многие из отверстий выставлялись наружу во время отливов. В них тогда можно было войти.

Жилльят исходил все гроты для успеха своего дела. Все они оказались одинаково страшными.

Все они были мрачны и коварны; беда запоздать в них. Прилив наполнял их до потолка.

Кроме того, они изобиловали морскими вшами.

В глубине их виднелись груды круглых голышей.

Многие из этих погребов заканчивались неожиданно глухой стеной.

Однажды Жилльят забрел в один из таких проходов. День был тихий и солнечный. Море не угрожало никакой неожиданностью.

Две необходимости побуждали Жилльята сюда забрести: искание полезных обломков для спасения «Дюранды» и искание морских раков и ежей для пищи. Раковины заметно поубавились в Дуврах.

Проход был узенький, почти невозможный. Жилльят увидел свет вдали. Он сделал усилие, съежился и пролез как можно дальше.

Он, сам того не подозревая, очутился внутри той скалы, на которую Клубен направил «Дюранду». Скала, снаружи крутая и неприступная, внутри была пуста. В ней были галереи, колодцы и комнаты, как в могилах египетских королей. Разветвления этого подземелья под водою, вероятно, соединялись с океаном. Неподалеку оттуда Клубен бросился в море, но Жилльят не знал этого.

Жилльят в этом змеином ущелье ползал, изгибался, ушибался, терял почву, снова неожиданно находил ее и подвигался вперед с большим трудом. Мало-помалу отверстие расширилось, проглянул бледный свет, и он неожиданно вошел в удивительную пещеру.

Полусвет был очень кстати.

Еще шаг — и Жилльят очутился бы в бездонной яме. Вода в этих погребах так холодна и так быстро парализует, что часто самые лучшие пловцы погибают <���в ней,> коченея от стужи.

Никакой возможности подняться или уцепиться за выдающиеся части утеса.

Жилльят остановился. Трещина, из которой он выходил, заканчивалась узенькой скользкой выпуклостью в совершенно крутой стене. Жилльят прислонился к стене и посмотрел.

Он был в огромном погребе. Над ним было что-то похожее на испод громадного черепа. Грот был закрыт со всех сторон. Ни отдушин, ни слуховых окон; никакой зазубринки на стене и никакой трещинки на своде. Все это было освещено снизу сквозь воду каким-то сумрачным отражением.