Элизабет Гаскелл - Крэнфорд (Без указания переводчика)

Еслибъ я расположена была пугаться замужства, то, конечно, не по милости миссъ Поль, а вслѣдствіе участи бѣднаго синьйора Брунони и его жены; а все-таки поощрительно было видѣть, какъ, несмотря на всѣ свои заботы и печаль, они думали другъ о другѣ, а не о себѣ; и какъ сильны были ихъ радости, если они касались котораго-нибудь изъ супруговъ или маленькой Фебы!

Синьйора разсказала мнѣ однажды очень-много о ихъ прежней жизни. Этому подалъ поводъ мой вопросъ: справедливъ ли разсказъ миссъ Поль о близнецахъ. Но синьйора, или (какъ мы узнали, она предпочитала, чтобъ ее называли мистриссъ Броунъ), сказала, что это совершенно-справедливо, что ея деверя многіе принимали за ея мужа, что весьма было имъ полезно въ ихъ занятіяхъ.

— Хотя, продолжала она:- я не могу понять, какъ могутъ принимать Томаса за настоящаго синьйора Брунони, но онъ говоритъ, его принимаютъ за синьйора, и я полагаю, надо ему вѣрить. Я не говорю, чтобъ онъ не былъ добрый человѣкъ; я не знаю, какъ мы бы расплатились по счету въ Восходящемъ Солнцѣ, еслибъ онъ не прислалъ денегъ; но люди вѣрно мало понимаютъ въ искусствѣ, если могутъ принимать его за моего мужа. Вотъ, напримѣръ, миссъ, въ штукѣ съ шарикомъ, когда мужъ мой широко растопыритъ пальцы и повертываетъ мизинцемъ съ такимъ граціознымъ видомъ, Томасъ сжимаетъ руку кулакомъ, какъ-будто у него въ ней спрятано много шариковъ. Кромѣ-того, онъ никогда не бывалъ въ Индіи и не понимаетъ, какъ надо надѣвать тюрбаны.

— А вы развѣ были въ Индіи? спросила я, нѣсколько-удивленная.

— О, да! и оставались тамъ нѣсколько лѣтъ. Сэмъ былъ сержантомъ въ 31-мъ полку; и когда полкъ послали въ Индію, мнѣ тоже достался жребій [12] Въ Англіи не позволяется женамъ солдатъ отправляться въ походъ за мужьями, исключая извѣстнаго числа, для котораго бросается жребій. и я была такъ рада; разлука съ моимъ мужемъ была бы для меня медленной смертью. Но, право, миссъ, еслибъ я знала все, не лучше ли мнѣ было умереть на мѣстѣ, нежели претерпѣть все, что я вынесла съ-тѣхъ-поръ. Конечно, я успокоивала Сэма и была съ нимъ; но, миссъ, я лишилась шестерыхъ дѣтей, сказала она, смотря на меня тѣмъ же страннымъ взоромъ, который я примѣчала только въ глазахъ матерей, у которыхъ дѣти умерли; она взглянула съ какимъ-то дикимъ выраженіемъ глазъ, какъ бы отъискивая то, чего они никогда не могутъ найдти. — Да! шестеро умерли въ этой ужасной Индіи. Я думала, что не буду въ-состояніи никогда больше любить дѣтей; а когда рождался новый ребенокъ, я не только любила его, но въ немъ и всѣхъ умершихъ прежде его братьевъ и сестеръ. Передъ рожденіемъ Фебы я сказала мужу: «Сэмъ, когда родится ребенокъ и я буду здорова, я оставлю тебя; это жестоко подрѣжетъ мое сердце; но вѣдь если и это дитя тоже умретъ — я помѣшаюсь. Помѣшательство есть уже во мнѣ и теперь; когда же ты отпустишь меня въ Калькутту съ ребенкомъ на рукахъ, я пойду пѣшкомъ, стану копить и экономничать и просить только, чтобъ получить проѣздъ въ Англію, гдѣ нашъ ребенокъ будетъ живъ.» Господь да благословитъ его! Онъ позволилъ мнѣ идти, откладывалъ жалованье, а я сберегала каждую копейку, которую получала за стирку, или за что-нибудь другое. Когда родилась Феба и здоровье мое поправилось, я отправилась. Путь былъ уединенный, чрезъ густые лѣса, темные отъ огромныхъ деревьевъ, вдоль по рѣкѣ (но я выросла близь Авона въ Варвикшайрѣ, и мнѣ въ этомъ шумномъ теченіи было что-то знакомое), отъ мѣста до мѣста, отъ деревни до деревни шла я одна, съ ребенкомъ на рукахъ. Туземцы были очень-ласковы. Мы не могли понимать друга друга, но они видѣли ребенка у моей груди, подходили ко мнѣ, приносили рису и молока, а иногда цвѣтовъ; у меня есть еще сухіе цвѣты. Наутро я такъ устала! Они хотѣли, чтобъ я осталась съ ними; это я поняла, старались испугать меня густымъ лѣсомъ, который, точно, казался очень-теменъ и страшенъ; но мнѣ чудилось, будто смерть гонится за мною и хочетъ отпять у меня ребенка; что я должна идти, идти… Я думала: Господь заботится о матеряхъ съ-тѣхъ-поръ, какъ созданъ міръ. Онъ позаботится и обо мнѣ. Я простилась съ ними и пустилась снова въ путь. Одинъ разъ, когда дѣвочка моя захворала и намъ обѣимъ нужно было отдохнуть, онъ привелъ меня къ мѣсту, гдѣ я нашла добраго англичанина, проживавшаго между туземцевъ.

— И вы наконецъ дошли благополучно до Калькутты?

— Да-съ, благополучно. О! когда я узнала, что мнѣ остается только два дня пути, я поблагодарила Бога за Его великое милосердіе. И поступила служанкой къ больной дамѣ, которая очень полюбила мою малютку на кораблѣ. Черезъ два года Сэмъ получилъ отставку и воротился къ намъ. Тутъ онъ вздумалъ заняться чѣмъ-нибудь, но онъ не зналъ ничего; только какъ-то давно, давно выучился онъ штукамъ у индійскаго фокусника; вотъ онъ и началъ давать представленія. Пошло такъ хорошо, что онъ просилъ Томаса помочь ему, пригласилъ его, какъ помощника, знаете, а не какъ другаго фокусника, хотя Томасъ теперь занимается этимъ самъ. Но для насъ сходство между близнецами было большой подмогой, и много штукъ славно сошли съ рукъ. А Томасъ, братъ добрый, только не такъ хорошъ, какъ мой мужъ, и я не знаю, какъ могутъ принимать его за синьйора Брунони.

— Бѣдная Феба! сказала я, вернувшись мысленно къ ребенку, котораго она несла на рукахъ цѣлыя сотни миль.

— Ахъ, вы говорите справедливо! Я никогда не думала, что взрощу ее, когда она занемогла въ Чундерабадѣ; но этотъ добрый, ласковый Ага Дженкинсъ принялъ насъ къ себѣ въ домъ, что, конечно, спасло се.

— Дженкинсъ! сказала я.

— Да, Дженкинсъ. Вѣрно, всѣ изъ этой фамиліи добры; вотъ хоть эта добрая старая дама, которая приходитъ каждый день брать Фебу гулять…

Но въ головѣ моей мелькнула мысль: не пропавшій ли Питеръ этотъ Ага Дженкинсъ? Правда, многіе увѣдомляли о его смерти; но и то правда, что нѣкоторые разсказывали, будто онъ возвысился до степени великаго тибетскаго ламы. Миссъ Мэтти думала, что онъ живъ. Я хотѣла освѣдомиться.

Былъ ли Ага Дженкинсъ въ Чундерабаддадѣ «бѣднымъ Питеромъ» изъ Крэнфорда, или нѣтъ? какъ сказалъ кто-то — вотъ въ чемъ вопросъ.

У меня дома, когда людямъ нечего больше дѣлать, меня осуждаютъ за недостатокъ скромности. Нескромность — это мой главнѣйшій недостатокъ. У каждаго есть свой главнѣйшій недостатокъ, нѣчто въ родѣ отличительной черты характера, pièce de resistance для нападокъ друзей, на который они обыкновенно и нападаютъ съ усердіемъ. Мнѣ надоѣло получать упреки въ нескромности и въ неосторожности, и я рѣшилась, по-крайней-мѣрѣ на этотъ разъ, выказать себя образцомъ благоразумія и мудрости. Я даже и не намекнула о моихъ подозрѣніяхъ относительно Аги. Я хотѣла собрать доказательства и изложить ихъ дома передъ батюшкой, семейнымъ другомъ обѣихъ миссъ Дженкинсъ.