Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 3

Съ этими словами она передала ему на руки неистощимаго, пристально посмотрѣла на мистера Боффина, который отошелъ къ столу и сидѣлъ, опершись головой на руку и отвернувъ въ сторону лицо, и, тихонько опустившись передъ нимъ на колѣни и положивъ руку ему на плечо, сказала:

— Прошу у васъ прощенья: я ошиблась словомъ, говоря съ вами, когда мы видѣлись въ послѣдній разъ. Я думаю, что вы не хуже Гопкинса, не хуже Дансера, не хуже Блекберри Джонса, а въ милліонъ разъ лучше ихъ всѣхъ… Постойте! Еще не все, — воскликнула она съ звонкимъ, радостнымъ смѣхомъ, сражаясь съ мистеромъ Боффиномъ и силясь повернуть къ себѣ его счастливое лицо. — Есть кое-что, чего я еще не сказала. Слушайте же: я не думаю больше, что вы жестокосердый, черствый скряга, и не вѣрю, что вы хоть на минутку были такимъ.

Услышавъ это, мистрисъ Боффинъ взвизгнула отъ восторга, затопала ногами, захлопала въ ладоши и закачалась взадъ и впередъ, точно какой-нибудь рехнувшійся членъ семьи мандариновъ.

— Вотъ когда я поняла васъ, сэръ! — продолжала Белла. — Не разсказывайте мнѣ теперь конца сказки — ни вы и никто другой! Я вамъ сама могу ее досказать, если хотите.

— Можешь, мой другъ? — спросилъ мистеръ Боффинъ. — Ну, такъ говори.

— Такъ слушайте, — сказала Белла, держа его, точно арестанта, обѣими руками за борты сюртука. — Когда вы увидѣли, какую корыстную, дрянную дѣвченку вы взяли подъ свое покровительство, вы рѣшились ей показать, какъ часто богатство портитъ людей, если къ нему пристращаются и злоупотребляютъ имъ. Что, развѣ не такъ? Не заботясь о томъ, что она подумаетъ о васъ (и Богу извѣстно, какъ мало значитъ ея мнѣніе), вы показали ей на себѣ самыя отвратительныя стороны богатства Вы сказали себѣ: „Эта глупая, мелочная дѣвчонка, съ ея слабой, ничтожной душой никогда не доищется правды собственными силами, дай ей на это хоть сто лѣтъ сроку; но поставленный передъ нею яркій примѣръ можетъ открыть глаза даже ей, можетъ заставить ее поразмыслить“. Вотъ что вы себѣ говорили, — признавайтесь, сэръ!

— Ничего подобнаго я никогда не говорилъ, — объявилъ мистеръ Боффинъ, сіяя восторгомъ.

— Такъ вамъ слѣдовало сказать это, сэръ, потому что вы должны были это думать, — сказала Белла, два раза дернувъ его за сюртукъ и влѣпивъ ему въ щеку поцѣлуй. — Вы видѣли, что богатство вскружило мою глупую голову и ожесточило мое дрянное сердце, что я становлюсь жадной, корыстной, самоувѣренной, нестерпимой, и вы не пожалѣли труда, чтобъ указать мнѣ любящей рукой, куда я иду и къ какому концу приведетъ меня эта дорога… Признавайтесь сейчасъ же!

— Джонъ! — заговорилъ мистеръ Боффинъ, представлявшій теперь съ головы до ногъ одно сплошное, широкое пятно солнечнаго свѣта, такъ онъ сіялъ. — Джонъ, помоги мнѣ выпутаться изъ этой исторіи.

— Защитника вамъ не полагается, сэръ! — объявила Белла. — Извольте сами за себя говорить… Ну, признавайтесь!

— Ну, коли такъ, то вотъ тебѣ вся правда, безъ утайки, — сказалъ мистеръ Боффинъ. — Когда мы задумали сообща тотъ маленькій планъ, про который тебѣ разсказала старуха, я спросилъ Джона, какъ онъ думаетъ, не лучше ли будетъ развести наше дѣло на широкую ногу — въ такомъ родѣ, какъ ты говоришь. Только я не выражался такими словами, потому что ничего такого у меня не было на умѣ. Я только сказалъ Джону, не вѣрнѣе ли будетъ, не будетъ ли больше похоже на правду, если я стану медвѣдемъ рычать не на него одного, а на всѣхъ.

— Сію минуту признавайтесь, сэръ, что все это вы сдѣлали для того, чтобъ исправить меня, — сказала Белла.

— Конечно, милое мое дитя, я это дѣлалъ не затѣмъ, чтобъ повредить тебѣ,- въ этомъ ты можешь быть увѣрена, — отвѣчалъ мистеръ Боффинъ — И, правда, я надѣялся, что это послужитъ тебѣ… какъ бы это выразиться?.. маленькимъ намекомъ. Но тутъ были и другія соображенія. Надо тебѣ сказать, что когда моя старуха узнала Джона, Джонъ намъ сказалъ, что онъ слѣдитъ тутъ за однимъ нехорошимъ человѣкомъ (его зовутъ Сайлесъ Веггъ), чтобы вывести его на свѣжую воду. А чтобы наказать этого самаго Вегга, надо было дать ему довести до конца его низкую игру. Такъ вотъ отчасти для этого мы съ тобой — помнишь? — и покупали всѣ эти книжки про скрягъ (къ слову сказать, тотъ скряга былъ вовсе не Блэкберри, а Блубери Джонсъ), а этотъ Сайлесъ Веггъ читалъ мнѣ ихъ вслухъ.

Белла, все еще стоявшая на колѣняхъ у ногъ мистера Боффина, мало-по-малу опустилась и присѣла на полу, все крѣпче и крѣпче задумываясь и не сводя глазъ съ его сіяющаго лица.

— И все-таки, — заговорила она послѣ довольно долгаго молчанія, — остаются два вопроса, которыхъ я не могу понять. Вѣдь мистрисъ Боффинъ никогда не считала, что мистеръ Боффинъ, въ самомъ дѣлѣ, такъ измѣнился? Не считали? Правда? — спросила она, повернувшись къ ней.

— Нѣтъ! — отвѣчала мистрисъ Боффинъ самымъ рѣшительнымъ и радостнымъ гономъ.

— А между тѣмъ вы очень принимали это къ сердцу, — сказала Белла. — Я помню, какъ васъ это мучило.

— Ого! Да у мистрисъ Джонъ превострый глазокъ, я замѣчаю! — воскликнулъ съ восхищеніемъ мистеръ Боффинъ, качая головой. — Ты правду говоришь, моя милая. Старуха моя много разъ готова была на мелкіе кусочки насъ разорвать.

— За что же? — спросила Белла. — Какъ могло это быть, когда она участвовала въ заговорѣ?

— Ужъ это была слабость съ ея стороны, — сказалъ мистеръ Боффинъ. — А все-таки, если хочешь знать правду, я горжусь моей старухой за это. Дѣло въ томъ, мой дружокъ, что старуха такого высокаго обо мнѣ мнѣнія, что она не могла выносить, когда видѣла меня настоящимъ бурымъ медвѣдемъ. Не могла выносить, даже зная, что я притворялся. И намъ поэтому вѣчно грозила опасность, что она провалитъ нашъ планъ.

Мистрисъ Боффинъ отъ души смѣялась сама надъ собой, но подозрительный блескъ въ ея честныхъ глазахъ показывалъ, что она и теперь отнюдь не исцѣлилась отъ этого опаснаго свойства.

— Помнишь ты тотъ знаменитый день, — продолжалъ мистеръ Боффинъ, — когда я показалъ себя во всемъ блескѣ? Тогда оба они въ одинъ голосъ признали, что это была самая удачная изъ всѣхъ моихъ демонстрацій. Помнишь? „Мяу-мяу!“ говоритъ кошка, „Ква-ква!“ говорить лягушка, „Гамъ-гамъ!“ говоритъ собака». Ну такъ увѣряю тебя, моя дорогая, что эти невѣроятно-свирѣпыя слова такъ испугали мою старуху за меня, что мнѣ пришлось ее держать, чтобы не дать ей побѣжать за тобой и сказать тебѣ, что я просто комедію ломалъ.

Тутъ мистрисъ Боффинъ опять расхохоталась, и глаза ея опять заблестѣли, и тутъ же выяснилось, что въ своемъ взрывѣ саркастическаго краснорѣчія мистеръ Боффинъ не только превзошелъ себя по общему приговору двухъ своихъ союзниковъ, но и по собственному своему мнѣнію исполнилъ замѣчательный кунстштюкъ.

— Ничего такого и въ головѣ не было до послѣдней минуты, повѣришь ли? — сказалъ онъ Беллѣ. — Когда Джонъ сталъ говорить, какъ онъ былъ бы счастливъ, если бъ заслужилъ твою любовь, тутъ-то меня и осѣнило, и я накинулся на него: «Заслужить ея любовь! Ха, ха! Мяу-мяу! Ква-ква! Гамъ-гамъ!» Я не могу тебѣ объяснить, какъ мнѣ пришло это въ голову и откуда я это взялъ, но это рѣзало ухо, точно пилой, такъ что, признаюсь, я даже самъ удивился. И, знаешь, я чуть-чуть не расхохотался тогда же, когда увидѣлъ, какъ вытаращилъ на меня глаза Джонъ.