Чарльз Ливер - Семейство Доддов за границей

— Мистриссъ Д., сказалъ онъ, взглянувъ на меня какъ тигръ: — вы, кажется, хотите учить меня вѣжливости и хорошему обращенію?

— Считаю такое желаніе дѣломъ совершенно-напраснымъ, сказала я.

— Послушайте же, сказалъ онъ: — если замѣчу въ васъ хоть малѣйшее поползновеніе быть моею наставницею; если замѣчу, что вы хотите показывать меня свѣту не тѣмъ, что я на самомъ дѣлѣ, то я отпущу такую штуку, отъ которой вы сгорите со стыда.

— Развѣ можете вы сдѣлать что-нибудь хуже того, что дѣлаете? сказала я.

— Могу; могу отпустить такую штуку, какой вы и не воображаете.

И съ этими словами онъ вышелъ изъ комнаты, крѣпко хлопнувъ дверью, и не возвращался до самаго вечера.

Мы извинили отсутствіе его за обѣдомъ, сказавъ, что онъ очень-утомленъ, и просилъ, чтобъ его не будили, когда уснетъ. Къ-счастью, возвратясь, онъ прямо легъ спать, такъ-что отговорка наша оправдалась.

Это вамъ показываетъ, Молли, что даже среди блеска и величія, характеръ и низкія привычки К. Дж. постоянно безпокоятъ меня. Я знаю, что, слишкомъ-сильно-раздосадованный, онъ не щадитъ ничего, не остановится ни передъ какими разсчетами. Ему ничего не стоитъ пойдти къ барону и сказать, что у насъ нѣтъ за душою ни копейки; что на Додсборо долговъ втрое больше, нежели оно стоитъ; что не ныньче, завтра продадутъ у насъ все съ аукціона. Ему ничего не стоитъ выдать меня и Мери Анну; онъ готовъ разсказать въ людской семейные секреты.

Развѣ я не помню, какъ онъ, когда у насъ въ Броффѣ квартировалъ 55-ый полкъ, разсказывалъ на парадныхъ обѣдахъ, что не можетъ дать за дочерьми ни копейки приданаго, въ отвѣтъ каждому человѣку съ хорошими намѣреніями, говорившему, что, кажется, у его дочерей будетъ независимое состояніе. Я думаю, люди сами очень любятъ замѣчать у каждаго пустоту въ карманахъ, хоть бы онъ и не объявлялъ о томъ; слѣдовательно, можно было бы молчать самому про себя. Но что вы прикажете дѣлать съ К. Дж.? Онъ только и твердилъ: „Вовсе не стыдъ, если что-нибудь не по нашему состоянію“. — „Вовсе не стыдъ, если у насъ недостаетъ на какую-нибудь глупость денегъ“. А я скажу, милая Молли, что стыдъ, если это замѣчаютъ люди. Въ томъ-то и дѣло, Молли!

Я надѣялась, что путешествіе по чужимъ краямъ чему-нибудь его научитъ; что онъ увидитъ, какъ живутъ другіе, позаимствуется отъ нихъ манерами и привычками — нимало: онъ съ каждымъ днемъ становится хуже. Теперь онъ еще больше Доддъ, нежели былъ дома. Потому вся забота о поддержаніи чести семейства лежитъ исключительно на мнѣ и Мери Аннѣ. Я не жалуюсь, что это превышаетъ наши силы; но, какъ бы то ни было, все бремя лежитъ на нашихъ плечахъ. Если мы теперь въ замкѣ Вольфенфельзѣ, то единственно благодаря мнѣ. Когда мы встрѣтили барона въ Боннѣ, К. Дж. старался отвратить насъ отъ этого знакомства; старался осмѣять его передъ Джемсомъ и дочерьми; доходилъ до того, что говорилъ, будто онъ „птица невысокаго полета!“

Какую милую глупость мы сдѣлали бы, послушавшись его совѣта! Очень-легко говорить: „въ немъ того недостаетъ, въ немъ другаго недостаетъ“. За границею нельзя судить о людяхъ по наружности. Какой-нибудь дурно-одѣтый, смѣшной, повидимому жалкій старичокъ — маркизъ или графъ; самый изящный, прекрасно-одѣтый молодой человѣкъ — не болѣе, какъ лекарь. Нужны время и большая проницательность, чтобъ научиться различать людей; я этого достигла, и могу съ гордостью сказать, что теперь меня трудно обмануть.

Какъ ни длинно мое письмо, но было бы еще гораздо-длиннѣе, еслибъ у меня было болѣе времени писать, потому-что, хотя мы здѣсь и недавно, я успѣла многое замѣтить относительно того, какъ здѣшніе аристократы живутъ въ своихъ замкахъ. Но почта ходитъ отсюда только разъ въ недѣлю, а я не хочу пропустить случая передать вамъ первыя наши впечатлѣнія въ замкѣ барона, разсказать вамъ, каково идутъ наши дѣла въ настоящемъ и какія надежды мы имѣемъ въ будущемъ.

До-сихъ-поръ мы были окружены самымъ-внимательнымъ гостепріимствомъ; я предполагаю, что пока старый баронъ не поправится и не будетъ въ-состояніи видѣться съ нами, о сватовствѣ не будетъ рѣчи. Однакожъ, вы можете сказать о немъ по секрету патеру Джону и и мистриссъ Кленси; если хотите, можете также разсказать Дэвисамъ, Гому Келли и Маргаретѣ: я полагаюсь на ихъ скромность. Можете положительно сказать, что фамилія барона одна изъ первыхъ въ Европѣ по знатности и богатству. Его дѣдушка былъ побочнымъ братомъ, или бабушка была побочною сестрою — не помню хорошенько… Вильгельму-Завоевателю.

Всѣ подвалы замка наполнены, говорятъ, золотомъ въ слиткахъ, прямо въ томъ видѣ, какъ оно вырыто изъ его рудниковъ; живетъ онъ, можно сказать, нерасточительно, слѣдовательно каждый годъ прикладываетъ къ прежнему огромныя суммы. Я думаю, что, пока живъ старый баронъ, наши молодые должны будутъ примѣняться къ его требованіямъ и не пускаться въ роскошь; но когда онъ отойдетъ изъ сей юдоли, Мери Анна, вѣроятно, не будетъ жалѣть денегъ. Дожить до того счастливаго времени, видѣть милое свое дитя, наслаждающееся такимъ блаженствомъ и всѣми удовольствіями богатства — самое душевное желаніе вашей преданной

Джемимы Доддъ.

P. S. Если Мери Анна кончила свой „Видъ Вольфенфельза“, который начала рисовать акварелями, то я приложу его къ этому письму. Она окончила бы его вчера, но у ней недостало красной акварели для панталонъ рыбака: на картинахъ они всегда пишутся красные, и надобно было посылать за этою краскою въ городъ.

Когда будете писать, адресуйте мнѣ сюда и не замедлите отвѣтомъ

Кенни Доддъ Томасу Порселю, Е. В., въ Броффѣ.

Я очень — рядъ, что старуха Галларъ показала вамъ краснорѣчивое письмо мистриссъ Д.: это избавляетъ меня отъ труда объяснять вамъ, гдѣ мы и какими судьбами попали въ Вольфенфельзъ. Мы пріѣхали сюда въ пятницу и съ-тѣхъ-поръ живемъ тихо, мирно, покойно; можно было бы сказать: скучно, еслибъ дѣло было въ Ирландіи; но такъ-какъ «декорація представляетъ Шварцвальдъ въ Германіи», то вѣроятно-должно выразиться: живемъ весело и поэтически. Сказать попросту, мѣстопребываніе наше — огромный домъ, или, но здѣшнему, замокъ, среди полей, засѣянныхъ маисомъ и рѣпою, съ перспективою густаго сосноваго лѣса. Пьемъ и ѣдимъ сытно и пьяно, хоть и грязновато. Спимъ въ чуланѣ, величиною въ шкатулку, покрываясь миньятюрными перинками вмѣсто одѣялъ. Куримъ какую-то доморощенную траву, нѣсколько-напоминающую дрянной табакъ. Расчитываемъ — говорю по-крайней-мѣрѣ за себя — сколько недѣль подобнаго существованія требуется для превращенія существа разумнаго въ прозябаемое. Не думайте, впрочемъ, что я сталъ слишкомъ требователенъ относительно развлеченій и удовольствій; не предполагайте, что я забылъ, какъ однообразно и скучно мы проводили время въ Додсборо: помню, очень помню все; по по-крайней-мѣрѣ ту скуку переносили мы по необходимости, а не по доброй волѣ. Впрочемъ, не могу продолжать этихъ пріятныхъ размышленій: подагрическій припадокъ усиливается.