Чарльз Ливер - Семейство Доддов за границей

Хотя весь разговоръ этотъ происходилъ у воротъ, но едва мы съ графомъ Адельбергомъ вошли въ комнаты, какъ я увидѣлъ, что прибытіе графа уже извѣстно всему дому. Толпы служителей вышли встрѣчать его; но въ числѣ ихъ не было ни управителя, ни его сына.

— Пришлите Вольфеншеферовъ въ библіотеку, сказалъ графъ одному изъ лакеевъ и потомъ повелъ меня въ свою маленькую любимую комнату, ключъ отъ которой всегда бралъ съ собою. Онъ взялъ съ меня слово сидѣть тутъ до его возвращенія, и оставилъ наединѣ углубляться въ думы, неслишкомъ-пріятныя. Моррисъ ушелъ отправлять свою дипломатическую обязанность.

Я былъ погруженъ въ размышленіе о различныхъ впечатлѣніяхъ, которыя произведетъ на каждаго изъ насъ эта катастрофа, какъ въ комнату ко мнѣ вошелъ Моррисъ, необыкновенно-взволнованный, что вовсе не въ его характерѣ.

— Ну, что вы сказали ей? Какъ она приняла извѣстіе? спросилъ я.

— Удивительно! Мистриссъ Доддъ, кажется, мало вѣритъ моимъ словамъ, отвѣчалъ онъ, запинаясь:- то есть, не придаетъ имъ такого положительнаго значенія, внутренно не довѣряетъ справедливости открытія.

— Но вѣдь вы объяснили ей, что мы безчестно обмануты, нагло оскорблены?

— Я старался объяснить, сказалъ онъ, недоумѣвая:- старался самымъ деликатнѣйшимъ образомъ растолковать ей, какими низкими хитростями васъ обманывали; сказалъ, что, открывъ плутовство, я прискакалъ сюда изъ Бадена — къ счастью, еще во-время, чтобъ разоблачить его; но она почти не хотѣла и слушать меня: не обращая никакого вниманія на мои доказательства, она гнѣвалась на мою привычку мѣшаться въ чужія дѣла, на то, что я, не будучи никѣмъ прошенъ, занимаюсь тѣмъ, что до меня вовсе не касается; однимъ словомъ: она рѣшительно не хотѣла вѣрить мнѣ, приписывала участіе, принимаемое мною въ вашемъ семействѣ, низкимъ побужденіямъ, и сдѣлала нѣсколько невыгодныхъ замѣчаній о моемъ характерѣ.

— А дочь была тутъ?

— Миссъ Доддъ удалилась въ свою комнату вскорѣ послѣ того, какъ я началъ говорить; но мистриссъ Доддъ послала за нею, когда я уходилъ.

Я не могъ болѣе вытерпѣть и, не разспрашивая далѣе, бросился въ комнату жены. Одинъ взглядъ убѣдилъ меня, что убѣжденіе наконецъ овладѣло ею; жена лежала въ креслахъ, будто-бы съ нею обморокъ, а Мери Анна и Бетти растирали ей виски и давали нюхать разные спирты.

Мнѣ было довольно времени наблюдать за Мери Анною въ продолженіе этихъ процедуръ; я увидѣлъ, къ величайшему изумленію, что она такъ спокойна, такъ холодна, какъ нельзя болѣе. Проницательнѣйшій глазъ не могъ бы подмѣтить на ея лицѣ ни малѣйшаго слѣда тоски или разстройства. Потому, видя, что мать ея совершенно постигла истину, я не могъ угадать, слышала ли что-нибудь Мери Анна, или не знаетъ еще ничего. Но мнѣ вздумалось, что можно вывѣдать это съ помощью уловки, и я сказалъ:

— Если твою мать можно теперь снести по лѣстницѣ и посадить въ экипажъ, мы сейчасъ это сдѣлаемъ, Мери Анна. Намъ надобно ѣхать отсюда, какъ можно скорѣе.

— Разумѣется, папа, отвѣчала она очень-спокойнымъ тономъ.

— Послѣ того, что случилось, каждая минута, проводимая нами здѣсь — униженіе.

— Совершенная правда, папа, сказала она хладнокровно.

Ахъ, милый Томъ, эти женщины — непостижимая загадка. Ни физіологи, ни романисты, не знаютъ ихъ ни на-волосъ. Главнѣйшія тэмы у этихъ умныхъ людей — нѣжная впечатлительность, слабонервность и тому подобное. Но, повѣрьте моему слову: силою характера, невѣроятною переносливостью женщины превосходятъ насъ. Онѣ выдерживаютъ жесточайшіе удары съ истиннымъ геройствомъ и могутъ выносить разочарованіе въ гордыхъ надеждахъ, самое униженіе, съ непонятною для насъ энергіею.

Мнѣ оставалось, не утѣшать Мери Анну, не соболѣзновать ей, а только подражать, но мѣрѣ силъ, ея величественному спокойствію.

— Какъ ты думаешь, сказалъ я: можно будетъ намъ успѣть уѣхать на разсвѣтѣ?

— Очень-можно, отвѣчала она:- Августина укладываетъ наши вещи; а когда мама будетъ лучше, и я пойду помогать ей.

— Она знаетъ все? сказалъ я, показывая на жену.

— Все.

— И наконецъ убѣдилась?

Наклоненіе головы замѣнило отвѣтъ.

Такое хладнокровіе рѣшительно поразило меня. Я только могъ съ изумленіемъ смотрѣть на дочь, не сводя глазъ, и думать: „неужели же она знаетъ все?“ Не обращая никакого вниманія на мое удивленіе, она продолжала ухаживать за матерью, отъ времени до времени отдавая шопотомъ приказанія Бетти Коббъ.

— Папа, не распорядитесь ли вы укладкою вещей? сказала она.

Это заставило меня опомниться, и я поспѣшилъ исполнить совѣтъ.

Патрикъ, по всегдашнему своему обыкновенію въ случаѣ важныхъ событій, быль пьянъ и, вслѣдствіе того, завязалъ дѣятельное состязаніе съ вольфенфельзскою прислугою. Джемса я не могъ нигдѣ отъискать; наконецъ узналъ, что онъ одинъ ускакалъ верхомъ, съ полчаса назадъ, по дорогѣ въ лѣсъ, куда, какъ открылось, за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ направился молодой баронъ. Я испугался бы результатовъ погони, еслибъ меня не увѣрили, что Джемсу не догнать бѣглеца.

Моррисъ сказалъ мнѣ, что старый управляющій замка уже прогнанъ, такъ-что я по-крайней-мѣрѣ утѣшенъ былъ скорымъ наказаніемъ ему. Графъ продолжалъ оказывать намъ всевозможную внимательность и всячески старался своею деликатностью смягчить наше униженіе. При помощи Морриса, я увязалъ всѣ вещи и передъ разсвѣтомъ стояла ужь у подъѣзда карета, готовая къ отъѣзду. Торопливость укладки произвела „ужасныя пожертвованія“ красотою элегантнаго приданаго: шляпки, чепцы, платья были безъ жалости втискиваемы въ ящики и саки. Я не щадилъ ничего.

Въ продолженіе сборовъ, мистриссъ Д. почла необходимымъ прикрыть невыгодность своей роли нѣсколькими истерическими припадками. Совершенная потеря голоса наконецъ прекратила ихъ. Тогда водворилась блаженная тишина и позволила намъ закусить передъ отъѣздомъ. Завтракъ былъ роскошенъ, и графъ сказалъ Моррису, что еслибъ его присутствіе не было для насъ стѣснительно, то онъ почелъ бы себѣ большою честью позволеніе засвидѣтельствовать свое уваженіе дамамъ. Когда я упомянулъ о томъ Мери Аннѣ, она необыкновенно озадачила меня, сказавъ: „Ахъ, мы будемъ очень-рады; его внимательность обязываетъ насъ къ тому“. Каково, милый Томъ? Прибавьте, что и супруга моя, вопіявшая всю ночь, вышла къ завтраку съ улыбками и любезностями, опираясь на руку Мери Анны, которая, сказать мимоходомъ, одѣлась самымъ очаровательнымъ образомъ и, казалось, была совершенно готова къ новой побѣдѣ. Ахъ, женщины, женщины! Разгадайте ихъ, если можете, милый Томъ. Умственныя способности бѣднаго К. Дж. оказываются тутъ совершенно-несостоятельными.

Вы, конечно, не потребуете отъ меня разсказа о завтракѣ. Возможно ли представить себѣ положеніе постыднѣе нашего? а между-тѣмъ, клянусь вамъ, кромѣ меня и Морриса никто, кажется, и не думалъ о томъ. Мистриссъ Д. кушала, пила, улыбалась, дѣлала глазки графу съ истиннымъ удовольствіемъ; Мери Анна болтала, хохотала съ графомъ, нисколько не конфузясь; онъ былъ, очевидно, пораженъ ея красотою и она съ наслажденіемъ принимала его любезности. Я старался держать себя такъ же развязно, какъ и другіе, но — увы! давился каждымъ кускомъ, плачевно запинался на каждой шуткѣ. Бѣшенство, стыдъ кипѣли во мнѣ; бойкое хладнокровіе жены и дочери усиливало мой позоръ. Я былъ бы довольнѣе, еслибъ онѣ рыдали и не скрывали своихъ страданій. Я почти увѣренъ, что Моррисъ думалъ то же; онъ смотрѣлъ на нихъ изумленными глазами. Еслибъ не онъ, то не знаю, чѣмъ кончилось бы это утро, потому-что мои дамы, казалось, рѣшились новою побѣдою загладить мысль о пораженіи, и смотрѣли на графа Адельберга какъ на „завидную добычу безъ всякой фальши“. Это заставило меня прибѣгнуть къ совѣтамъ и помощи Морриса, и — полная честь ему — онъ устроилъ нашъ отъѣздъ живо и умно.