Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пикквикского клуба

— Да, да, — сказал мистер Пикквик, — солнце прожигает насквозь даже меня. Не понимаю, как вы переносите этот зной.

— Жарко, нечего сказать. Теперь, я думаю, уж первый час. — Видите вы этот зеленый холм?

— Вижу.

— Там мы станем закусывать, и вон уж, кажется, мальчишка притащил корзину. Аккуратен, пострел, как часовая стрелка.

— Славный парень, — сказал мистер Пикквик с радостным лицом. — Я подарю ему шиллинг. Ну, Самуэль, пошевеливайтесь.

— Держитесь крепче, — отвечал мистер Уэллер, обрадованный перспективой угощения. — Прочь с дороги, кожаный чертенок. «Если ты ценишь во что-нибудь мою драгоценную жизнь, не опрокидывай меня, болван», как говорил своему кучеру один джентльмен, когда везли его в Тайберн 5 .

И, ускорив свой бег до лошадиной рыси, мистер Уэллер мигом привез своего господина на зеленый холм, где стояла красивая корзинка, которую он и начал развязывать с величайшей поспешностью.

— Пирог с телятиной, — сказал мистер Уэллер, рассуждая сам с собой при разгружении корзинки. — Хорошая вещь — этот пирог с телятиной, если леди, которая готовила его, знает, что это не кошка; а я уверен, что знает. Оно и то сказать, теленок почти все то же, что котенок, и сами пирожники иной раз не видят тут ни малейшей разницы.

— Вы это откуда знаете? — спросил мистер Пикквик.

— Ну так! Я ведь, сэр, прошел, что называется, сквозь огонь и воду на своем веку! — отвечал мистер Уэллер, притронувшись к полям своей шляпы. — Однажды, сэр, имел я честь квартировать в том же доме, где жил пирожник со своим подмастерьем. Был он, что называется, забубенный малый и мастачил пироги из всякой дряни. Раз как-то прихожу я к нему в пекарню, когда уж мы с ним стояли на короткой ноге, прихожу да и говорю: «Здравствуйте, мистер Брукс». — «Здравствуйте, мистер Уэллер», — говорит он. «Как много у вас кошек, мистер Брукс!» — говорю я. «Да таки нешто, есть малая толика, — говорит он, — разводим с успехом». — «Должно быть, вы очень любите кошек?» — говорю я. «Нет, — говорит он, подмигивая мне, — другие джентльмены их любят. Теперь, впрочем, мы приберегаем их к зиме». — «К зиме!» — говорю я. «Да, — говорит он, — к зиме, мистер Уэллер: осенью мясо не в ходу». — «Как? — говорю я. — Что вы под этим разумеете, мистер Брукс?» — «Разумею? — говорит он. — Мясники, видите ли, большие скалдырники: я не имею с ними никакого дела. Посмотрите, мистер Уэллер, — говорит он, крепко пожимая мою руку, — вы человек добрый, мистер Уэллер: сора из избы не вынесете, а ведь, сказать вам по секрету, все эти пирожки начинены кошачьими кишками. Эти благородные зверьки заменяют у меня телятину, баранину, зайчатину иной раз, смотря по обстоятельствам. Бифштекс, котлеты, жареные почки, соусы с трюфелями — все это приготовляется у меня из кошачьего мяса, мистер Уэллер. Джентльмены кушают, облизываются да похваливают, а я себе и в ус не дую!»

— Должно быть, он большой пройдоха, этот Брукс! — сказал мистер Пикквик, подернутый легкой дрожью.

— Да, сэр, большой мошенник! — отвечал мистер Уэллер, продолжая опоражнивать корзинку. — Пирожки у него — что в рот, то спасибо: деликатес! Копченый язык… ну, и это не дурно, если только не женский язык. Хлеб, ветчина, холодная говядина в кусках — очень хороша. — А что в этих кувшинах, мальчуган?

— В одном пиво, — отвечал чумазый мальчишка, снимая со своих плеч два больших кувшина, перевязанных ремнем, — в другом — холодный пунш.

— Вот этого только и недоставало на тощий желудок, — сказал мистер Уэллер, обозревая с видимым удовольствием лакомые блюда, расставленные в правильной перспективе на зеленой траве. — Ну, джентльмены, милости просим за работу.

В другом приглашении не оказалось нужды. Проголодавшиеся джентльмены, вооруженные вилками и ножами, окружили разгруженную корзинку, между тем как мистер Уэллер, долговязый лесничий и двое мальчишек уселись на траве в недалеком расстоянии. Старый развесистый дуб представлял очаровательный приют для этой группы, тогда как перед глазами ее на огромное пространство расстилались зеленые луга, украшенные по местам разрастающимся лесом.

— Как здесь хорошо, боже мой, как здесь хорошо! — воскликнул мистер Пикквик, высвободившийся наконец из-под жгучего влияния солнечных лучей, запечатлевших яркие признаки загара на его выразительном лице.

— Да, любезный друг, здесь очень недурно, — сказал старик Уардль. — Не угодно ли стакан пунша?

— С величайшим удовольствием.

И это удовольствие яркими чертами изобразилось на щеках ученого мужа, когда он опорожнил свой стакан.

— Хорошо, — сказал мистер Пикквик, облизывая губы, — очень хорошо. Не мешает еще стаканчик. Прохладно, очень прохладно… Ну, господа, — продолжал мистер Пикквик, нагибая кувшин с холодным пуншем, — я намерен теперь предложить тост за здоровье наших друзей из Дингли-Делля.

Тост был принят с громкими рукоплесканиями.

— Знаете ли, что я выдумал, господа, — сказал мистер Винкель, посылая в рот кусок ветчины. — Я привешу к столбу застреленную куропатку и буду в нее стрелять, отступив сперва только на два шага и потом постепенно увеличивая пространство. Мне кажется, это будет превосходная практика.

— На своем веку, сэр, — перебил мистер Уэллер, — я знал одного джентльмена, который именно, как изволите говорить, начал стрелять в двух шагах; только после первого выстрела птица его совсем пропала, так что не доискались от нее ни одного пера.

— Самуэль, — сказал мистер Пикквик.

— Что прикажете?

— Вы сделаете хорошо, если оставите свои анекдоты до другого времени.

— Слушаю, сэр.

Здесь мистер Уэллер принялся моргать обоими глазами с таким уморительно-остроумным искусством, что мальчишки, поджав животы, должны были приникнуть к земле своими головами. Сам степенный лесничий не мог никаким образом скрыть от взоров публики своих веселых улыбок.

— Да, господа, превосходный пунш, — сказал мистер Пикквик, искоса поглядывая на кувшин, наполненный живительной влагой. — Всего лучше то, что он холоден: в жаркий день его можно употреблять вместо лимона. — Топман, любезный друг, хочешь стаканчик?

— С величайшим удовольствием.

И, выпив этот стакан вместе с любезным другом, мистер Пикквик налил еще другой, единственно для того, чтобы испробовать, не было ли в пунше апельсинной корки, которой он терпеть не мог. Оказалось, к счастью, что апельсинной корки совсем не было; поэтому мистер Пикквик выпил еще стаканчик за здоровье отсутствующего поэта. Затем немедленно предложил он тост во славу неизвестного изобретателя пунша.

Постоянная смена пуншевых стаканов произвела могущественное действие на организм ученого мужа. Скоро лицо его залучезарилось солнечной улыбкой, смех заиграл на его устах, и добродушная веселость заискрилась в его глазах. Уступая постепенно влиянию живительной влаги, мистер Пикквик выразил сильнейшее желание припомнить какую-то песню, слышанную им в детстве: песня вертелась на уме, но на язык никаким образом не шла; поэтому, для оживления младенческих воспоминаний, мистер Пикквик выпил еще стаканчик, уже совершенно затмивший его память. Позабыв слова песни, он разучился, по-видимому, произносить всякие слова, и язык его лепетал какие-то бессвязные звуки. Поднявшись, наконец, на ноги для произнесения перед собранием великолепной речи, мистер Пикквик повалился в свою тележку и немедленно погрузился в глубокий сон.