Дмитрий Григорович - Переселенцы

– А все-таки я его не пущу и свяжу, – сказал он, – надо его в суд представить…

– Это уж само собою, – возразил Андрей, – он и сам знает, что суда теперь не минует… такая, знать, доля его. А вязать его не к чему, он и так пойдет, – примолвил Андрей, обращаясь к Ване и начиная его всячески успокаивать.

Первым распоряжением Карякина, как только все пришли в усадьбу, было тотчас же послать верхового к становому приставу, который, к счастью, находился верстах в восьми. Требовалось прежде всего на самом месте преступления снять все показания как от разбойника, так от свидетелей и лиц, знавших его прежде. Филиппа и Степку, связанных по рукам и по ногам, посадили врозь, одного в дом, другого в конюшню, под присмотром мужиков, которым Карякин обещал щедро заплатить за хлопоты. Во все это время Андрей не покидал Ивана; он ободрял его и обнадеживал, говоря, что за Катерину и семью ее также нечего опасаться; по словам Андрея, скорее следовало радоваться, чем приходить в отчаянье, плакать и падать духом: по крайней мере семья навсегда освободится теперь от разбойника, который отымал у нее покой столько лет. Что ж касается Маши и ребятишек Лапши, которых, без сомненья, в суд не потребуют, Андрей брал их на свое попеченье на все время отсутствия родителей.

Переговорив таким образом с Иваном, Андрей, частью действуя по собственному желанию, частью повинуясь просьбам столяра, направился к Катерине, чтобы заблаговременно предупредить ее о том, что ее ожидало.

В полдень приехал становой пристав, и начался допрос. Истребованы были тотчас же Лапша, Дуня и Катерина. Но мы не станем описывать допроса станового. Зная всех лиц, исчисленных нами выше, зная отношение их друг к другу, читатель легко поймет, что должно было происходить в этот день в доме гуртовщика Карякина. К вечеру все показания были отобраны, нанесены на бумагу и скреплены свидетелями. В ту же ночь все лица, сопричастные делу, усажены были на подводы, нанятые гуртовщиком, и отправлены в уездный город; туда поехали также становой и Карякин.

Три недели прошло после пожара. Часа в два пополудни в ясный сентябрьский день в околице Панфиловки показался серый жеребец Карякина, показались беговые дрожки и сам Федор Иванович в своем новом казакине. Он накануне только вернулся из уездного города, куда ездил раза четыре во все время, как продолжалось следствие. В первую же поездку написал он отцу письмо, в котором подробно объяснил обо всем случившемся. Ожидание ответа повергало Федора Ивановича в сильную тревогу. Вообще события этих трех недель: пожар, покража денег, может быть, даже вид судей и самый ход строгого судопроизводства порастрясли, как говорится, мозги молодому Карякину. Им овладело что-то вроде тоски, какое-то недовольство самим собою, чего прежде с ним не бывало. Он не знал, за что взяться и что делать. Проведя таким образом целый день, Карякин решился ехать в Панфиловку. К такой решимости содействовала, быть может, привычка; нельзя, впрочем, поручиться, чтоб не было также и другой причины. Волокитство за встречными бабенками и девчонками ровно еще ничего не доказывало в таком человеке, как Карякин; безнравственность могла быть плодом невоспитания, дурного примера и, наконец, привычки; это не мешало гуртовщику иметь далеко не злобное сердце. Хотя Егор утверждал, что Федору Ивановичу никто не нравился больше Маши, но Егору, как известно, нельзя было верить; что до меня касается, я готов прозакладывать что угодно, что до сих пор Карякин никем так не прельщался, как полной, румяной Наташей. Лучшим доказательством, какого был он о ней мнения, могло служить письмо его к отцу. Он говорил между прочим, что готов хоть сию минуту исполнить давнишнее желание старика, готов жениться и остепениться. Он не называл Наташи по имени, но ясно намекал на нее, говоря, что находится по соседству такая девица – и скромница, и нравом добрая, и хозяйка большая, и очень даже из себя красива. Трехнедельная разлука после ежедневного почти свидания, тоска, тяготившая Карякина в это время, придали Наташе еще больше цены в глазах и сердце молодого купчика.

Справедливость всего сказанного нами подтверждается радостным чувством, которое овладело молодым человеком, когда он придумал средство примириться с Наташей и снова расположить к себе тетку. Въезжая на дворик Анисьи Петровны, он возблагодарил судьбу, которая посылала ему таких славных соседей. Вдовствующая заседательша сидела одна в комнате, обвешанной мешочками с семенами и украшенной портретом покойного. Она сначала сухо и как-то принужденно ответила на поклон и приветствие гостя.

– Вы меня извините, Анисья Петровна; я, может, помешал вам? – произнес Карякин, не зная еще, с которой бы стороны подойти ловче, но на всякий случай спеша задобрить старуху почтительным, любезным обхожденьем. – Вы так изволили беспокоиться… людей своих послали ко мне на помощь… сами заезжали два раза… я почел своим долгом благодарить вас…

– Ты никак, батюшка, три раза приезжал из города-то… можно было давно приехать ко мне… Спесив стал, отец родной, спесь-то одолела…

– Помилуйте, Анисья Петровна! это вы совершенно изволите напрасно… Не ехал я к вам потому… никаким, то есть, манером нельзя было… делов собралось множество… а главное-с: вся эта оказия причинила такое расстройство, что я думал, вы меня извините за мое, то есть, невежество…

– Садись, мой батюшка… что ж ты стоишь, как скворечница какая… садись…

– С моим великим удовольствием, – проговорил гость, располагаясь подле старухи, – теперича, – подхватил он, – теперича, благодаря богу, все это дело благополучно окончено; но ужасти что было такое, Анисья Петровна! Поверите ли, до сих пор не могу даже очувствоваться…

– Да скажи же, отец мой, как же это так? Стало быть, эти поганцы… ну вот, что на луг-то переселили, стало быть, они ни в чем этом не замешаны?.. Мне Андрей сказывал, их опять на луг отослали… Как же так?.. Ведь разбойник-то приводится им брат родной…

– Точно так-с; только найдено было, они ко всем делам его не причастны. В тот же день, как привезли их, посланы были справки в их деревню; через неделю ответ получили: действительно, говорят, такой-то шестой год в бегах; все приметы его показаны, и мальчика также упоминают… обо всех делах его рассказывают, все точь-в-точь как показала Катерина, брата его жена… Ну, а родня его, говорят, ни в чем таком не была замечена… самые, говорят, смирные, хорошие люди… Все это может быть, Анисья Петровна; только уж я вам доложу: зато брат этот, что поджег-то меня, уж это, я вам скажу, такой плут, какого в мире подобного нет! Я как только увидал его, сейчас, с первой точки увидел, какая это продувная бестия!.. Позвольте спросить, как находится в своем здоровье Наталья Васильевна? – неожиданно присовокупил Карякин, глаза которого все чаще и чаще устремлялись на дверь соседней комнаты.