Жак Стефен Алексис - Деревья-музыканты

— Ступайте окунитесь в холодную воду, милый мой! И дайте пройти, не загораживайте дорогу!..

После долгого ожидания и поисков Карл вторично встретил ее, и на этот раз она, слава богу, была одна. Правда, она презрительно фыркнула и даже плюнула, но Карл все шел и шел за ней. Девочка молчала, было ясно, однако, что терпения ее ненадолго хватит: глаза ее потемнели, губы сердито сжались, и она возмущенно взглянула на него. И тут, увы, добродетель ее пошатнулась. Равнодушие перешло в гнев, гнев излился в бранных словах, а воздыхатель, смеясь, воспользовался случаем и просунул руку за ее корсаж. Она наградила его пощечиной. Как опытный волокита, он погладил ее бедра и отскочил на почтительное расстояние... Если бы Карл догадался, что его наглое ухаживание успело вскружить голову красотке, он не остановился бы на полпути. Всему была виною плутовка-весна! Карл ушел в ту самую минуту, когда молоденькая негритянка готова была уступить его домогательствам, влюбившись в этого краснобая, как будто его слова обладали магнетическими свойствами. Да, Карл был мастер очаровывать и молодых и пожилых женщин. В его присутствии у них перехватывало горло и сохло во рту, что является безошибочным признаком неминуемого падения.

В третий раз он встретил девушку на танцах. Она не подняла на него глаз. Он пригласил ее. Она не ответила, тогда он силою увлек ее в круг танцоров. Он тесно прижимался к ней, тискал, целовал в шею. По окончании танца он спросил, чем можно ее угостить.

— Мне хотелось бы леденцов, сударь!.. И еще… флакон туалетной воды «Кошечка»...

Словом, наш молодец так рьяно обхаживал деревенскую простушку, что взял у нее решительно все. И он так усердно угощал ее сластями, что девушка не заметила, как понесла от него. Но как и почему это случилось, ни он, ни она, ни я не могли бы сказать. Проказничая с ней в чаще, Карл наконец догадался, что произошла перемена. Нежный живот девушки стал тугим и круглым, как барабан. Айе, господи боже! Мамочка милая! С этого дня красотка его больше не видела.

В среду на страстной неделе в воздухе просто гул стоял — столько различных звуков неслось отовсюду, ведь люди праздновали papa. Эдгар Осмен уже три дня не возвращался домой, и Леони изнывала от беспокойства. Мариасоль бегала разузнавать, куда он девался, но никто ей ничего не мог сказать. Тут пришел какой-то человек с поручением от лейтенанта. Оказалось, Эдгар задержался по служебным делам в окрестностях Солейе. Он просил брата срочно выехать к нему. Вот почему Карл скакал теперь по дороге. Проезжая мимо хунфора Ремамбрансы, он мельком увидел Буа-д’Орма.

Несмотря на геройство Диожена Осмена, древнее святилище все еще гордо вздымало кверху свои глинобитные стены и побуревшую соломенную кровлю.

— Ремамбранса не может погибнуть, — сказал Буа-д’Орм.

И люди свято ему верили — старик никогда не бросал слов на ветер. Они ждали, ждали с мучительным сомнением, но и с надеждой. Чтобы там ни было, а среда на страстной неделе должна быть днем радости. Старухи, собравшиеся в зале «собы», возносили молитвы в честь грядущей пасхи. Pater Noster и Ave Maria звучали под старой крышей, славя величайшего из святых — Иисуса Христа, ради которого приверженцы Ремамбрансы жгли фейерверк, смеялись и танцевали. Вечером даже старухи присоединятся к молодым, чтобы поразмять себе ноги и спеть что-нибудь до появления звезд. А теперь они усердно читали молитвы вслед за г-жой Анж Дезамо.

Карл с трудом прокладывал себе дорогу среди толпы, не обращая внимания на развернувшееся перед ним зрелище. Плясуны скакали как одержимые, отбивая ногами такт «рабордайя». Один искусник танцевал, держа в зубах стол, накрытый на четыре прибора. Распорядитель плясок подбросил высоко в небо блестящую жестяную палочку, успел пропустить стаканчик в увитой зеленью беседке и, преспокойно вернувшись, поймал свой снаряд до того, как он упал на землю. Музыканты, игравшие на различных инструментах, раскачивались и подпрыгивали на месте. Танцорки в пестрых кофтах без устали работали ногами, с молниеносной быстротой двигаясь по дорогам.

Немного дальше детвора увязалась за ватагой масок. Ребята стремительно бежали за ней, но вскоре вернулись, чтобы напасть на огромного толстопузого «иудея»— соломенное чучело с тыквенной головой. Они обрушились на него с палками и плетками. Штаны и старая рубаха пугала были уже в клочьях, из прорех со всех сторон сыпалась соломенная труха. Глупые юнцы! Во имя веры, проповедующей любовь к ближнему, они вооружились мстительной ненавистью, которую старшие внушали им в эти дни, самые горестные из всех, когда-либо описанных в мифологии, дни крестных мук сына божьего, который был просто несчастным человеком, наивным, чистосердечным и великодушным. А завтра другие сыны человеческие подвергнутся гонениям, как некогда Иисус или символический иудей.

Карл продолжал путь, но вдруг остановился, помимо воли залюбовавшись представившимся ему зрелищем. Танцевал «король праздника», похожий на лучезарную бабочку. Казалось, солнце распускает хвост, как павлин, день, клонясь к вечеру, готовит себе разноцветное ложе, вихрем кружится пассат и небо сливается с землею. Ноги короля выбивали дробь в воздухе, его великолепная туника трепетала на ветру, а усеянная звездами лазурная мантия надувалась, точно воздушный шар. Сам же он был живой орифламмой, он олицетворял попеременно птицу, ночное небо, стрекозу, ангела, светило, а его руки в шелковых перчатках походили на хвосты комет. Карлу пришлось наконец оторваться от созерцания. Пришпорив коня, он пустил его вскачь и стрелой понесся дальше. На землю спускалась ночь. Всадник поехал тише. Не было никакого смысла рисковать жизнью из-за старшего братца, этого махрового эгоиста. Нет уж, спасибо! Замедлив бег скакуна, Карл пытался справиться с собственным сердцем. Он досадовал, что находится в плену родственных чувств.

Добравшись до речки Солейе, он поехал через нее вброд и, придержав коня, позволил ему напиться. Над долиной высилась могучая громада Мексиканской горы — кормилицы жителей, приютившихся у ее подножия. Она давала жизнь этой реке, ее вершина задерживала облака, по ее склонам стекали дождевые воды, покрывающие ее леса обогревали очаги, а своей красотой она радовала людей на много миль вокруг.

— Вы кто будете? Братец лейтенанта?.. Он просил встретить вас и проводить...

Это сказал согбенный, сморщенный старик, который сидел на корточках у самой воды и посматривал на Карла маленькими живыми глазками. Дедушка с трудом пошевелился — все суставы у него хрустели — и наконец поднялся на ноги, так и не разогнув спины. Он пошел вперед, указывая путь всаднику. Сумерки сгущались. Карл и его проводник свернули на маисовое поле и долго петляли меж зеленых зарослей. Карл потерял всякое представление о том, где он находится.