Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

-- Нет, зачем же: и божились вы напрасно также не раз...-- спокойно заметила молодая женщина.

-- Ну, так уж на себя... на себя пеняйте после этого! -- разгорячился Дементий Алексеич,-- не могу же... не могу же я вам в щелку просунуть паспорта!

Лизавета Михайловна только улыбнулась и недоверчиво покачала головой.

-- Послушайте, Дементий Алексеич! -- сказала она, однако ж, немного подумав,-- я к вам выйду; но если это опять будет ложь -- уверяю вас, вы не увидите меня больше в своей квартире!

И Прозорова в самом деле вышла к нему, не ожидая, впрочем, ничего доброго. Дементий Алексеич встретил жену на пороге залы.

-- На-те! читайте! ра-а-дуйтесь!!.-- язвительно проговорил он и с сердцем бросил ей чуть не в лицо какую-то бумагу.

Хотя его "радуйтесь" и близко подходило по своему тону к "радуйся, царю иудейский", но тем не менее, когда Лизавета Михайловна нагнулась, чтоб поднять с полу брошенную бумагу, и тут же на полу, даже не разгибаясь впилась в нее жадным взглядом, из глаз молодой женщины так и покатились градом крупные слезы, тихо стуча по гербовому листу, который она держала в руках. Этот, по-видимому, ничтожный гербовый лист был действительно ее давно желанный паспорт, выданный также и на имя детей, да еще, вдобавок, и без означения срока.

-- Благодарю вас!..-- могла только слабо выговорить Прозорова и едва-едва поднялась с полу.

-- Не за что-с, не за что-с,-- насмешливо заметил ей супруг,-- очень рад, что бог избавит!..

Лизавета Михайловна хотела выйти.

-- Позвольте, позвольте!.. куда же... куда же вы?.. Паспорт в карманчик, да... да и тягу?! -- остановил ее муж.

-- Я только выпью воды,-- тихо ответила она и вышла.

Дементий Алексеич принялся бегать из угла в угол по зале, самодовольно потирая руки. Почтенный супруг полагал, конечно, что имеет весьма основательные причины для ощущения подобного самодовольствия; но, в таком случае, в чем же заключались эти причины? Что значил, наконец, такой крутой поворот в политике этого ехидного мужа?

Прозоров, по своему личному характеру, принадлежал к числу тех мелких, так сказать, домашних деспотов, которые, чем больше им уступают, тем способнее становятся сесть на шею ближнего и гнуть ее елико возможно, а при надлежащем отпоре -- летят кувырком сами. Встретив подобный же отпор в жене, Дементий Алексеич, разумеется, не придавал ему сначала большой важности; однако ж последующие опыты заставили отвергнутого супруга ясно уразуметь, что к Лизавете Михайловне они, во-первых, неприменимы; кроме того, эти же самые опыты показали ему, на что способна отважиться в будущем молодая женщина в погоне за своим освобождением. Прозоров не питал и прежде особенной нежности к жене; если на нее пал раньше его выбор, то уж конечно не за нравственные качества Лизаветы Михайловны -- тогда почти еще ребенка. Теперь же, при явном разладе между супругами, чувство любви и подавно не могло иметь места в соображениях Дементия Алексеич а или быть причиной его непонятного упорства; даже обыкновенная привычка сожительства, заменяющая иногда это чувство,-- и та была тут ни при чем: супруги уж давно жили врознь. Совсем иные побуждения руководили упрямой мыслью Прозорова -- не отпускать от себя жену, для него, просто, вопрос шел здесь о собственности, или, лучше сказать о вечном и нераздельном праве на эту собственность; другого, более нравственного взгляда на подругу жизни не существовало в умственном запасе Дементия Алексеича. Но когда он увидел Светлова -- темное подозрение, что уж не этот ли самый человек посягает на его рабовладельческие права, заставило Прозорова спросить себя, наконец: да не лучше ли будет спрятать подальше свое сокровище от глаз подобного хищника? В данном случае Дементий Алексеич соображал точно так же, как соображает иной скряга, предполагая зарыть где-нибудь в лесу клад: там, дескать, воры не заберутся; и точно так же, как бывает со скрягой, Прозоров упускал при этом из виду только одно: что в лесу-то и воровать клада не нужно, а просто -- приди да и возьми, кто хочет. Внезапное заключение Светлова в острог и городские толки, что "вряд ли молодой человек выберется сухим оттуда", выработали в несообразительной голове почтенного супруга весьма оригинальный план -- немедленно же спровадить жену в Петербург, чтоб отнять у нее этим способом хотя близкую-то возможность нарушения супружеской верности.

"Пусть, пусть съездит!.. пусть проветрится; а там я и сам... и сам махну в Питер!" -- злорадно думалось Прозорову, пока он рыскал по зале в ожидании жены. Оттого-то так самодовольно и потирал себе руки Дементий Алексеич.

-- Вам теперь не мешает... не мешает привыкать к водичке-то,-- насмешливо обратился он к Лизавете Михайловне, когда та вернулась,-- придется, пожалуй, и без хлеба иногда посидеть... Ну да, ведь, впрочем, в столице можно быть сытой и одними образованными людьми?..

-- Что бы ни ожидало меня впереди, я, будьте спокойны, не обращусь к вам за помощью,-- тихо, но с достоинством заметила ему молодая женщина.-- Кстати: детскую часть из тех денег, о которых у нас шел разговор в день вашего приезда, я завтра же утром отошлю в банк, представив вам квитанцию на них почтовой конторы, а остальную половину, мою -- вот возьмите; она вся тут до единого рубля...

Говоря это, Прозорова действительно вынула из кармана толстую пачку денег и протянула ее мужу.

-- Поспеется, поспеется еще...-- торопливо проговорил Дементий Алексеич, весь покраснев и сконфуженно отстраняясь от жены.

-- Я не могу оставить у себя этих денег,-- возразила она строго.

-- Ну так положите... положите их хоть на стол, вон... Так вот непременно в руки... в руки и надо взять!..-- вспылил почему-то почтенный супруг.

Дементию Алексеичу, по всей вероятности, стыдно стало брать назад свой подарок, или, быть может, Прозоров думал, что ему гораздо менее совестно будет взять потом эти деньги со стола, чем прямо принять их теперь из рук жены; во всяком случае, он испытывал в эту минуту нечто подобное тому, что чувствовал и прежде, когда, бывало, не будучи еще мировым посредником, а состоя в другой, менее чуждой соблазнов, должности, принимал темные лепты за темные дела.

-- Прекрасно... все прекрасно! но... но на что же... на что же вы поедете-то? на какие капиталы? -- помолчав, осведомился Прозоров у жены.-- Ведь не на себе же... не на себе же вы возок повезете?!.

-- Дети мне дают взаймы, из своих денег, тысячу рублей на дорогу и первое обзаведение в Петербурге,-- спокойно ответила молодая женщина.

-- Скажите, скажите на милость, какая огромная сумма!!.-- саркастически расхохотался Дементий Алексеич.-- Не призанять ли вам еще у нашего кучера рублей десять? Пригодятся... ей-богу!

Но Лизавета Михайловна, по-видимому, уже не оскорблялась теперь его циничными выходками или по крайней мере как будто не замечала их.