Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

-- Так как же ты говоришь, что есть нельзя, коли не пробовал?

-- Мама говорит...

-- А мама пробовала?

Владимирко еще больше обиделся и сделал гримасу человека, которого начинает тошнить.

-- Ну уж, чего вы говорите...-- сказал он несколько сердито.

-- Так почему же ты думаешь, что мышь нельзя есть, коли никто не попробовал, можно ли ее, в самом деле, есть?

-- А вы ели? -- оправился Владимирко.

-- Я тоже не ел, только не потому, что ее нельзя есть, а потому, что у нее мясо невкусное, пахнет скверно жиром.

-- А вкусное было бы -- съели?

-- Съел бы.

Владимирко повторил свою гримасу.

-- А как же вы знаете, что она невкусная, когда и сами ее не ели? --спросил он лукаво.

-- А вот, видишь, есть такие люди, ученые, которые стараются все испробовать,-- пробовали и мышиное мясо и нашли, что оно невкусно. Все-таки есть его можно: китайцы вон едят.

-- Они сами вам это рассказывали?

-- Кто? Китайцы-то?

-- Нет, другие-то...

-- Ах, ученые! Нет, не сами. То есть сами же, пожалуй, да только в книгах, а не лично мне.

Владимирко посматривал на брата крайне недоверчиво. Александр Васильич заметил это и сказал:

-- Да вот, лучше всего, мы когда-нибудь сами поймаем мышь, сварим ее, да и попробуем, какой у ней вкус. Вкусной окажется -- съедим, а коли невкусная -- выбросим.

Владимирко опять скорчил было прежнюю гримасу, но сейчас же и прояснился.

--- А вы где будете мышь ловить? В подполье лучше; там их много: во какие!..-- показал он двумя пальцами.

-- Можно и в подполье поймать.

-- А вот уж таракана, так никто не съест: он с усищами...-- захохотал Владимирко.

-- Я, брат, однажды съел таракана.

-- Съ-е-ли? -- растянул удивленно Владимирко.-- Зачем съели?

-- Да так, дурачился; хотел показать одной барыне, что можно и таракана съесть, не поморщившись, коли захочешь.

-- Невку-у-сный? -- снова растянул Владимирко, отчаянно сморщив нос.

-- Нет, ничего; почти никакого вкуса нет.

-- Вы мертвого или живого съели?

-- Мертвого.

-- А живой в брюхе будет ползать?

-- Нет. Он сейчас же переварится в желудке, так что от него и следов не останется.

-- Какой вы смешной! -- сказал Владимирко.-- А я умею по-вороньи каркать,-- прибавил он вдруг.

-- Ну-ка, каркни.

Владимирко каркнул очень похоже.

-- А вы умеете? -- спросил он у брата.

Александр Васильич тотчас же приподнялся на постели, уморительно покачал головой, подражая вороне, и так; мастерски каркнул, что у Владимирки даже слюнки потекли. Он по крайней мере с минуту после этого смотрел брату в рот, признав себя решительно побежденным.

-- А сороку...-- попросил он.

Александр Васильич не менее мастерски изобразил ему и сороку, даже как-то особенно забавно подпрыгнул для этого несколько раз на постели. Тут уж Владимирко пришел в совершенный восторг и, как бы в знак начавшейся дружбы, вскарабкался на брюхо к брату.

-- А ты умеешь, Саша, ракетки делать? -- спросил он с замирающим сердцем.

-- Еще какие, брат, умею делать-то! -- засмеялся Александр Васильич.

-- Врешь? -- допытывался Владимирко.-- А красный огонь... умеешь?

-- И красный огонь сделаю.

Красный огонь был для Владимирки своего рода демоническим призраком, преследовавшим его воображение с того последнего фейерверка, на котором он в первый раз увидел этот огонь.

-- А ты как ракетки научился делать? -- спросил мальчуган с самым живым любопытством, причем его маленькое личико, обыкновенно довольно угрюмое, сияло полнейшим торжеством.

-- Сперва прочел в книге, как делаются ракеты; после попробовал сам сделать, раза три испортил, а потом ничего, хорошо вышло.

-- А книга эта у тебя есть?

-- Нет, не взял с собой.

-- А красный огонь тоже по книге научился делать?

-- Тоже по книге.

-- А из чего он, Саша, делается?

-- Ты не. поймешь: в него разные вещи входят, все мудреные названия.

-- Ска-а-жи, Саша!..-- уморительно упрашивал Владимирко,

-- Ну... азотнокислый стронциан входит, бертолетова соль входит, сернистая сурьма...

Лицо Владимирки мгновенно омрачилось: он смекнул сразу, хоть и смутно, что это уж не чета его селитре. "У-ух сколько!" -- подумал он с полнейшей безнадежностью приготовить красный огонь.

-- А вот постой,-- сказал Александр Васильич, заметив на его лице эту безнадежность,-- вон там у меня в чемодане книга есть, в красном переплете, толстая такая... дай-ка ее мне сюда.

Владимирко опрометью бросился к чемодану и мигом досгал оттуда книгу.

-- Химия!-- не утерпел он не объявить громко, пробежав глазами заглавие.

-- Да, химия,-- подтвердил Александр Васильич и стал перелистывать книгу.

-- Что это значит "химия", Саша? -- полюбопытствовал Владимирко.

-- Наука такая... Если выучишься ей, будешь знать, из чего, например, соль состоит,-- вот что к обеду подают,-- как железо получается, отчего оно ржавеет... одним словом, я расскажу тебе когда-нибудь об этом поподробнее, а теперь вот смотри, прочти вот здесь...

"Славная, должно быть, книжка!" -- весело подумал Владимирко и с жадностью прочел указанное место, подтвердившее ему слова брата о составе красного огня.

-- Ты дашь мне, Саша, почитать эту книжку... а? -- попросил он умильно.

-- Возьми, да только ты ничего не поймешь в ней.

-- Ничего, я почитаю...

-- Почитай, почитай.

-- А эти... как они называются?.. для красного-то огня... здесь нельзя достать? -- опять с замирающим сердцем спросил Владимирко.

-- Отчего нельзя достать? В любой аптеке можно купить.

Владимирко пришел было в неописанный восторг, но вдруг подумал о чем-то и омрачился.

-- Без лекаря не дадут в аптеке...-- сказал он печально.

-- Дадут и так,-- утешил его брат,-- без рецепта только ядовитые вещества не отпускаются, а эти продадут.

-- А дорого, поди?

-- Не особенно.

-- Поди, три рубля, Саша?

Три рубля всегда представлялись почему-то Владимирке роковой финансовой единицей, разбивавшей в прах все его планы и надежды.

-- Эк куда хватил: три рубля! -- засмеялся Александр Васильич,-- разве несколько копеек.

У Владимирки совсем повеселело на душе. Он бесцеремонно принялся тормошить брата, но при этом как-то нерешительно все поглядывал ему в глаза.

-- Саша! А, Саша!..-- робко проговорил он, наконец.

-- Что?

Владимирко вдруг покраснел весь как рак, застыдился чего-то и мгновенно исчез из комнаты, оставив брата в полнейшем недоумении. Минуты через две он вернулся с какой-то бумажкой в руках, по-прежнему красный как рак, и робко всунул ее Александру Васильичу. Но едва тот стал развертывать бумажку, Владимирко закрылся халатиком, закричал: "Не читай при мне, Саша!" -- и убежал снова. Бумажка оказалась запиской, лаконически молившей: "Зделай мне севодни красной огонь". Прочитав ее, Александр Васильич расхохотался до слез.

-- Володя! -- позвал он громко Владимирку, который, притаясь в соседней комнате, в углу, просто умирал от нетерпения.