Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

-- Завсегда. Как принесешь их откуда-нибудь, так угол и бросишь.

-- Но ведь их вымести могут?

-- Гм! Нет, мои порядки здесь твердо знают; а может и выметают... да я, впрочем, никогда не считаю эту дрянь.

-- Что вы?! -- изумился Светлов.

-- Да что их считать! Сколько есть, столько и ладно.

Светлов недоверчиво покосил глаза в один из углов комнаты и действительно увидел на полу несколько медных и серебряных монет; он покосился на другой угол там тоже валялись две-три ассигнации.

-- Да вы и в самом деле, дядя, не шутите,-- сказал он, протянув руку по направлению валявшихся денег.

-- А чго мне шутить, маленький я, что ли? -- нехотя ответил Соснин и стал расспрашивать племянника о Петербурге.

Не успели они перебросить несколько слов, как в комнату вошла та самая женщина, которая встретила Светлова при входе сюда. Она несла поднос с двумя стаканами и бутылкой шампанского.

-- Что это, дядя, значит?

Александр Васильич с недоумением указал глазами на поставленную перед ним бутылку.

-- Значит, пить будем,-- коротко пояснил Соснин.

-- Так вы для этого спрашивали меня, пью ли я какое-нибудь вино? Для этого и деньги искали?

-- А то на кой же бы хрен я стал тебя спрашивать? Ты ведь не на исповедь в мою хату заглянул.

-- Но я, дядя, не буду пить.

-- Это отчего?

-- Во-первых, я никогда в это время не пью, да, кроме того, мне еще надо побывать у других родственников,-- сказал Светлов.

-- Эка невидаль! Что ж тебя стакан-то съест, что ли?

-- Да ведь неловко же приехать к ним навеселе в первый раз.

-- А тебе уксусом надо к ним показаться?

Соснин положил смычок в сторону, на стул, и насмешливо принялся откупоривать бутылку.

-- Погоди, племяша, шибко-то не скачи! Будет довольно впереди уксусу,-- насмотрятся: у семейной-то розы, брат, шипов еще не оберешься...-- сказал он, разрывая пальцем проволоку у пробки.

-- Зачем непременно такое дорогое вино, дядя...-- заметил Светлов, очевидно, не зная, что ему сказать.

-- А ты себя дешево ценишь? Ты у меня считал капиталы? -- спросил сердито Соснин.

-- Все-таки...-- затруднился Александр Васильич.

-- Эх вы, сорокалетники безусые! -- иронически-укоризненно проговорил Алексей Петрович и с шумом откупорил бутылку.-- С приездом честь имею поздравить! -- шутливо-торжественно прибавил старик, молодецки чокаясь своим стаканом с стаканом племянника.

Александр Васильич поблагодарил и отпил глоток вина.

-- Я, племяша, терпеть не могу церемоний,-- сказал Соснин, утирая двумя пальцами губы.

-- Да разве я церемонился?

-- Кто тебя знает: какой ты; вашего брата, нынешних, чтоб раскусить, надо два зуба выломать!

-- Будто? Это отчего?

-- Оттого, надо полагать, что вас не в одной квашне с нами месили,-- захохотал Соснин.

Светлов тоже засмеялся.

-- Чудак вы большой, дядя, как я посмотрю,-- молвил он, прихлебнув из стакана.

-- Что же, брат, делать: во фронте не состоял. А ты вот мне лучше скажи: охотник ты до баб?

-- Я очень люблю женское общество,-- сказал Светлов, опять не понимая, к чему клонится вопрос дяди.

-- Не о женском обществе тут речь,-- заметил старик с лукавой усмешкой,-- я к тому говорю, что если тебе понадобится когда приютиться с подружкой, так ты меня только предуведомь: я целый день могу в отпуску находиться, да и стенам-то от этого большого убытку не будет...

Александр Васильич слегка вспыхнул.

-- Вряд ли, дядя, мне придется воспользоваться вашей любезностью,-- сказал он холодно.

-- Было бы сказано молодцу, а там хошь век не пользуйся! -- закашлялся недовольно Соснин.-- А ты что же, толокно на розовой воде разводить здесь думаешь?

-- Право, я пока ничего об этом не думаю,-- неохотно ответил Светлов.

-- Гм! Так. У меня так эти дела по-военному всегда обделывались,-- рассмеялся старик.

Вино заметно воодушевило его.

-- Как же это? -- равнодушно спросил Александр Васильич, очевидно, не интересуясь ответом.

-- А вот как. Понравилась мне раз, в Кяхте, градоначальница тамошняя,-- я еще тогда совсем сизоперым ходил, лет двадцать пять мне было. Полюбилась бабенка, да и на-поди! Бывало, как только новые товары придут,-- а я тогда в приказчиках сидел у одного купца,-- я сейчас к ней... материи показывать. Маска у меня тогда была не эта.-- Соснин лукаво посмотрелся в зеркало.-- Смекнула, должно быть, баба, что парень того... давай глазами поворачивать, как я приду. А благоверный-то ее больше на службе развлекался. Бегал я, бегал к ней -- тошно стало, хоть душу выложи. Взял раз, махнул на колени, да и объяснился.-- Соснин молодецки прищелкнул пальцами.-- Куда тебе! И ногами и руками... Такую пыль подняла, что я с переполоху-то чуть в окошко не выскочил! Только уж как домой прибежал -- вспомнил, что "мерзавцем" окрестила. "Так ты, думаю, для чего же глазами-то ворочала? Постой!" А кровь во мне вот так, знаешь, и кипит-кипит. Раз, вечерком, подкараулил я, что царевна-то моя одна-одинешенька в тереме, захватил с собой пистолет, да и махнул к ней, через окошко, прямо в спальню. Как сейчас помню,-- сидела, книжку читала. Небось побледнела вся, как меня, добра молодца, увидала,-- и закричать не могла. А я, не будь робок, да пистолет-то ей в грудь, в упор, и приставил. "Если, говорю, вы сейчас же не того...-- Понимаешь? -- тут вам и дух вон!" Что ж ты думаешь? Чего только душа просила, все получил... А ведь пистолет-то, племяша, был не заряжен! -- окончил Соснин, угрюмо захохотав.

-- Неужели? Ну и что же потом? -- спросил у него Светлов, на этот раз, очевидно, заинтересованный рассказом дяди.

-- Потом-то? -- медленно переспросил старик, как бы наслаждаясь воспоминанием.-- Потом-то, племяша, лучше и не вспоминать на старости, что было: огонь-баба стала, веревками рук от шеи не оторвать...

Соснин залпом допил стакан, низко опустил свою седую всклокоченную голову и, сурово сдвинув брови, крепко о чем-то задумался.

Александр Васильич воспользовался этой минутой и стал прощаться, ссылаясь на множество визитов впереди.

-- Эк тебя роденька-то подмывает! Да ты хоть вино-то сперва допей... егоза! -- сказал Соснин, быстро очнувшись.

Светлов допил стакан.

-- Ну, нет, племяша, этим ты от меня не отделаешься; да и я тебя не всегда буду шампанским потчевать...-- торопливо проговорил Алексей Петрович, наливая племяннику новый стакан.

-- Вы непременно хотите, чтоб я раскис, дядя? -- спросил у него Светлов, улыбаясь.

-- Хороша же ты опара, коли дрожжей боишься! Или полагаешь, что дядю на старости потешишь, так достоинство свое потеряешь? -- начал сердиться старик.

-- Если это действительно может доставить вам удовольствие, дядя, тогда, разумеется, и толковать об этом нечего,-- сказал Светлов и сразу осушил стакан.

-- Вот это так! Это по-нашему, племяша. Спасибо!

Соснин встал и обнял племянника.

-- Постой! Ты ведь, кажется, сочинитель? -- спохватился он вдруг.