Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

-- Неблагодарная работа, Анюта,-- сказал он сосредоточенно.

-- Паша еще немного помогает: он в лавке шесть рублей жалованья берет: когда рубль, когда два уделит мамаше,-- заметила тихо Анюта.

-- Да, но ведь это, по вашей семье, как капля в море.

-- И еще у нас помощник есть,-- сказала девушка, грустно улыбнувшись,-- Алеша. Он пока дома живет, в школу у меня приготовляется, так вот по утрам и ходит синиц ловить западней. Он их продает, а деньги мамаше приносит. У него страсть ловить птичек.

-- А сколько лет этому помощнику? -- спросил Александр Васильич, тоже грустно улыбнувшись.

-- Восьмой год недавно пошел.

Светлов задумался.

-- А знаете, Анюта, -- сказал он через минуту, смотря ей прямо в глаза,-- я все-таки очень рад за вас, и именно за вас...

Девушка посмотрела на него в недоумении.

-- Видите ли, в чем дело, Анюта: я нахожу вас теперь такой, какой желал бы вас видеть, хотя и не предполагал, что такой именно вас и встречу...

-- Это как? -- удивилась она.

-- Я хочу сказать: живи бы вы лучше, вы были бы хуже. Оно кажется странно как будто, а между тем -- верно, если вдуматься глубже в ваше положение.

-- Значит, лучше жить -- худо? -- спросила она, недоумевая по-прежнему.

-- Как вам сказать, Анюта? Для вас, по-моему, лучше... так пожить... на некоторое время, разумеется.

-- Я вас не понимаю,-- сказала она.

-- Сейчас поймете. У нас, видите ли, школа не дает правильных понятий о жизни, не подготовляет к ней, и потому большей части из нас приходится брать уроки непосредственно у самой жизни. Чем раньше придут эти суровые уроки, тем лучше для человека, который из школы вынес одну только ненужную дребедень. Вот хоть вы, например, скажем. Я уверен, что вы ровно ничего не вынесли из вашего института, кроме нескольких красиво сшитых тетрадок, где на полях, я думаю, и теперь еще можно прочесть разные надписи вроде: "Ах, какой он душка!", "Божество!", если только они у вас сохранились. Ну, скажите, не правда ли?

Девушка кротко улыбнулась, но она была вся -- внимание.

-- Ведь знаний положительных вы никаких оттуда не вынесли,-- продолжал Светлов, заметно увлекаясь.-- Я даже смею думать, что вы до сих пор не умеете писать правильно по-русски; по крайней мере я так сужу отчасти по моей сестре,-- а это еще не бог знает что; да, говоря строго, это совсем и не положительное знание. Если же вы и такого-то знания оттуда не вынесли, так что же вы вынесли после этого? Разумеется, ровно ничего или почти ничего. А между тем там уж успели натолкать в вашу голову всякую ненужную дребедень, разные понятия, от которых развитые люди открещиваются потом и руками и ногами всю свою жизнь. И вот представьте, что, выйдя из института, вы поступили бы в так называемую "приличную обстановку", с полным довольством. Так бы у вас и не составилось никогда понятия о требованиях настоящей, действительной жизни, а не той, потребности которой выражаются в институтах деланием глубоких книксенов да сшиванием тетрадок розовыми ленточками. Вышли бы вы потом не менее "прилично" замуж, в полной уверенности, что и всем так же хорошо живется на свете, как и вам. Может быть, со временем, вам и пришлось бы узнать настоящую жизнь, зайти в ее дебри; но тогда она, по всей вероятности, сломала бы вас, а не исправила. Теперь вам легче дастся это знание: вы еще молоды, еще поборетесь, сил у вас хватит, а там, глядишь, как-нибудь и ясные дни проглянут...

Девушка с глубоким вниманием слушала эту горячую, совсем еще новую для нее речь. Ее мыслящая головка хотя и не все поняла из того, что теперь говорилось, но ею инстинктивно сознавалась правда высказанного.

-- Я никогда об этом не думала,-- сказала Анюта задумчиво.

-- И тогда, даже при самой лучшей обстановке.-- продолжал с жаром Светлов,-- вам не покажется, Анюта, ни странной, ни смешной какая-нибудь другая бедная девушка, штопающая брючки своим маленьким братьям...

-- Да, это правда,-- заметила она еще задумчивее, чувствуя в эту минуту большую симпатию и доверие к Светлову.

-- Главное, Анюта, надо помнить, что в жизни все берется с боя; даром ничего хорошего она не даст. Правда, иногда, по-видимому, дуракам и валит счастье, только ведь какое же это счастье? От такого счастья истинно развитый человек за тридевять земель бежит!..

-- Я иногда много думаю обо всем, но мне все кажется, что я ошибаюсь; посоветоваться не с кем, мамаше не до того, да она как-то и не соглашается со мной,-- сказала Анюта, не смотря на Светлова и как бы говоря сама с собой.

-- Ну, вот, теперь мы будем вместе советоваться,-- молвил Александр Васильич, переходя в более веселый тон,-- только, вперед, одно условие: полнейшая искренность с обеих сторон. Не так ли?

Он протянул ей обе руки.

-- Да, да; мне бы так хотелось с кем-нибудь поговорить, кто больше меня знает,-- сказала она, прямо и доверчиво смотря ему в глаза.

-- Ну, я хоть и немного больше вашего, а все-таки кое-что знаю, Анюта,-- заметил ей Светлов совершенно просто.

-- А вы не будете надо мной смеяться? -- спросила она наивно и как-то особенно весело.

-- Непременно; без этого не обойдется. Как только скажете, что-нибудь смешное, так и засмеюсь; впрочем, потом скажу, почему смеюсь.

Они снова оба засмеялись.

-- Так, значит, мы будем жить друзьями? Не правда ли? -- спросил через минуту Александр Васильич.

-- Разумеется, друзьями...-- застенчиво, но доверчиво ответила она.

-- Так что я могу считать, что с сегодняшнего же дня начинаются и мои дружеские обязанности в отношении вас.-- спросил снова Светлов.

-- То есть что же?.. я, право, не знаю...-- смутилась Девушка.

-- А вот что. Шитье-то ведь плохая работа, Анюта; времени уходит на него много, а труд не вознагражден. Это бы еще вполгоря, но тут и вопрос о здоровье замешивается...

-- Так ведь что же делать! -- вздохнула Анюта.

-- Постойте, не вздыхайте. Я вот что придумал: я вам уроки достану.

-- Ой, где мне! Я и сама-то ничего не знаю...

-- Ну, полноте, как ничего не знаете! Мы сперва начнем не с мудреных, а там и втянетесь помаленьку? -- сказал Светлов вопросительно.

-- Да я бы рада была... попробовать; только мне кажется, что я не справлюсь с этим.

Девушка грустно покачала головой.

-- А вот увидим, справитесь ли. Вы мне теперь скажите только, уполномочиваете ли вы меня позаботиться об этом?

-- Я, право, не знаю; я могу сконфузить вас: я ведь такая неловкая, дикая...

-- Вот уж я не из конфузливых-то! -- засмеялся Светлов.-- Нет, вы уж обо мне, пожалуйста, не хлопочите, Анюта. Я считаю этот вопрос порешенным... Да?

Он протянул ей руку. Она колебалась. Ей, видимо, и понравилось его предложение, и что-то удерживало еа принять его.

-- Я бы лучше подумала...-- сказала она, не зная, что делать.

А Светлов не отнимал своей протянутой руки.

-- Ну что же это? Что же я буду делать? -- тревожно прошептала Анюта, как бы говоря сама с собой, и ее маленькая, худенькая рука, может быть против ее воли, незаметно очутилась в здоровой руке Светлова.