Иннокентий Федоров-Омулевский - Шаг за шагом

-- Вздурел у нас Санька, совсем вздурел! -- растерянно шептала она родственникам и только безнадежно разводила руками.-- И ведь как приколдовала-то она его, чертовка этакая! Раз папа как-то выругал ее за глаза, беспутную, так ведь наш-то чуть с ножом не полез на отца! Совсем парень одурел!

А между тем виновник всей этой бури даже и не подозревал за собой такого несчастия. Он, правда, стал теперь, по-видимому, учиться еще хуже; но в действительности успехи его росли с каждым днем. Вращаясь в избранном кружке знакомых Жилинского, из которых все до единого были политические преступники, юный Светлов, даже и не спрашивая, то и дело получал здесь ответы на мучившие его вопросы. Ответы эти были всегда серьезны, строги, иногда ужасали его своей бесцеремонной резкостью, но тем не менее, они казались ему вполне удовлетворительными ответами, т. е. такими, каких давно жаждал его практически настроенный ум. В кружке Жилинского, в какие-нибудь три месяца, юноша гораздо более умственно вырос, чем во все свое семилетнее пребывание в гимназии. Между прочим, Светлов выучился здесь по-польски, познакомился в оригинале с Мицкевичем, Красинским {Красинский Зыгмунт (1812--1859) -- польский поэт, в ряде произведений которого ("Небожественная комедия", 1835) критически изображалось отживающее дворянское общество.}, Лелевелем {Лелевель Иоахим (1786--186!)--выдающийся польский историк и прогрессивный общественный деятель, участник польского освободительного восстания 1830--1831 годов.}... Он в это время даже не мог бы сказать положительно, что для него дороже теперь: сама ли Христина Казимировна, или кружок ее отца? Ужас стариков Светловых относительно нравственности "Христинки" тоже не имел никакого серьезного основания: она была честная девушка, только эксцентричная в высшей степени. Светлова Жилинская полюбила исподволь, незаметно для самой себя, и притом полюбила его самой чистой, первой девической любовью. Влюбленные, правда, уже и теперь открыто говорили "ты" друг другу, но в их отношениях, даже и наедине, не было и тени той короткости, после которой остается только "погибнуть без возврата", по выражению Ирины Васильевны. Несмотря на свою эксцентричность и шаловливость, Христина Казимировна с величайшим тактом пользовалась широкой свободой, предоставленной ей отцом. Он все видел, все знал -- и к обоим относился как нельзя радушнее, не подавая ни малейшего вида, что угадывает между ними любовь под оболочкой пленительной дружбы. "Уж это их дело, а не мое",-- основательно думал закаленный борьбою старик.

Между тем подошли и выпускные экзамены. Светлов, в последнее время почти не бравший в руки учебных книг, провалился, разумеется, на всех предметах, за исключением физики и словесности. Из последней он ухитрился-таки и на этот раз получить пятерку, да еще и с плюсом.

-- Опозорил ты совсем наши седые головы! -- мрачно сказал Василий Андреич сыну, когда обнаружился результат экзаменов.-- Теперь хошь десять лет еще сиди в седьмом классе, а аттестат мне подай!

-- Я не останусь больше в гимназии, нынче же выйду со свидетельством,-- возразил твердо сын.

-- Вы-ый-дешь? Что же так? -- насмешливо и вместе подозрительно осведомился старик.

-- Чтоб не позорить вас больше,-- ответил еще тверже юноша, слегка покраснев.

И он, действительно, настоял на своем: вышел из заведения, как только начался новый учебный год.

-- Что же вы, Светлов, намерены делать теперь с собой? -- спросил у него директор гимназии, выдав ему свидетельство.

-- Поеду в Петербург, в университет,-- развязно ответил тот, хотя дома у него не было пока и помину об этом предмете.

-- Не кончивши курса? -- удивился директор.

-- Я выдержу экзамен в Петербурге,-- еще развязнее пояснил юноша.

-- Что же вы здесь-то думали?

-- Здесь преподавать не умеют,-- брякнул Светлов.

Директор смерил его глазами с ног до головы.

-- Вы думаете? -- насмешливо спросил он.-- Жаль! Вы, кажется, способный мальчик...

Директор сделал резкое ударение на последнем слове.

-- Был когда-то мальчиком, но не считался способным между неспособными учителями,-- вспыхнул Светлов.

Почтенный педагог широко открыл глаза, точно перед ним стояло теперь совершенно другое лицо, а не то, которое он ежедневно видел в течение семи лет.

-- Во всяком случае,-- желаю вам успеха! -- сказал директор, значительно изменив тон, и на прощанье вежливо подал руку бывшему ученику.

На вопросы товарищей и знакомых о дальнейших намерениях Светлова он тоже отвечал всем, что едет в Петербург, так что вскоре и посторонние лица в городе, знавшие Светловых, стали поговаривать, что те отправляют недоучившегося сына в столичный университет. Только сами старики ничего не знали об этом.

-- Когда вы сынка-то отправляете? -- спросила раз, в это время, Ирину Васильевну одна знакомая ей попадья, встретив ее где-то у всенощной.

-- Никуда мы его не отправляем, а вот службу ему с отцом приискиваем,-- ответила та простодушно и почти обидчиво.

-- Да я уж от скольких слышала, что вы Сашеньку в Петербург, в неверситет отправляете,-- сказала недоверчиво попадья.

-- Кому, матушка, охота говорить пустяки, так и пусть говорят, а мы тут с отцом ни при чем,-- с очевидным уже неудовольствием заметила Ирина Васильевна и положила земной поклон.

"И какая же скрытная эта Светлиха! Да ведь мне у нее не воровать сына-то сорванца..." -- язвительно подумала попадья и тоже усердно принялась молиться.

Те же слухи и так же стороной дошли и до Василья Андреича.

-- Это он что же, нарочно, что ли, насмех нам рассказывает везде? -- посоветовался старик с женой.

-- Допроси-ка ты его хорошенько, да пристращай, отец, а то ведь этак парень-то и совсем пропадет у нас,-- посоветовала Ирина Васильевна.

Виновника этих переговоров в тот же вечер потянули к допросу.

-- Ты что еще выдумаешь, балбес? По всему городу ходишь -- трезвонишь, что мы тебя в Петербург отправляем...-- обратился к нему старик, насупив брови.

-- Я нигде не говорил, что вы меня отправляете, а я сам, действительно, собираюсь в Петербург; хочу в университет поступить,-- сказал твердо юноша.

-- На вшах, что ли, ты поедешь-то? -- едко заметила ему мать.

-- Как придется, мама, так и поеду,-- тихо и мягко ответил ей сын.

-- Ну, так ты так у меня и знай после этого: я тебя, шельму, в солдаты отдам, только ты у меня об этом заикнись! -- вышел из терпения Василий Андреич и гризно постучал кулаком по столу.

Юноша побледнел, но молча удалился из отцовского кабинета. Большую половину ночи он беспокойно проходил из угла в угол по своей комнатке, серьезно и упорно надумываясь о чем-то. Незадолго перед рассветом у него появилось вдруг точно такое же выражение, какое замечалось иногда на детском лице Саши, когда ему удавалось что-нибудь смекнуть. Юный Светлов спокойно уснул после этого.