Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
- Название:Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1973
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро краткое содержание
В этой книге представлены произведения крупнейших писателей Испании конца XIX — первой половины XX века: Унамуно, Валье-Инклана, Барохи. Литературная критика — испанская и зарубежная — причисляет этих писателей к одному поколению: вместе с Асорином, Бенавенте, Маэсту и некоторыми другими они получили название "поколения 98-го года".
В настоящем томе воспроизводятся работы известного испанского художника Игнасио Сулоаги (1870–1945). Наблюдательный художник и реалист, И. Сулоага создал целую галерею испанских типов своей эпохи — эпохи, к которой относится действие публикуемых здесь романов.
Перевод с испанского А. Грибанова, Н. Томашевского, Н. Бутыриной, B. Виноградова.
Вступительная статья Г. Степанова.
Примечания С. Ереминой, Т. Коробкиной.
Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— Какая женщина! — восторгался Хайме, выходя с другом на улицу. — У нее гениальная голова. Поговоришь с нею минуту — и сразу чувствуешь, как она талантлива.
— Да, это верно, — нехотя согласился Карлос.
— Она ваша невеста?
— Да, вроде бы так.
— Друг мой, вам повезло.
XX
Многие посетители парка Буэн-Ретиро не спешили уезжать на лето из города. О таких говорили, что у них туго с деньгами, однако подобные предположения не всегда соответствовали истине. В душах сплетников свили себе гнездо коварство и зависть — пороки, которые столь любила живописать тогдашняя испанская литература. Людей, не располагавших средствами, осуждали за то, что они делают вид, будто у них водятся деньги.
Про других же отсутствовавших завсегдатаев парка рассказывали, что они, мол, разъехались по пригородным деревням, а вернувшись в Мадрид, станут разглагольствовать об отдыхе в Биаррице или Сан-Себастьяне.
Один тогдашний юморист, человек остроумный и при случае зло высмеивавший мелкую буржуазию, не раз описывал подобных людей, проводящих лето в какой-нибудь дыре вроде Араваки или Галапагара, а затем, по возвращении в столицу, хвастающихся тем, что их дочь пользовалась большим успехом на модном французском курорте, названия которого они даже не умели произнести.
Конечно, — и об этом нельзя умолчать, поскольку чужие деньги для нас столь важная тема, словно мы выкладываем их из собственного кармана, — некоторые семьи, часто посещавшие Буэн-Ретиро, предпочитали отдыхать позднее, отправлялись на север лишь в середине августа и оставались затем за границей до начала ноября.
Друзья дона Пако Лесеа летом никуда не уезжали и не жаловались на это: кое-кто из его компании даже утверждал, что самые жаркие месяцы лучше всего проводить именно в столице.
— Жизнь в Мадриде, да еще с деньгами! Что может быть великолепнее? — восклицали они.
Иные, например, глава некой политической партии, человек хитрый, насмешливый и вечно зябнувший, уверяли, что в Мадриде восхитительное лето, за исключением нескольких слишком… прохладных дней.
Многие отстаивали подобные мнения не из лицемерия, а совершенно искренне. Жену и детей они отправляли куда-нибудь на северное побережье, а себя приносили в жертву священным интересам семьи. Эти жертвоприношения выражались обычно в том, что человек ужинал в ночных ресторанах с хористками из итальянской оперетты или фигурантками из варьете, а также играл в казино.
Одной из таких жертвенных натур был маркиз де Киньонес, представительный мужчина лет пятидесяти, с тщательно расчесанной бородой, усами шнурочком, носивший очки, белые гетры и белые перчатки. Голова маркиза напоминала голову манекена с витрины модной парикмахерской. Этот аристократ корчил из себя Дон Жуана, художника и дуэлянта. Когда в каком-нибудь солидном театре давали пышную премьеру, он ссужал труппу коврами и мебелью из своего дома. Буржуа на все лады превозносили подобную щедрость и предупредительность, восхищаясь ими так, словно это был серьезный вклад в развитие культуры и социальный прогресс.

Маркиз обладал редкими и недоступными для непосвященных познаниями. Он располагал достоверными данными и точной, научно обоснованной информацией о хороших портных, экипажах, лошадях, шляпах и тростях. А о кулинарных тонкостях нечего и говорить! Если он гарантировал вам сотерн, устрицы или белую икру — черная считалась тогда не очень изысканной закуской, — то этому можно было верить не менее твердо, чем если бы вам это обещал сам его святейшество римский папа, который, как известно, непогрешим со времен Пия IX {240} .
Киньонес, приметная фигура в фойе театров и уборных актрис, считал себя полубогом, человеком эпохи Возрождения, новым Медичи {241} ; с видом покорителя женских сердец он одарял дам банальными комплиментами с претензией на язвительность, которые выслушивались с многозначительной миной, хотя на самом деле пропускались мимо ушей.
Был у маркиза и своеобразный Сосия {242} — его друг, комический актер, видевший в Киньонесе свой идеал, подражавший его манере говорить и одеваться и, без сомнения, считавший его безупречным образцом мужчины. Этот лицедей играл в комедиях роль аристократов, видимо, из-за своего сходства с маркизом. Все принимали его за этакого Петрония {243} и новоявленного arbiter elegantiarum. У него была привычка носить перчатки в руке и, садясь, отбрасывать фалды сюртука, что представлялось ему, вероятно, признаком чрезвычайной элегантности и утонченности.
Другим поклонником маркиза Киньонеса и его закадычным другом был Пепито Веларде. Этот корчил из себя аристократа и великого художника одновременно. Веларде писал весьма посредственные портреты, довольно схожие с оригиналом — точь-в-точь раскрашенные и отретушированные фотографии. Он специализировался на изображении разряженных женщин в мантильях с бахромой, с лорнетом в руке, которых он увековечивал на фоне Пласа-де-Торос или ипподрома, в зависимости от приверженности заказчицы ко всему английскому или ко всему испанскому. Пепито умело рекламировал свою живопись в аристократических домах и много зарабатывал, хотя брал за свои труды относительно дешево. Его не грызли сомнения: он был новым Джордано {244} , еще одним Luca fa presto [59].
В облике Пепито, всегда лощеного и одетого по моде, было что-то рыбье: известная рыбообразность всегда считалась в Испании признаком аристократизма. Усы с закрученными кончиками топорщились, волосы — à la утопленник, то есть прилизанные. Поэтому он был из тех, кто чешет себе голову крайне осторожно, одним пальчиком. Веларде мнил себя Ван-Дейком {245} своей эпохи. На самом же деле он был Ван-Дейком базаров и постоялых дворов.
В середине августа наш художник отправлялся в Сан-Себастьян. Там, танцуя вальс-бостон в казино и нежно наклоняясь то к правому, то к левому плечику дамы, он не переставал нашептывать ей о том, что больше всего на свете мечтает написать портрет своей партнерши в мантилье с бахромой и с лорнетом в руке, дабы увековечить ее на фоне Пласа-де-Торос или ипподрома, в зависимости от… и получить за это деньги. Последнее, конечно, лишь подразумевалось и отнюдь не произносилось вслух в минуты самозабвенного опьянения танцем.
XXI
Иногда неподалеку от компании дона Пако и его друзей усаживались дамы аристократического общества в сопровождении спортсменов. Если верить злоречивой молве, между дамами и их кавалерами существовали интимные отношения. Верховодила в этой группе старая маркиза Калатрава, толстая, рыжая, размалеванная матрона с белесыми глазами, обрюзгшим лицом цвета зажаренного поросенка, почти всегда одетая в бледно-зеленое платье и носившая колье из крупных бриллиантов, а также кольцо с не менее крупными камнями. Ее сопровождали две дочери. Старшая, Виктория, несколько мужеподобная особа, щеголяла в костюме от портного, в рубашке с мужским воротничком и при галстуке. За ней ходила слава лесбиянки. Обычно она кокетничала с одним нарядным тореро, у которого было худое лицо иезуита. Младшая, Лус, смуглая меланхоличная девица с черными, разделенными на прямой пробор волосами, постоянно вела беседы со своим cavaliere servente, маленьким, тощим, желтушного вида аристократом, который всегда был во фраке и напоминал мумию, вышедшую из саркофага.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: