Эдвард Бульвер-Литтон - Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена

В ту же ночь и в тот же час, когда происходил этот ужасный разговор между Арбаком и колдуньей, Апекид принял крещение.

– И ты не боишься, Юлия, идти сегодня вечером к ведьме на Везувий, да еще вместе с этим ужасным человеком?

– Отчего же, Нидия? – отвечала Юлия робко. – Ты в самом деле думаешь, что это страшно? Эти старые ведьмы со своими волшебными зеркалами, решетами и травами, собранными под луной, я думаю, просто ловкие обманщицы. Они, наверно, ничего и не знают, кроме тех чар, га которыми я обращаюсь к их искусству, а эти чары лишь результат знания полевых трав и целебных растений. Чего же мне бояться?

– А ты не боишься своего спутника?

– Кого, Арбака? Клянусь Дианой, я никогда не видела более почтительного мужчины, чем этот чародей! Не будь он таким смуглым, он был бы даже красив.

Хоть Нидия и была слепа, ей стало ясно, что Юлия не из тех, кого могли испугать ухаживания Арбака. Поэтому она не стала ее больше убеждать, но в ее смятенном сердце росло неодолимое желание узнать, действительно ли с помощью колдовства можно приворожить того, кого любишь.

– Возьми меня с собой, благородная Юлия, – сказала она наконец. – Я не могу служить тебе защитой, но хотя бы буду возле тебя.

– Охотно, – отвечала дочь Диомеда. – Но как же быть? Мы, наверно, вернемся поздно, а тебя хватятся дома.

– Иона добрая, – сказала Нидия, – если ты разрешишь мне переночевать в твоем доме, я скажу, что ты, давняя моя покровительница, пригласила меня к себе на целый день петь фессалийские песни…

Когда наступил вечер, Юлия улеглась в свои просторные носилки, где вместе с ней поместилась и Нидия, и они направились к загородным баням, о которых говорил Арбак. Избегая, по приказанию Юлии, людных мест, рабы-носильщики пришли на маленькую круглую лужайку, где в свете звезд поблескивала статуя Силена; веселый бог, у ног которого лежала пантера, облокотился о скалу, держа у рта кисть винограда, которой он, видимо, любовался, прежде чем ее съесть.

– Я не вижу чародея, – сказала Юлия, озираясь.

При этих словах египтянин медленно появился из-за деревьев, и тусклый свет заиграл на его длинных одеждах.

– Здравствуй, красавица! – сказал он. – Но погоди. Кто это с тобой? Нам не нужны свидетели.

– Это только слепая цветочница, о мудрый чародей, – отвечала Юлия. – Она сама родом из Фессалии.

– А, Нидия, – узнал египтянин. – Я ее знаю.

Нидия подалась назад и вздрогнула.

– Ты была в моем доме, – прозвучало у нее над ухом. – Помни же клятву. Молчание и тайна, а не то берегись! «И все же, – добавил он про себя, – зачем нужно посвящать в наши дела даже слепую девчонку?» – И обратился к Юлии: – Неужели ты не доверяешь мне? Я совсем не так страшен, как это кажется. – И он осторожно отвел Юлию в сторону. – Колдунья не любит, когда к ней приходит много людей сразу, – сказал он. – Пускай Нидия подождет тебя здесь, нам она ни к чему. Твоя красота и знатность – достаточная для тебя защита. Да, Юлия, я знаю твое имя.

Тщеславная Юлия, как мы уже видели, была не из робких. Любезности Арбака ей польстили, и она охотно согласилась, чтобы Нидия подождала у бань; Нидия тоже не настаивала. Когда она услышала голос египтянина, весь страх перед ним проснулся в ее душе, и она рада была, что ей не нужно идти вместе с ним.

Она отошла к баням и села в одной из раздевален.

Много горьких мыслей одолевало ее, когда она сидела там, погруженная в вечную тьму. Она думала о несчастной своей судьбе, вдали от родины, от материнской ласки. Она была лишена света дня, и чужие люди направляли ее шаги, а единственное нежное чувство приносило ей лишь страдания – ее любовь была безнадежна, и тусклый луч надежды мелькнул в ее уме лишь тогда, когда она подумала о силе любовных чар.

Природа посеяла в сердце этой бедной девушки семена добродетели, которым не суждено было взойти. Несчастье не всегда смягчает человеческую душу, нередко оно ожесточает ее. Если мы считаем, что судьба незаслуженно обошлась с нами суровее, чем с другими, то мы готовы считать весь мир своим врагом, бросаем ему вызов, подавляем в себе доброту, даем волю темным страстям, которые так легко вскипают от чувства несправедливости. Проданная в рабство еще ребенком, она попала к негодяю хозяину, а потом, когда ее снова продали, судьба девушки стала еще горше, и добрые чувства, которые жили в душе Нидии, были омрачены.

Время шло. Наконец в комнате, где сидела Нидия, все еще погруженная в мрачные размышления, послышались легкие шаги.

– Благодарение бессмертным богам, – сказала Юлия, – я вернулась из этой ужасной пещеры! Пойдем, Нидия. Скорей!

И только в носилках Юлия заговорила снова.

– Ах! Какое это зрелище! Какое ужасное колдовство! И лицо у этой ведьмы как у мертвеца. Но не будем говорить об этом. Я получила зелье, она ручается за его действие. Моя соперница станет ему безразлична, и меня, меня одну будет обожать Главк.

– Главк! – воскликнула Нидия.

– Да! Я сказала тебе, что люблю не его, но теперь вижу, что тебе можно довериться. Я люблю этого красавца грека!

Ужас охватил Нидию. Она помогла разлучить Главка с Ионой, но лишь для того, чтобы им силою магии завладела другая. Сердце ее чуть не разорвалось, она задыхалась, но в темноте носилок Юлия не видела ее волнения; она продолжала рассказывать о действии зелья и о своем близком торжестве над Ионой, то и дело вспоминая ужасное зрелище – каменное лицо Арбака и покорность ему ужасной колдуньи.

Тем временем Нидия справилась с собой. У нее мелькнула мысль: ведь сегодня она будет спать в одной комнате с Юлией и может сама завладеть приворотным зельем.

Добравшись до дома Диомеда, они спустились в покои Юлии, где их ожидал ужин.

– Выпей вина, Нидия, ты, наверно, озябла. Сегодня свежо, я совсем окоченела.

И Юлия, не моргнув, выпила пряного вина.

– Дай мне подержать фиал с зельем, – сказала Нидия. – Он совсем маленький! Какого цвета жидкость?

– Она прозрачная, как хрусталь, – отвечала Юлия, отбирая фиал у Нидии. – Ее не отличишь от воды. Колдунья уверяет, что зелье совершенно безвкусно. И хотя фиал маленький, его вполне достаточно для того, чтобы вызвать у человека любовь на всю жизнь; зелье можно подлить в любую жидкость. Главк даже не заметит, что выпил его, и почувствует лишь действие чар.

– Значит, с виду оно совсем как вода?

– Да, бесцветное и прозрачное. Совершенно прозрачное. Оно как эссенция лунной росы. О светлый напиток! Как ярко ты озаряешь мои надежды, блестя сквозь хрустальный фиал!

– А чем он закрыт?

– Только одной пробочкой. Вот я ее вынула. Запаха никакого. Как странно: зелье, которое ничего не говорит ни одному чувству, способно повелевать всеми чувствами вместе!.