Шолом-Алейхем - Менахем-Мендл. Новые письма

Что сделалось у меня на душе от этих слов, я тебе писать не стану. Приди, кажется, кто-нибудь и прокляни меня по-всякому, и то было бы милей. Но раз мама говорит, надо молчать. Она ведь мне не враг. И тебе тоже, хоть за глаза она и клянет тебя по три раза на дню, и все от души, так, как ты того, по чести сказать, заслуживаешь и как тебе желает всего доброго и всяческого счастья твоя воистину преданная тебе жена

Шейна-Шейндл

Книжка, про которую ты мне пишешь и которой хочешь осчастливить целый свет и себя самого, — про нее уже знают жук да жаба , и все ее ждут не дождутся. Уже много кто меня о ней расспрашивал… Знать бы мне про мои беды так, как я знаю, что им ответить. Они хотят, чтобы ты ее мне прислал прямо сюда, чтоб им не тратиться на письма и марки. Умники! Мало того что им дают бесплатно, так они еще хотят, чтоб им домой принесли. Как говорит мама: «Облупленное яичко да прямо в рот…»

( № 164, 30.07.1913 )

Моей дорогой супруге, разумной и благочестивой госпоже Шейне-Шейндл, да пребудет она во здравии!

Прежде всего, уведомляю тебя, что я, слава Тебе, Господи, нахожусь в добром здравии и мире. Господь, благословен Он, да поможет и впредь получать нам друг о друге только добрые, спасительные и утешительные вести, как и обо всем Израиле, — аминь!

Затем, дорогая моя супруга, да будет тебе известно, что турок помимо того, что сам на себя навлек несчастье, разбил все мои драгоценные планы. Не стоило ему поддаваться уговорам молодых людей [343] …молодых людей… — Имеются в виду младотурки. , и не стоило ему спешно лезть в Адринополь, Киркелес и прочие места, откуда его выкурили так недавно, что, как говорится, даже место не остыло. Ему это было не нужно, потому что, дай Бог, чтоб я ошибался, так просто ему это с рук не сойдет. «Высокие персоны» уже заседают, думают, советуются и ищут способ, как бы его по-тихому оттащить и загнать обратно на его старую родину…

На самом деле сильно обижаться на турка тоже нельзя. Жажда мести велика, когда видишь, как твое имущество валяется повсюду без призора, словно после погрома, а чужие люди его делят… А тут, с Божьей помощью, сами погромщики вдруг перессорились, не смогли поделить добычу, побили да покалечили друг друга — когда ж еще подвернется такой удобный случай. Как говорит твоя мама: «Вот тебе горшок, вот тебе и ложка…» Не стоит, однако, забывать, что враг [344] …враг… — Имеется в виду Болгария, проигравшая Вторую Балканскую войну. хоть и разбит, но за его спиной стоят такие скандалисты, такие большие «медведи» [345] «Медведи» — биржевики, играющие на понижение акций. , как, например, англичане в клетчатых штанах или немцы со своими здоровенными мордами, и им нисколько не выгодно, чтобы турок после погрома восстал из мертвых, забрал бы все обратно и встал бы на ноги так, чтобы быть в силах сказать « Обнови дни наши, как прежде » [346] Обнови дни наши, как прежде — Эйха (Плач Иеремии), 5:21. . Почему это им невыгодно? Очень просто, глупенькая. Я объясню тебе это с помощью притчи [347] Я объясню тебе это с помощью притчи. — Вся притча построена на устойчивой политической метафоре «больной человек Европы», применявшейся к Турции. .

Допустим, есть престарелый дядя, богач, все дожидаются наследства, а он, в добрый час, болен, и есть надежда, что опочит вечным сном, и тогда его, не жалея слез, оплачут, вынесут, отдадут последние почести, проводят на кладбище, наймут учеников талмуд-торы, чтобы те пели, идя вслед за погребальными носилками, « Правда пойдет пред лицем Его » [348] Правда пойдет пред лицем Его — Тегилим (Пс.), 85:14. , раздадут беднякам немного мелочи, приобретут для него приличный участок, положат среди самых почтенных обывателей, велят раввину, чтобы тот произнес порядочную надгробную речь, начав с пронзительного стиха и закончив восклицанием: «Ступай же, дядюшка, ступай прямиком в рай — там твое место — йисгадал ве-искадаш »… [349] Да возвысится и освятится ( арам. ). Первые слова кадиша, который произносят над могилой. А когда вернутся домой, скинут сапоги, сядут справлять траур [350] …скинут сапоги, сядут справлять траур… — Обряд траура заключается в том, что скорбящие сидят разувшись на полу или низких скамеечках. , женщины сварят лапшу для поминальной трапезы, а соседи придут утешать скорбящих, не говоря, по обычаю, «доброго утра», посидят немного, встанут и уйдут, не попрощавшись, только пробормочут себе под нос: « Циен ве-йерушалаим »… [351] Сион и Иерусалим ( др.-евр. ). Фрагмент традиционного утешения скорбящим: «Да утешит вас Всевышний среди остальных скорбящих Сиона и Иерусалима». Тогда запрут дверь, опустят занавески, достанут завещание и примутся за дележ… Представь себе, однако, дорогая моя супруга, что все совсем наоборот, то есть что больной дядя вдруг начинает выздоравливать, просит только хлеба с маслом, цимеса с черносливом и всего такого прочего да велит подать зеркало — ему хочется взглянуть на свой язык, потом становится словоохотливым и начинает сыпать поговорками, — можешь себе представить, как тяжело становится на душе у его бедолаг-родственников? Они, конечно, улыбаются, поскольку очень рады, что дяде, слава Богу, полегчало, но что они желают ему в душе, этого лучше не слышать!..

Вот тебе притча. А какая у нее мораль, я думаю, ты и сама понимаешь… Разжевывать и в рот класть не требуется… Но кое о чем ты все же спросишь: где же справедливость? Где Бог? Почему бы бедному турку не забрать свое разграбленное имущество? Что в этом плохого?.. Тем же вопросом сперва, глупенькая, задавался и я. Но была бы ты на моем месте и читала бы все, что я читаю у себя в редакции, все эти телеграммы да письма со всего света, всю эту крылатую ложь, обманы и неправду, которые сначала выдумают, а потом тут же отрицают, видела бы ты все эти подножки, которые один норовит подставить другому, всю эту кровь, которая льется повсюду рекой, — ты бы, как и я, тоже перестала задавать эти вопросы. Я не только сам перестал задавать эти вопросы — я уже не могу выносить, когда их задают мне, потому-то и перестал захаживать к Хасклу Котику в кофейню, чтобы он оставил меня в покое и перестал меня попрекать, почему, дескать, все помалкивали и допустили, чтобы балканцы перебодали друг друга как быки? Ладно бы «полумесяц» — это он имеет в виду турка — идет войной на славян, это, дескать, он еще понимает. Но как ваши распрекрасные славяне допускают, заявляет он мне, что их же собственные братья, такие же славяне, истребляют друг друга? Ладно, о справедливости, дескать, речь уже не идет. Он хочет лишь одного, чтобы я ему сказал, в чем тут смысл? А человек этот, чтоб ты знала, если уж насядет, то быстро от него не отделаешься. Вот он насел на меня с этой еврейской кофейней, которую я хочу открыть на акции, чтобы я принял его « устав », который он для меня разработал. У всего, дескать, должен быть « устав », утвержденный казной , а как же иначе? Даже для моей книги в пользу эмигрантов он тоже, дескать, разработал « устав » — человек сам не свой от « уставов »… Покамест же я могу тебе написать, дорогая супруга, что моя книга произвела сенсацию! То есть не сама книга, нет еще никакой книги, но « Лехо дойди », которое я пустил в печать, уже взбудоражило весь свет, и я получаю отовсюду сотни писем. Один спрашивает, когда уже наконец выйдет книга? Другой спрашивает, будет ли вся книга издана в рифму на манер « Лехо дойди »? Еще один спрашивает, какая мне выгода в том, что я издаю книгу даром, без единой копейки? А еще один задает вот какой вопрос: коль скоро я издаю книгу даром, почему же я требую марку? Нет уж, даром, значит, даром… Жадный народ, эти наши евреи, скажу я тебе! Чтобы каждому ответить, нужно потратить состояние Бродского только на марки! И поскольку у меня нет времени, буду краток. Если на то будет воля Божья, в следующем письме напишу обо всем более подробно. Дал бы только Бог здоровья и счастья. Будь здорова, поцелуй детей, чтобы они были здоровы, передай привет теще, чтобы она была здорова, и всем членам семьи, каждому в отдельности, с наилучшими пожеланиями