Энтони Троллоп - Марион Фай

После этого, Роден более не колебался, хотя друзья его, включая лорда Персифлаж, барона сэра Бореаса и Крокера, продолжали действовать с прежней энергией. Пусть их делают, что хотят, он сохранить имя Джорджа Родена, так как она уверяла, что удовольствуется им.

Через сэра Бореаса он узнал, что записан в книгу кандидатов под именем «герцога ди-Кринола». Сэр Бореас не был членом этого клуба, но слышал о происшедшем, вероятно, в каком-нибудь своем клубе.

— Очень рад слышать, что вы записаны у «Иностранцев», — сказал Эол.

— Но я вовсе не записан.

— Вчера вечером мне говорили, что барон д'Осси записал вас под именем герцога ди-Кринола.

Тут Роден узнал всю истину, как барон его предложил, а министр иностранных дел поддержал, не потрудившись даже спросить его мнения.

— Честное слово, мне казалось, что ты этого желаешь, — сказал ему Вивиан.

Тогда к министру иностранных дел была отправлена следующая записка:

«Мистер Роден, свидетельствуя почтение лорду Персифлаж, позволяет себе заявить, что относительно клуба Иностранцев произошло недоразумение. Мистер Роден глубоко чувствует оказанную ему честь и весьма признателен лорду Персифлаж, но так как он не признает за собой права на честь принадлежать к этому клубу, то просил бы снять имя его с книги. Мистер Роден пользуется случаем, чтоб уверить лорда Персифлаж, что он не принимает и никогда не примет имени, которым он, как он слышал, внесен в клубную книгу».

— Он осел, — сказал лорд Персифлаж барону д'Осси.

Барон молча пожал плечами.

— Есть люди, барон, которым помочь нельзя, как ни старайся. Этого человека хватило на то, чтоб завоевать сердце очень хорошенькой девушки, с прекрасным состоянием и высоким общественным положением, а между тем он так глуп, что не хочет позволить мне совсем поставить его на ноги, когда представляется к тому случай.

Вскоре после этого Роден явился в Парк-Лэн и попросил доложить о нем маркизу. Проходя через сени, он встретил мистера Гринвуда, который очень медленно спускался с лестницы. Они не видались с того достопамятного дня, когда капеллан, в этом самом доме, по поручению маркиза, так неблагосклонно принял Джорджа Родена. С тех пор положение обоих изменилось. Теперь, когда они встретились у подножия лестницы, клерк очень любезно поклонился, но мистер Гринвуд едва ответил на поклон. «Из-за этого молодого человека, — сказал он себе, — и вышла вся беда. Из-за того, что людям, ему подобным, дозволяют врываться в среду аристократов и джентльменов, Англия и идет в чорту».

Маркиз не был в очень хорошем расположении духа, когда Родена привели к нему в комнату. Его встревожил его бывший капеллан, а он не был в состоянии легко выносить подобные тревоги. Мистер Гринвуд наговорил ему вещей, которые крепко рассердили его, речи эти отчасти относились в его дочери и ее поклоннику.

— Нет, я не очень здоров, — сказал он в ответ на расспросы Родена. — Не думаю, чтоб мне когда-нибудь стало лучше. О чем вы намерены потолковать?

— Я пришел объясниться, милорд, — сказал Роден, — потому что мне неприятно бывать у вас в доме под ложным предлогом.

— Ложный предлог? Какой? Я ненавижу всякую ложь.

— И я также.

— О каком ложном предлоге вы говорите?

— Боюсь, что вам сказали, лорд Кинсбёри, что, если б, вы выдали за меня вашу дочь, вы выдали бы ее за герцога ди-Кринола.

Маркиз, который сидел в своем кресле, замотал головой, тревожно пошевелил руками, но тотчас не ответил.

— Я хорошенько не знаю, милорд, — продолжал Роден, — каковы ваши мысли на этот счет, так как мы никогда еще не обсуждали этого вопроса.

— Я не желаю обсуждать его в настоящую минуту, — сказал маркиз.

— Но вы должны знать, что я не принимаю титула и никогда не приму его. Другие сделали это за меня, но без всякого полномочия с моей стороны. Я не имею средств поддерживать этот титул в той стране, которой он принадлежит, а как англичанин, я не вправе пользоваться им здесь.

— Я вовсе не считаю вас за англичанина, — сказал маркиз. — Меня уверяют, что вы итальянец.

— Меня воспитывали как англичанина, я прожил в этой роли двадцать пять лет. Мне кажется, теперь было бы трудно лишить меня моих прав. Никто, я думаю, и пытаться не будет. Я останусь Джорджем Роденом, каким был всегда. Я не стал бы, конечно, беспокоить вас этим разговором, если б я не искал руки вашей дочери. Вправе ли я предположить, что я был принят вами здесь в качестве искателя ее руки? — У маркиза в данную минуту не нашлось ответа на этот вопрос.

Конечно, молодой человек был признан женихом. Лэди Франсес разрешили отправиться в замок Готбой, чтоб видеться с ним. Вся семья собралась, чтобы приветствовать его в лондонском доме. Газеты были полны таинственных заметок, в которых о будущем счастливом женихе говорилось то как об итальянском герцоге, то как об английском почтамтском клерке.

— Конечно, он теперь должен на ней жениться, — сказал маркиз жене в сильной досаде. — Все это дела твоей сестрицы.

Сам он в добрую минуту благословил дочь. Он знал, что теперь не может отступить от этого, да и будь это возможно, совсем не желал доставить жене такой повод торжествовать.

— Жаль мне тревожить вас, лорд Кинсбёри, в эту минуту, если вы не хорошо себя чувствуете.

— Я совсем не хорошо себя чувствую. Если вам все равно, я предпочитаю не толковать об этом теперь. Когда мне удастся повидать Гэмпстеда, тогда, может быть, все уладится.

Так как больше говорить было не о чем, то Джордж Роден откланялся.

Неудивительно, что лорд Кинсбёри был не в духе, когда Родена ввели к нему в комнату, так как мистер Гринвуд заходил накануне и не был принят. Тогда он написал письмо, так жалобно моля о свидании, что маркиз не в силах был отказать ему. Мистер Гринвуд был достаточно знаком с эпистолярным искусством, чтобы суметь в подобном случае произвести должный эффект. Он прожил, писал он, под одной кровлей с маркизом четверть века. Несмотря на различие положений, они жили друзьями. В течение этого длинного периода маркиз часто удостоивал спрашивать советов своего капеллана и нередко — следовать им. Неужели, после всего этого, он откажет в последнем свидании?

Свидание состоялось. Началось оно с того, что мистер Гринвуд сообщил о смерти ректора местечка Аппльслокомб! Маркиз, конечно, знал об этом, — уже отдал место другому, — мистер Гринвуд не надеялся получить это место, может быть, и не желал этого. Но ему хотелось запастись обидой, иметь сюжет, с которого он мог бы повести свои жалобы.

— Вы должны были знать, мистер Гринвуд, что я никогда не предназначал этого места вам, — сказал маркиз.

Мистер Гринвуд, сидя на кончике стула и потирая руки, заявил, что он питал на этот счет некоторые надежды.