Энтони Троллоп - Марион Фай

— В таком случае, я не понимаю, на каком основании. Я никогда не говорил вам об этом. Я ни минуты об этом не думал. Я всегда имел намерение назначить туда молодого человека, говоря относительно. Не думаю, чтоб я мог еще что-нибудь для вас сделать.

— Конечно, сделали-то вы немного, лорд Кинсбёри.

— Я сделал все, что намерен был сделать, — сказал маркиз. — Я все это объяснил через мистера Робертса.

— Двести фунтов в год за четверть века!

— Вам совсем не следовало сюда врываться и заводить со мной речь об этом.

— После того, как я столько лет прождал этого места!

— Вы не имели никакого права ждать его. Я вам его не обещал. На вашу просьбу я вам сказал, что об этом и думать нечего. Отроду не слыхивал такой дерзости. Я должен просить вас оставить меня, мистер Гринвуд.

Но мистер Гринвуд еще не располагал уходить. Он пришел сюда с целью и намерен был преследовать ее. Ясно было, что он решился не дать маркизу запугать себя. Он встал со стула и молча смотрел на маркиза. Больной, наконец, почти испугался его упорного молчания.

— Зачем вы так стоите, мистер Гринвуд? Разве вы не слышите, что мне больше нечего сказать вам?

— Да, милорд, я слышал, что вы сказали.

— Так почему ж вы не уходите?

— Придется сказать, милорд.

— Что придется сказать?

— Маркиза!

— Что вы хотите сказать, сэр? Что имеете вы сообщить?

— Не пожелаете ли вы послать за милэди?

— Нет. Я вовсе не намерен посылать за милэди. Какое милэди дело до всего этого?

— Она обещала.

— Что обещала?

— Место. Она поручилась, что я получу Аппльслокомб, как только приход освободится.

— Не верю ни единому слову.

— Обещала. Не думаю, чтоб милэди стала это отрицать. Она обещала мне это с известной целью.

— С какой? Если вы намерены сказать что-нибудь, говорите; если нет — уходите. Если вы очень скоро не решитесь на то или другое, я велю выгнать вас из дома.

— Выгнать из дома?

— Конечно. Если вы намерены угрожать, вам бы лучше было сделать это письменно. Можете написать мне, или лорду Гэмпстеду, или мистеру Робертсу.

— Это не угроза. Это простое заявление. Милэди обещала мне это… с целью.

— Не знаю, что вы этим хотите сказать, мистер Гринвуд. Не думаю, чтоб лэди Кинсбёри обещала что-нибудь подобное; но если б и так, она не имела на это никакого права. Повторяю, я этому не верю; но если б она и обещала, я не был бы связан этим обещанием.

— Даже если вы места не отдали?

— Я его отдал, мистер Гринвуд.

— В таком случае я вынужден просить…

— О чем?

— О вознаграждении, милорд. Это будет только справедливо. Спросите милэди. Милэди не может желать, чтоб меня выгнали из вашего дома, милорд, с двумястами фунтов в год, после всего, что было между мной и милэди.

— Что ж такое было? — спросил маркиз, поднимаясь с места и стоя, совершенно выпрямившись, перед собеседником.

— Я предпочел бы, милорд, чтоб вы узнали это от самой милэди.

— Что ж такое было?

— Да все из-за лэди Франсес.

— Но причем же здесь лэди Франсес?

— Но меня заставляли делать все возможное, чтоб помешать этому браку. Вы сами пользовались моими услугами, милорд. Вы поручили мне принять молодого человека и объяснить ему всю бездну его дерзости. Не моя вина, лорд Кинсбёри, если обстоятельства с тех пор изменились.

— Вы считаете себя вправе предъявлять мне равные требования, потому что вам, как моему капеллану, поручено было принять джентльмена, который явился сюда по щекотливому делу?

— Я, собственно, не это имел в виду. Не будь ничего другого, я бы молчал. Вы спросили меня: причем тут лэди Франсес, и и вынужден был напомнить вам одно обстоятельство. То, что произошло между мной и милэди, было, конечно, гораздо серьезнее; но все началось с вас, милорд. Если б вы мне не дали этого поручения, не думаю, чтоб милэди когда-нибудь заговорила со мной о лэди Франсес.

— В чем же дело? Садитесь и расскажите все, как порядочный человек, если у вас есть что рассказать. — Утомленный маркиз вынужден был возвратиться к своему креслу. Мистер Гринвуд также сел. — Помните одно, мистер Гринвуд, джентльмену неприлично повторять то, что ему доверили, особенно тому или тем, от кого это желали скрыть. Христианину не подобает пытаться сеять раздоры между мужем и женой. А теперь, если у вас есть что сказать, говорите. — Мистер Гринвуд покачал головой. — Если нечего, уходите. Откровенно вам говорю, что не желаю видеть вас здесь. Вы являетесь с чем-то вроде угрозы; если вам угодно продолжать, продолжайте. Я не боюсь вас выслушать. Но говорите или уходите.

— Вы, вероятно, — начал мистер Гринвуд, — не станете отрицать, что милэди удостоивала меня большого доверия.

— Мне это совершенно неизвестно.

— Как, милорд, вы не знали, что милэди в Траффорде совершенно откровенно говорила со мной о лорде Гэмпстеде и леди Франсес?

— Если у вас есть что сказать, говорите, — крикнул маркиз.

— Конечно, молодой лорд и молодая лэди — не родные дети милэди.

— Это еще тут при чем?

— Конечно, тут было не без горечи.

— Да вам-то до этого какое дело? Я не позволю вам говорить мне о леди Кинсбёри, если вы не имеете сообщить мне о какой-нибудь вашей претензии на нее. Если вам обещали денег и она это признает, вам их уплатят. Обещала она вам что-нибудь подобное?

Мистер Гринвуд находил очень трудным — мало того, совершенно невозможным — выразить в определенных выражениях то, что желал объяснить одними намеками. У него была своя логика. Он много раз повторял себе, что он, который пользовался таким доверием знатной дамы, не может влачить жалкое существование с двумястами фунтов в год. Если б все дело действительно можно было объяснить маркизу, он, вероятно, сам бы это понял. Ко всему этому следовало прибавить, что ничего дурного сделано не было. Маркиза была у него в большом долгу за его желание помочь ей отделаться от наследника, который был ей неприятен. Маркиз в еще большем долгу за то, что он этого желания не исполнил. Он думал, что сумеет отчасти дать это понять маркизу, без категорических объяснений. Он желал сказать маркизу собственно то, что было дано какое-то таинственное обещание, и что, так как выполнить его было нельзя, то следует подумать о вознаграждении. Он не обманул, ничьего доверия никого не выдал, да и не намерен был выдавать. Он очень желал объяснить маркизу, что, так как он, мистер Гринвуд, джентльмен, то ему без опасений можно доверять что угодно; но за то и маркиз должен исполнить свою роль, а не выгонять пользовавшегося его доверием капеллана из дома, с нищенской пенсией в двести фунтов!

Но маркиз, по-видимому, приобрел несвойственную ему силу характера, и мистер Гринвуд находил, что выражения приискать не так-то легко. Он заявил: «Тут было не без горечи», и далее этого идти не мог. Невозможно было намекнуть, что милэди желала видеть лорда Гэмпстеда «устраненным».